Борис Акунин - Коронация, или Последний из романов
Я медленно и осторожно, по вершку, перевёл взгляд на лежащее тело. Хотел ещё раз посмотреть на безжизненное лицо, но так до него и не добрался — в глаза бросился синяк, темневший из-за раскрывшегося ворота рясы. Синяк был давнишний, виденный мною ещё на квартире в Архангельском переулке.
И тут глухая пелена, окутавшая мой мозг, вдруг заколебалась, проредилась.
— А как же ушибы и ссадины?! — закричал я. — Не сама же она себя избила! Нет, вы всё лжёте! Произошла страшная ошибка!
Фандорин целой рукой схватил меня за локоть, тряхнул.
— Успокойтесь. Ушибы и ссадины у Линда остались после Ходынки. Его там тоже изрядно помяли — ведь он оказался в ещё худшей давке, чем мы.
Да. Да. Фандорин был прав. Конечно, прав. Спасительная пелена снова окутала меня защитным покровом, и я мог слушать дальше.
— У меня было достаточно времени, чтобы восстановить весь план московской операции Линда. — Эраст Петрович разорвал зубами платок, неловко перетянул рану и вытер со лба крупные капли пота. — Доктор готовился не спеша, заранее. Ведь ещё с прошлого года было известно, когда состоится коронация. Затея была по-своему гениальна: шантаж целого императорского д-дома. Линд верно рассчитал, что из-за страха перед всемирным скандалом Романовы пойдут на любые жертвы. Доктор выбрал отличную позицию для руководства операцией — внутри того самого семейства, по которому он намеревался нанести удар. Кто бы заподозрил славную гувернантку в этаком злодействе? Подделать рекомендации Линду с его обширными связями было нетрудно. Он собрал целую к-команду — кроме своих всегдашних помощников привлёк варшавян, те связали его с хитровцами{2}. О, этот человек был незаурядным стратегом!
Фандорин задумчиво посмотрел на женщину, лежавшую у его ног.
— Все-таки странно, что я никак не могу говорить о Линде «она», «была»…
Я наконец заставил себя посмотреть на мёртвое лицо Эмилии. Оно было спокойным и загадочным, а на кончике вздёрнутого носа пристроилась жирная чёрная муха. Присев на корточки, я отогнал мерзкое насекомое.
— А ведь главная тайна м-могущества доктора заключалась именно в женственности. Это была очень странная шайка, Зюкин. Шайка вымогателей и убийц, в которой царствовала любовь. Все люди Линда были влюблены в него… в неё, каждый на свой лад. Истинная гениальность «мадемуазель Деклик» состояла в том, что эта женщина умела подобрать ключик к любому мужскому сердцу, даже к такому, которое вовсе к любви не приспособлено.
Я почувствовал его взгляд, обращённый на меня, но не поднял глаз. Над лицом Эмилии вились уже две мухи, их нужно было отгонять.
— Знаете, Зюкин, что мне сказал перед с-смертью Сомов?
— Он тоже умер? — без интереса спросил я.
Как раз в эту минуту я заметил, что по рукаву Эмилии взбирается целая колонна муравьёв, так что дел у меня хватало.
— Да. Я проверил его очень просто. Повернулся к нему спиной. И он, конечно, не преминул воспользоваться моей мнимой д-доверчивостью. Произошла короткая схватка, на исходе которой ваш п-помощник напоролся на собственный нож. Уже умирая, хрипя, он всё силился дотянуться до моего горла. Я не пуглив, но при виде такого остервенения у меня, ей-богу, мороз по коже пробежал. Я крикнул ему: «Что, что вы все в ней нашли?!» И знаете, Зюкин, что он мне ответил? «Любовь». Это было его последнее слово… О, она умела вызывать любовь. Вы ведь, кажется, тоже испытали на себе воздействие чар доктора Линда? Правда, боюсь, что вы оказались чересчур щепетильны. Судя по всему, Сомов преуспел больше вашего. Я обнаружил у него вот это.
Он достал из кармана шёлковый мешочек и вынул оттуда каштановый локон. Я сразу узнал волосы Эмилии. Так вот какие у них были уроки французского… Но расстраиваться было некогда — проклятые муравьи предприняли обходной манёвр, и я поймал одного, самого настырного, у мадемуазель на ухе.
— Теперь понятно, почему у доктора Линда не было подруг и он слыл женоненавистником. Г-гомосексуализм здесь не при чем. Эмилия ловко провела нас, пустив по ложному следу. Лорд Бэнвилл, надо полагать, давно уже покинул пределы империи, отыгравшись за утрату любовника на бедном мальчике Глинском. Ах, утончённый мистер Карр, безобидный поклонник синих гвоздик и зелёных незабудок! Его убили, чтобы ещё больше уверить нас в том, что Линд — это лорд Бэнвилл. Пока мы с вами, два идиота, выбирали доктору панталончики и чулочки, мадемуазель наверняка обыскала квартиру, не обнаружила ни шкатулки, ни «Орлова» и решила сделать ещё один шаг в своей хитроумной игре — п-протелефонировала в Эрмитаж Сомову и велела ему прикончить Карра. Операция вступала в завершающую стадию — Линду нужно было вернуть драгоценности и бриллиантом.
