Линдси Фэй - Тайна семи

Нет, Делия его не боялась. Это определенно.

Джордж Хиггинс, продолжал размышлять я, пока экипаж уносил нас все дальше и дальше от Не Здесь и Не Там. Нет, тут требуется копнуть поглубже. А вот почему и как – это надо еще подумать.

Глава 19

ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ 50 $. Сбежал от нашего подписчика в прошлый четверг. Негр по имени Исаак, возраст 22 года, рост 5 футов 10–11 дюймов, цвет кожи темный, крепкого телосложения, лицо круглое, довольно бегло и правильно для негра говорит по-английски. Родом из Нью-Йорка и, несомненно, пытается выдать себя за свободного человека… Н. О. СИМПСОН-МЛАДШИЙ, МЕМФИС, 28 дек.

Я был бы рад отметить, что те несколько дней до начала активной стадии расследования, несмотря на все связанные с ним неудачи и несчастья, выпавшие на мою голову, я провел по-своему приятно. Спокойно. В обстановке, способствующей ясности мышления.

Но это было не так. То были страшно изнурительные дни. И предвестником их, как и многих других грядущих неприятностей, стал Валентайн Уайлд. Он снова возник на горизонте.

В «Либерти Блад» – единственном варварски уютном салуне демократической партии, который часто посещал мой брат, – было шумнее, чем обычно бывает по утрам во вторник. Вал пригласил меня зайти туда через два дня после того, как я говорил с Делией, а именно 24 февраля. Стойка бара была заляпана отпечатками тысяч грязных и жирных пальцев, народу битком – вполне типичная компания для Вала. Ирландцы радовались возможности приникнуть к животворному пивному источнику там, где атмосферу определяли их товарищи по партии, а не какие-то хмыри из местных. Здесь же роилось разное хулиганье, чье понятие о завтраке сводилось к кружке эля и поножовщине; были здесь и подлипалы, завидовавшие этому стилю кроликов, но им не хватало сил и духу пробиться в политику. Я не стал искать брата в главном зале, где с потолка свисали бесчисленные американские флаги, а с флагов свисала паутина. Протиснувшись мимо возчиков, которые пришли передохнуть и хлебнуть пива, я откинул флаг, которым была занавешена дверь, вошел в заднее помещение и, щурясь, оглядел знакомую обстановку.

Керосиновые лампы на стенах служили двойной цели – нещадно чадили и отбрасывали тени. Ни для чего другого они пригодны не были. Я прошел мимо обитых плюшем диванов, где после нелегальных митингов занимались пустопорожней болтовней и еще чем похуже разного рода проходимцы. Впрочем, в столь ранний час в помещении никого не было. Если не считать Валентайна, я увидел очертания его крупной фигуры там, где и рассчитывал увидеть, – брат лежал, свернувшись калачиком на диване, под самым странным чучелом американского орла, которое мне только доводилось видеть. Хотя уж чего-чего, а этих орлиных чучел я в свое время перевидал немало.

Я уселся в кресло рядом с этим небольшим диваном – ну, как обычно. Было очевидно, что Вал еще не освоился с дневным светом. Со светом керосиновых ламп. Вообще с каким бы то ни было светом. Я протянул руку и постучал его по лбу.

– Ой, ради бога, зачем это? – невнятно пробормотал он.

– Ты сам меня вызвал. Где ты шлялся, черт бы тебя побрал?

Он перекатился в сидячую позу, тупо моргая, уставился в темноту. Потом закрыл глаза и поморщился – видно, боролся с мелькавшими перед глазами звездами.

– Ездил в Олбани.

– Вот как? – Этого ответа я никак не ожидал, и мне стало страшно любопытно. – А что там, в Олбани?

– Самый чистейший и классный опиум, ничего подобного прежде не пробовал, делает честь сенатору штата. Ну, а в город вернулся вчера вечером. Тогда и сочинил тебе записку. Вроде бы. Ты ее получил?

Вздохнув, я снял шляпу, положил на стол, затем отодвинул флаг-занавеску в главный зал и попросил принести ведро или два крепкого кофе, а также тарелку бекона из соседней закусочной. Сообразив, зачем мне все это надобно, весь покрытый шрамами бармен кликнул мальчика на побегушках. И вот через полчаса Вал уже вытирал жирные пальцы салфеткой в нашей темной берлоге и вроде бы немного пришел в себя.

– Так все зажило? – спросил он.

Дошло до меня не сразу.

– А, ты об этом, – протянул я и потер пальцами тыльную сторону ладони. На ней осталось лишь маленькое красное пятнышко – вернее, теперь уже почерневшее – словом, рука была на пути к выздоровлению. Я налил себе вторую чашку кофе. – Все нормально. А на кой черт тебе понадобилось тащиться в Олбани? Обернулся, надо сказать, быстро.

