Стивен Галлахер - Царствие костей
— Что нам с того, Том? Мы дети нашего времени.
— Какого времени, Луиза? Ты — прошлого, а я — завтрашнего. Да, ты права, мы всего лишь пара жалких обманщиков.
Вспыхнула разноцветными огнями рампа, осветив живописное изображение. Зал зааплодировал. Сэйерс мельком взглянул вниз, увидел морские волны, корабли, и на одном из них — Наполеона.
Под нарастающий звук приветственных возгласов Луиза произнесла:
— Когда влюбилась в Джеймса Каспара, я отлично знала, что натура его испорчена. После его смерти я продолжала падать. Позднее ко мне пришло ощущение потерянной души.
— Потерянной для кого? — спросил Сэйерс. — Во всяком случае, не для меня. За все последние годы не было и часа, когда бы я думал о тебе как о пропащей.
— Я убила человека.
— Непреднамеренно. Не поверю, чтобы ты сознательно лишила его жизни. Луиза, назови мне хотя бы одного, кого ты убила, желая его смерти.
Она долго не отвечала. Взгляд ее был прикован к сцене, а лицо оставалось бесстрастным. Какие мысли блуждали в ее голове, о том Сэйерс не догадывался. Он не мешал ей думать. Внизу разворачивалась картина военных действий, в которые, помимо французской армии, была вовлечена и испанская. Внезапно над войсками взвилось гигантское знамя Соединенных Штатов, а под ним фигура воина. Оба символизировали непобедимый дух Америки.
— Мне известны условия игры, — продолжал Сэйерс. — И я знаю, как они умирали. Ты не стремилась их убить, но в твоем рискованном представлении случается и такое — ведь те, кто обращается к тебе, ищут удовольствий в страданиях и боли. Следовательно, они и принимают на себя все последствия.
— Том, — возразила Луиза, — я уже сказала тебе, что полюбить тебя не могу. Во мне погибла сама способность любить. Хотела бы я, чтобы между нами все сложилось не так. — С этими словами она посмотрела на него, и он понял значение ее взгляда.
Хотя Сэйерс никогда никого не любил, кроме Луизы, он не чурался женской компании, охотно участвовал в пикниках, частенько заканчивавшихся постелью.
— О чем ты? — спросил он, ожидая подтверждения своей догадке.
Она прикрыла глаза, вспоминая.
— Есть страсти не греховные, а естественные, славящие Бога и избранный нами путь во имя его, — медленно произнесла она и открыла глаза.
— Прямо здесь? — спросил он.
— А почему нет?
— Но, Луиза, я не хотел бы…
— Что здесь плохого?
— Мне кажется, ты ничего ко мне не чувствуешь.
— В том-то и состоит моя беда, но это ничего. Важно то, что никто и никогда не любил меня так, как ты. А что я чувствую, я и сама не знаю.
На сцене актер в образе Джеймса Монро, держа в руках свиток договора, выразительно зачитывал его. Луиза встала и, дернув за шнур, опустила бархатную портьеру, расправила ее по всей ширине ложи, скрывая ее от всего театра. Громадный зал внезапно уменьшился до размеров крошечного приватного кабинета. Сделалось темно. Узкая полоска света проникала в ложу снизу, оттуда, где портьера не касалась пола, да из щели, образованной неплотно закрытой дверью.
Она стояла у портьеры, словно тень в царстве теней.
— Подожди, — прошептал Том. Встав с кресла, он направился к двери, прикрыл ее и задвинул изящную позолоченную щеколду.
Затем Сэйерс повернулся к ней.
— Луиза, ты знаешь, я ни в чем не могу отказать тебе, но если ты собираешься всего лишь вознаградить меня, то уж лучше я пойду отсюда.
— Том, — позвала она. — Не вознаградить тебя я хочу, а возродиться с твоей помощью, ведь ты же сам говоришь, что душа моя еще жива. Сделай так, чтобы я поверила в это. Верни меня к жизни. Кроме тебя, никто не сумеет мне помочь.
Луиза сбросила на пол перчатки, расстегнула крючки взятого напрокат платья.
— Развяжи вот тут, — попросила она.
Едва сдерживая дрожь, он развязал бретельки, и рубашка, скользнув по телу, опустилась на лежащее вокруг ног платье.
— Сколько лет я мечтал об этой минуте, — произнес Сэйерс.
— Я знаю, — ответила Луиза.
Сэйерс стянул с себя фрак, так быстро, что швы под рукавами затрещали. Из коридора донеслись тяжелые шаги. Затем кто-то постучал в дверь, толкнул ее. Послышались приглушенные голоса, но вскоре все стихло.