— Нет! — воскликнул я, охваченный внезапным ужасом. — Нет! Здесь что-то не так! Вы всё-таки ошиблись!
Он удивлённо уставился на меня, и я, давясь рыданиями, стал рассказывать про свой последний телефонный разговор с Эмилией.
— Если бы… если бы она была Линдом, то зачем отказалась? Я же сам… сам предлагал ей отдать и шкатулку, и бриллиант! Она не захотела! Она сказала, что доверяет вам и… и что я не должен вам мешать!
Но Фандорина это сообщение нисколько не сбило.
— Ну естественно, — кивнул он. — Одной д-добычи доктору было мало. Ему — тьфу, чёрт — то есть ей была нужна ещё и моя голова. Узнав от вас время и место встречи, она обрела возможность разом закончить свою московскую операцию. Самым т-триумфальным образом, исправив все сбои и сполна получив по счетам.
Эраст Петрович запнулся. Вид у него был такой, будто он передо мной виноват и намерен просить прощения.
Я не ошибся — он действительно стал извиняться:
— Афанасий Степанович, я жестоко обошёлся с вами. Использовал вас вслепую, ничего не объясняя и ни во что не п-посвящая. Но я не мог сказать вам правды — вы были очарованы Эмилией и ни за что мне не поверили бы. Вчера вечером я намеренно говорил с вами по телефону так резко и не посвятил ни в какие подробности. Мне нужно было разжечь вашу п-подозрительность. Я знал, что, одолеваемый сомнениями, вы захотите посоветоваться с единственным человеком, которому доверяете — с мадемуазель Деклик. И всё ей расскажете. Монашеское облачение я тоже придумал нарочно: Линд с его — о Господи, с её сверхъестественной находчивостью должна была сообразить, как удобен для неё этот маскарад. Клобук, чёрный креп и ряса позволяют идеально замаскировать и фигуру, и лицо. Я сам подсказал Линду — через вас — план действий. Мадемуазель отлично знала ваши привычки всегда являться раньше назначенного времени. Она пришла к мосту в двадцать минут шестого и стала ждать. Я ведь предупредил, что могу опоздать, поэтому она не сомневалась, что вы появитесь первым. Успела бы и забрать д-драгоценности и приготовиться ко встрече со мной. Да только я засел в кустах ещё с половины пятого… Я мог бы застрелить Линда раньше, ещё до вашего п-прихода, не подвергаясь никакому риску. Но вы бы потом Бог весть что себе вообразили. Вы ни за что бы не поверили в виновность мадемуазель Деклик, если бы она сама не раскрыла себя в вашем присутствии. Что она отличным образом и сделала. Правда, это стоило мне продырявленного плеча. А если бы солнце не светило ей в глаза, то исход сей д-дуэли был бы для меня ещё более печальным…
Я ни о чем в эту минуту не думал — просто слушал. А Фандорин перевёл взгляд с меня на убитую и прищурил свои холодные голубые глаза.
— Чего я не знаю — как она с-собиралась поступить с вами, — задумчиво произнёс он. — Просто убить? А может быть, переманить на свою сторону? Как вы думаете, удалось бы ей это? Хватило бы четверти часа, чтобы ради любви вы забыли обо всем остальном?
Что-то шевельнулось во мне от этих слов. Не то обида, не то гнев — в общем, какое-то недоброе чувство, но вялое, очень вялое. К тому же я помнил, что должен, просто обязан о чем-то спросить.
Ах да.
— А Михаил Георгиевич? Где он?
По бледному и усталому, но все равно очень красивому лицу Фандорина скользнула тень.
— Вы ещё с-спрашиваете? Мальчик убит. Думаю, в тот самый день, когда вы, пытаясь его спасти, бросились вдогонку за каретой, Линд решил, что больше рисковать не станет и выбрал на роль посредника вместо вас мадемуазель Деклик — то есть самого себя. А может быть, так было задумано с самого начала. Наша Эмилия блестяще справилась со своей ролью. Для полного правдоподобия даже вывела нас к склепу, откуда так удобно было уйти по подземному ходу. У неё всё получилось бы, если бы не мой маленький сюрприз с кучером.
— Но ведь в тот день его высочество был ещё жив! — возразил я.
— С чего вы взяли? Это Линд, то есть Эмилия крикнула нам снизу, что ребёнок жив. На самом деле никакого мальчика там не было. Малютка уже несколько дней лежал мёртвый где-нибудь на дне реки или в б-безвестной яме. А отвратительней всего то, что, прежде чем умертвить малыша, ему, ещё живому, отрезали палец.
