Прибавление семейства - Мария Владимировна Воронова
Илья Максимович поставил только одно условие – не являться друг к другу без предварительной договоренности. Профессорскую чету это не насторожило, они исправно звонили, если хотели что-нибудь забрать.
В результате все остались довольны. Профессор катался на работу на велосипеде, жена его с упоением возделывала грядки и клумбы на заброшенном дачном участке, Чернов спокойно ходил на работу, окутанный интересным ореолом подозреваемого в преступлении, а его жена сидела за пишущей машинкой.
По выходным они навещали детей, и в целом жизнь мало изменилась, только Аврора больше не ходила на работу, но в принципе ей и так становилось уже тяжело выстаивать у операционного стола. Возраст брал свое.
Марина тем временем вышла замуж за своего француза, но продолжала общаться с Авророй, которая мало-помалу передала ей все свои тексты для публикации. Ведь раз она убита, то бояться нечего. Наоборот, алиби, ведь покойницы книг не пишут. Несмотря на то что Марина с мужем забирали себе приличный процент, на авторском счету Авроры скопилась изрядная сумма, и гонорары продолжали поступать. Легально перевести их в Советский Союз было невозможно, а нелегально – слишком опасно. Аврора не слишком горевала, она, во-первых, и так не нуждалась, а во-вторых, пройдя блокаду, знала, что самые драгоценные бриллианты порой стоят не дороже куска хлеба.
Иногда приятно было думать, что она богатая женщина, но сильных страданий на тему «близок локоть, а не укусишь» Аврора не испытывала.
Время шло, началась гласность, за нею перестройка, правила жизни сделались не такими строгими, и Аврора начала задумываться, не воскреснуть ли ей. С другой стороны, жизнь вне системы ее не тяготила, напротив, она чувствовала себя свободно и легко.
Потом, гласность гласностью, а не будет ли у них с Ильей проблем, что столько лет морочили голову правоохранительным органам? Аврора колебалась, а Илья меж тем становился все мрачнее. Чернов считал, что страна ступила на гибельный путь и подбирается к пропасти, в которую скоро полетит, а когда произошла Чернобыльская катастрофа, он категорически заявил, что детям надо уезжать. Авроре очень не хотелось расставаться с внуками, но она видела, что для них так будет лучше. Там состояние, которое позволит им вести безбедную жизнь, а если останутся здесь, то обречены выживать многодетной семьей на зарплату фельдшера и скудные детские пособия. Когда Авроры с Ильей не станет, то внуки превратятся в обычных деревенских ребят без перспектив, и бог знает что с ними будет дальше.
Но как сыну получить ее деньги? Самое простое – это вступить в наследство, потому что ее саму после исчезновения за границу не выпустят, и доверенность может быть сочтена сомнительной. А так покажет свидетельство о смерти, и документы, подтверждающие, что он родной сын, и все нормально. Опять же, новые рукописи не вызовут вопросов, человек просто нашел мамин архив.
Вера давно хотела воссоединиться с родителями, вместе с которыми когда-то отказалась ехать только из-за мужа, а Лелик заартачился. Он был патриот, любил свою страну и своих родителей, не хотел с ними расставаться, и вообще идея заживо хоронить мать казалась ему кощунственной. Тогда отец провел с ним мужскую беседу, в ходе которой объяснил, что принципы – это, конечно, хорошо, но, когда у тебя пятеро детей, свои высокодуховные убеждения следует поместить в одно известное всем место, где уже много чего находится. Система, которой Илья Максимович служил всю свою жизнь, скоро рухнет, и кто выберется из-под ее обломков – очень большой вопрос, но явно не верующие фельдшера-бессребреники. Сам Лелик может жить как хочет, но своим детям он обязан дать все самое лучшее, на что способен. Поэтому вперед.
Пока сын колебался, Илья Максимович обратился в суд о признании жены умершей. Что и было сделано руками Ирины и двух народных заседателей.
– А дальше что? – хмуро спросила Ирина, когда женщина закончила свою исповедь.
– Поедут к Вериным родителям, вступят в наследство… Бог даст, смогут нас навещать, вон, Марина несколько раз в году приезжает.
– А вы сами?
– А что я? – пожала плечами Аврора.
– Будете восстанавливать документы? Сейчас такое время, что вас точно не привлекут за антисоветские романы.
– Зачем? Будете смеяться, но за все эти годы паспорт мне так и не понадобился. Меня даже гаишники ни разу не остановили, хотя за рулем я езжу по своим правам.
Ирина нахмурилась:
– Но все равно… Вы живете как тень.
Аврора со смехом прервала ее:
– Ой, дорогая моя, мне не привыкать! Я так живу с тех пор, как взяли мать, а я прибежала к папе Виталию. Это чувство, что я лишняя, чужая, тайный враг, которого каждую секунду могут изобличить, оно, знаете ли, въелось под кожу, и останется со мной навсегда как татуировка. Нет, девочки, сколько жизни той осталось… Не хочу ее омрачать лишними хлопотами. Ну если вы, конечно, не пойдете куда следует.
Переглянувшись, Ирина с Олесей энергично покачали головами.
– Нет, мы никому не скажем, – обещала Олеся, – только, если у вас не будет документов, вы точно не сможете уехать.
– А мы и не собираемся, – Аврора встала, давая понять, что разговор окончен. – Илюша знает, что страна катится в пропасть, но он останется здесь, пытаясь сделать все, что возможно, и я не оставлю его одного.
Ирина еще раз обещала хранить молчание, записала свой номер телефона, чтобы Аврора связалась с ней, если надумает вернуться в мир живых, на том и распрощались.
К метро шли молча, потрясенные неожиданной разгадкой такого очевидного на первый взгляд дела. Ирина прикидывала, какие статьи в теории можно повесить на супругов, столько лет обманывавших органы правопорядка, а Олеся так глубоко погрузилась в свои мысли, что чуть не пропустила поворот.
– Вы о чем-то спросить хотели? – спохватилась Ирина возле самых турникетов. – Какая-то юридическая проблема?
– Я? – женщина выглядела удивленной. – Ах да, точно… Спасибо, но больше уже не надо. Я все поняла.
Ирина настаивать не стала.
* * *
Дети заскользили в вальсе по паркету актового зала. Получалось у них в целом хорошо, дружно и слаженно, и сердце Олеси преисполнилось гордостью от того, что это она их научила.
Только для последнего дня года у ребят слишком серьезные лица. Порывшись в ящике с кассетами, Олеся поставила остромодный сборник, записанный для дискотек.
– Потанцуйте для души, – сказала она и отошла к окну.
В школьном дворе шел урок физкультуры, Артем объяснял детям лыжный ход так энергично, что слабое эхо его голоса проникало сквозь