– Да потому, что там возникла проблема. И осталась. Послушай, Тим, – брат выглядел более измученным и опустошенным, чем обычно. – Ты, конечно, будешь злиться, но позволь мне отныне одному вести это дело. Я о расследовании убийства.

– Нет, – ответил я. – Что там удалось выяснить?

– Оно меня вконец измотало, это дело. И ты, Тимоти…

– Но Мэтселл не отстранял меня от расследования, хоть и не в восторге от того, как оно продвигается.

– Просто он не знает того, что известно мне.

Я ждал продолжения. Сердито молчал и был раздражен до крайности.

– Ладно. Вот тебе набросок в общих чертах; надеюсь, он поможет стереть это придурковатое выражение с твоей физиономии. Хотя вряд ли. – Вал откинулся на спинку дивана, достал сигару из кармана жилета, но прикуривать не стал – просто задумчиво вертел сигару в пальцах, точно карту с тузом. – Знаю многих распустивших хвосты партийцев из законодательного собрания штата. Еще с давних времен. Якшался с некоторыми из них еще глупым сосунком, эдаким юным денди еще до того, как все они погрязли в своих слоганах, баннерах, ленточках и прочем. И вот теперь пообщался с ними, пригласил выпить, позволил своим старым приятелям тоже угостить меня выпивкой. Прошел слушок, будто бы Ратерфорд Гейтс, этот сладкоголосый соловушка, который метит на переизбрание в сенат, имеет все шансы туда пройти. И дело тут не в решающем голосе, и вообще не в цифрах. На переизбрании его соперником будет самый ограниченный из партии вигов банковский барон из… хотя, ладно, – проворчал он, заметив по выражению моих глаз, что я нахожу все это несущественным. – Вижу, тебе начхать. Прекрасно.

– Если это имеет какое-то отношение к следствию по убийству, то совсем даже не начхать.

– Может, придержишь свои соображения при себе, сосунок с рыбьими мозгами?

Он произнес эти слова так резко, что я тут же осекся.

– Ты вешал мне такую же лапшу на уши прошлым летом, когда случились убийства птенчиков, – возразил я и развел руками. – И что с того?

– Как это что? Ты спас партию от публичной порки, обнаружив, что это вовсе не кровожадный ирландский католик и лунатик шастал по городским улицам и нападал на детишек. И я не преминул напомнить им об этом. Лично.

– Но я не могу…

– Только попробуй перебежать им дорогу – они тут же прикончат тебя, да еще и пописают на твою могилу. – Вал резким движением отправил сигару обратно в карман жилетки. – Ты уже много чего натворил. Похитил людей у торговцев рабами, развалил обвинение в суде, подрался и прикончил ирландского выродка полицейского, хотя это и не целиком твоя заслуга, восстановил против себя добрую половину городской полиции… Я сказал партийным боссам, что могу тебя контролировать. Теперь скажи, что я был прав.

Я с отвращением помотал головой.

– Мы нашли Делию и Джонаса. Они прячутся под землей.

К моему удивлению, Вал тут же радостно захлопал в ладоши.

– Ну вот. Хоть какой-то просвет среди туч. Расскажи, хотя бы вкратце.

Было время, когда я и слова не осмеливался вымолвить в присутствии моего сурового окопавшегося в партии братца, но очень хотелось думать, что эти дни позади. Как бы там ни было, но мой рассказ его нисколько не удивил. Ни тот факт, что Малквин следил за Делией и Джонасом, ни даже загадочное предупреждение Шелковой Марш. Ровным счетом ничего.

И тут я страшно разволновался.

– Так они в Канаду намылились?

Я кивнул и допил кофе.

– Уже выехали?

– Нет. Надо договориться с кондукторами и еще с людьми на станциях на всем пути следования, ведь груз-то непростой. Это займет четыре-пять дней.

– И возвращаться, я так понимаю, не собираются?

Я гневно сверкнул глазами.

– Но так безопаснее, неужели не усек? Я пытался вбить в твою тупую маленькую башку, что Гейтс не только обладает огромным влиянием в Олбани, его прочат в женихи дочери губернатора. Так и подталкивают к ней на каждом приеме и суаре с устрицами. – Валентайн взглянул на карманные часы, окинул меня многозначительным взглядом, с щелчком захлопнул крышку.

– Вот лживая хитрая тварь, – возмутился я. – Так значит, это все-таки он ее убил? Свою жену? И поэтому ты…

– Сам еще до конца не понимаю. Просто… возникло ощущение, что тут замешано нечто большее, чем мы думали. И вони не оберешься, как от целого ведра тухлых яиц.