— Тебя не смущает моя татуировка? — спросил Том. — По глупости сделал в юности.
— Достаточно разговоров.
Сэйерс начал было рассказывать Луизе об обращении к пожилому китайцу с просьбой вытатуировать на руке ее имя, но тот слишком плохо знал английский и написал одну букву неправильно, как вдруг потерял дар речи, когда увидел, что она, сняв с себя последнюю одежду, предстала перед ним совершенно обнаженной. Луиза протянула руки и шагнула к нему. Во мраке ложи тело ее отливало лунной белизной. Ему вдруг показалось, что все ее движения рассчитаны, а она отлично сознает, какой эффект они произведут на него, но мысль эта исчезла так же внезапно, как и появилась. Он смотрел на нее будто завороженный.
Пол ложи, очень жесткий, сделанный из массивных досок, пах свежей краской.
Но что это сейчас для них значило?
Глава 46
Себастьян Бекер зашел в салун на углу Тулуз-стрит и Бурбон-стрит пропустить кружку пива и послушать пианиста, но местечко выбрал, как он вскоре понял, не самое презентабельное. Одиноко сидевшие в ресторанной части женщины явно выставляли себя напоказ. Себастьян догадался, что попал в тайный бордель. Догадка вскоре подтвердилась — к двум женщинам подошли мужчины и после короткого разговора повели их по лестнице наверх. Минут через пять к нему приблизился разносчик и предложил купить пару книжонок скабрезного содержания с картинками. Себастьян отказался, быстро допил пиво и вышел, оставив на стойке десять центов.
С утра день складывался неудачно. Объявленные в городе на несколько дней праздники затягивали его поездку, принуждая бесцельно слоняться по улицам. Все конторы были закрыты, никто не мог ему ничего толком объяснить. Сегодня все только и говорили о вечернем бале у губернатора. Себастьян предположил, что и завтрашние его поиски окажутся столь же безуспешными.
Когда-то давно Элизабет изъявляла желание посетить Новый Орлеан, но, зная понаслышке о местных нравах, он не рискнул отправить ее сюда. Город показался бы ей романтичным, каким она и ожидала его увидеть, но было в нем что-то смущающее. Самыми красивыми оказались именно те районы, которые женщинам лучше было бы обходить стороной. Креольское наследие Французского квартала медленно угасало, уступая место странной новой разновидности морального упадка. Казалось, зарождается новый мир, чарующий и комфортный, но где все перевернуто с ног на голову. Греховные дела творились с удивительной любезностью, сопровождались самыми учтивыми манерами. В изысканной архитектуры зданиях прятались публичные дома, рекламировавшиеся как спортивные клубы и литературно-художественные салоны. Мадам выдавали себя за тренеров и покровительниц искусств, проститутки представлялись ученицами. На этом маскировка их прямой деятельности заканчивалась, и начинался деловой разговор.
Находившийся за старым кварталом шумный, огромный Город полумесяца жил своей обычной деловой жизнью. Открывались многочисленные магазины, в небо устремлялись небоскребы. Именно здесь, насколько понял Себастьян, и отбрасывались запреты, неприкрыто демонстрировались и господствовали истинные страсти. Кто-то сегодня рассказал ему в гостинице о ежегодных карнавалах, которые проводились в Новом Орлеане на Марди Гра. Откуда ему было это знать? Продираясь вечером сквозь толпы, мимо баров и танцзалов, из которых вырывалась самая разная музыка, он с раздражением подумал, что в таком городе карнавалы никогда не кончатся.
Новый Орлеан словно специально выстроили для Луизы Портер, здесь она могла вдоволь тешить свои пороки, беспрепятственно выискивать извращенцев, пороть, калечить, душить, истязать, никого не опасаясь, делать с ними что угодно, не боясь привлечь чье-то внимание.
Самая большая толпа собралась возле здания Французской оперы. Кто-то уходил из колышущейся массы, исчезал в близлежащих кабаках, но их места тут же занимали новые лица, другие фигуры, возникавшие нередко из тех же салунов. Люди собрались здесь, чтобы поглазеть на представителей света, на сливки общества, повосхищаться чужими нарядами, порадоваться чужому счастью. Они не знали тех, кто проходил мимо них, и не представляли их жизни, считая ее сказочной, они лишь воображали себе их развлечения. Тротуары заполнили сотни зевак, впивавшихся взглядами в роскошные экипажи. За отъезжавшими наблюдало куда меньше народу.
Днем Себастьян побывал на телеграфе, откуда отправил Элизабет телеграмму. Он сообщил, что с ним все в порядке и что он продолжает поиски. Не желая расстраивать супругу, он не обмолвился ни о срыве своих планов, ни о тупике, в котором оказался.
