Александра Девиль - Чужой клад
— Не понимаю, что хорошего в этом столичном житье, одна суета, — заявил Иван Александрович. — Наши дворяне думают, что только столичный блеск может приблизить их к просвещенной Европе. А какой-нибудь английский джентльмен, ведущий свой род чуть ли не от Вильгельма Завоевателя, живет себе в своем поместье, занимается хозяйством, выезжает на охоту, по вечерам беседует с гостями у камина, да и вообще — ведет жизнь спокойную, упорядоченную, без суеты. Потому что у англичан есть такая великая вещь, как традиции! — И помещик-англоман назидательно поднял указательный палец.
— Право, друг мой, ты уж слишком идеализируешь британцев, — возразила ему супруга.
Разговор окончательно перешел с Киприана на другие темы, но теперь Полина совсем ничего не слушала, а только вежливо кивала и натянуто улыбалась. Душа ее была охвачена бурей растерянности и смятения.
Полине нестерпимо хотелось расспросить Шубиных, откуда, от кого им стало известно о женитьбе Киприана и не могут ли такие сведения быть простой сплетней, но она вынуждена была сдерживаться и не подавать виду, как болезненно взволновали ее вскользь брошенные слова.
Наконец, будучи уже не в силах слушать и поддерживать неинтересные ей разговоры, Полина под предлогом выполнить какое-то бабушкино поручение распрощалась с хозяевами и поспешила покинуть гостеприимный дом.
Едва выехав на дорогу, она пустила лошадь в галоп, словно быстрая скачка могла охладить ее пылающее лицо и накаленные до предела чувства. Гнев, обида, разочарование в ее душе ежесекундно сменялись отчаянной надеждой и нетерпеливым желанием поскорей узнать всю правду.
Она не помнила, как оказалась совсем недалеко от Худояровки, — словно неведомая сила сама собой влекла ее к роковому поместью. И лишь услышав за спиной знакомый голос, она опомнилась и осознала, что находится возле того самого места, где когда-то неловко спрыгнула с лошади и познакомилась с новым соседом. Теперь же Полина крепко сидела в седле и, судорожно сжимая поводья, не спешила оглянуться на столь волнующий и опасный для нее голос Киприана.
И тут Худоярский, который тоже был верхом, подъехал поближе и, остановившись лицом к Полине, с игривым удивлением спросил:
— После долгой разлуки ты меня не узнала?
— Отчего же? Не узнать вас невозможно, — сдержанно ответила она, отводя взгляд.
— Что за строгий тон? До отъезда мы ведь, кажется, были уже на «ты»? Что изменилось за это время? Или бабушка нашла тебе солидного жениха и ты теперь сторонишься такого бедного соседа, как я? Да, признаться, этого я и опасался.
Он смотрел на нее в упор, а Полина не могла взглянуть в его смеющиеся глаза и чувствовала себя неловкой провинциальной дурой. Наконец она пересилила свою растерянность и, стараясь казаться спокойной, проговорила:
— Странные у вас опасения. Не все ли вам равно, есть у меня жених или нет? Ведь вы сами, кажется, человек женатый.
Его веселый тон мгновенно улетучился, лицо помрачнело, и он со вздохом пробормотал:
— Вот оно что… Сплетники уже разболтали. А я-то надеялся на радостную встречу. Когда Федот доложил мне, что ты уже приехала, я поспешил перехватить тебя по дороге…
— И совершенно напрасно! Вам следует сидеть дома подле своей жены! — с вызовом заявила Полина.
— Ну, зачем так жестоко? Ты ведь ничего не знаешь! — В его голосе послышались нотки отчаяния.
— А что я должна знать? — спросила она, невольно смягчаясь и чувствуя, как в глубине души теплой волной всколыхнулась надежда.
— Ты очень многое должна узнать, чтобы понять меня! Но этого не расскажешь вот так, на ходу. Пойдем в беседку, там никто не помешает нам поговорить.
— В какую беседку?
— У меня в саду. Я обновил тут одно заброшенное сооружение, когда начал заниматься поместьем.
Полина наконец взглянула ему в глаза — и уже не могла противиться влекущей силе его взгляда. Она и не заметила, как оказалась в худояровском саду. Киприан помог ей спешиться и отдал лошадей неизвестно откуда появившемуся Федоту.
Полина даже не сопротивлялась, когда Киприан взял ее под руку и повел к беседке, окруженной пышными деревьями и кустарниками. Место здесь было укромное, так что беседка едва просматривалась с одной стороны. Внутреннее убранство садового павильона оказалось столь милым и уютным, что напомнило Полине будуар или даже спальню. Особенно смутило девушку наличие кушетки, застланной шелковым покрывалом. Киприан осторожно подтолкнул Полину к этой кушетке, но девушка отдернула руку, села на скамейку у противоположной стены и тут же потребовала:
— Говорите все, что хотели мне сказать! И не тяните время. Я не намерена здесь долго оставаться.
— Но, может быть, сначала что-нибудь выпьем? Ведь ты у меня в гостях, дорогая…
Он сказал это вкрадчивым голосом и указал на столик, где стояли сосуды с напитками и вазы со сластями. Полина сделала протестующий жест, но все-таки выпила предложенного Киприаном вина. Терпко-сладкий напиток подействовал на нее почти мгновенно, и девушка ощутила, как настороженность в ней сменяется каким-то расслабляющим и приятным томлением.
А Киприан, не сводивший с Полины внимательного взгляда, после нескольких секунд молчания заговорил тихим и печальным голосом:
— Я должен был рассказать тебе все до того, как ты это узнаешь от сплетников в перевранном виде. Но я не решался, не хотел до времени омрачать наши отношения…
— Вы боялись рассказать мне, что женаты? — с усмешкой спросила Полина и рассеянно откинулась на спинку скамьи.
— Да, боялся! Боялся тебя потерять, охладить твои чувства.
— Но это был нелепый обман. В народе говорят: «Шила в мешке не утаишь». Правда рано или поздно вылезет наружу. Итак, вы женаты?
— Не «вы», а «ты», — поправил он ее. — Да, есть женщина, на которой меня некогда женили обманом. Ее отец и брат были бесчестными людьми, они напоили меня, обыграли в карты… Но я не буду вдаваться в подробности, эти двое уже и так наказаны судьбой, их нет в живых. Но наказан и я. Наказан тем, что узы брака связали меня с женщиной глубоко безнравственной, некрасивой внешне и совершенной дурой, которая к тому же намного старше меня. Я имел несчастье прожить рядом с нею целых два года, и это были самые ужасные годы в моей жизни. Потом, когда она стала проявлять признаки безумия, я сбежал от нее и готов был покончить с собой, — но тут судьба избавила меня от власти ее опасных родственников, и я мог позволить себе хотя бы видимость свободной жизни вдали от своей безобразной фурии. А недавно я узнал, что она смертельно больна и ей недолго осталось жить. Именно поэтому я решил пока не посвящать тебя в подробности моей несчастной жизни, а дождаться того часа, когда буду окончательно свободен. Но, увы, не удалось… Лакейские слухи опередили меня, и теперь в твоих глазах я выгляжу подлецом. Прости меня, дорогая, единственно любимая!..
Киприан внезапно бросился перед девушкой на колени и стал целовать ей руки, не отрывая своего завораживающего взгляда от ее растерянных глаз. Полина сделала слабую попытку освободиться и пробормотала:
— Но ведь ты обманывал меня все это время… ставил под угрозу мою репутацию, мое доброе имя…
— «Репутация»! «Доброе имя»! Разве это так важно, когда речь идет о чувствах? Я люблю тебя, а со своей женой я глубоко несчастен!
— Но ведь это грех, вы с ней обвенчаны перед Богом…
— Бог простит грех, совершенный ради любви! — воскликнул Киприан и, схватив Полину в объятия, рывком перенес ее со скамьи на кушетку.
Она уперлась руками ему в грудь, но он развел ее руки в стороны и, навалившись сверху, стал пылко целовать девушку в губы, щеки и шею.
— Что ты делаешь?.. — прошептала она испуганно. — Ты хочешь соблазнить меня прямо здесь, сейчас…
— Я хочу доказательств твоей любви! Я так долго страдал! Жизнь моя безрадостна. Неужели ты хочешь лишить меня последней надежды? Я не могу больше терпеть, ведь я же мужчина!
— Но я девушка, я…
— Знаю, знаю, любимая, ты чиста, как ангел. Но именно это и привлекает меня к тебе. Чего ты боишься? Моя постылая супруга скоро умрет, и тогда мы с тобою сможем обвенчаться. Ты будешь моей женой по закону, а пока будь моей возлюбленной. Или ты так холодна и бездушна, что оттолкнешь меня, когда я схожу с ума? Неужели у тебя нет сердца? Нет, я не верю, что ты из тех расчетливых девиц, которые только и мечтают выгодно выйти замуж и не способны ничем пожертвовать ради любви. Если сейчас ты откажешься от меня, я упаду в бездну отчаяния, я загублю, проиграю, пропью свою жизнь! Только твоя любовь может меня спасти!
Во время этих страстных уговоров Киприан не переставал целовать Полину, и ее сопротивление постепенно ослабевало. Он незаметно развязал ей шнуровку на корсете, и скоро обнаженная грудь девушки была во власти его нетерпеливых рук и губ. Что происходило дальше, Полина смутно понимала и опомнилась лишь в тот момент, когда боль от потери девственности заставила ее вскрикнуть и широко открыть глаза. Но Киприан тут же заглушил эту боль новыми ласками и поцелуями.
