Еремей Парнов - Собрание сочинений: В 10 т. Т. 2: Третий глаз Шивы
— Еще один источник наживы?
— Да. Несколько изъятых нами камней оказались оптическими. А ведь это очень редкое свойство! Наконец, все они были окрашены. Не думаю, чтобы здесь имело место случайное совпадение. Вероятность его совершенно ничтожна. Зато, если мы попробуем некоторые характеристики бриллиантов рассмотреть во взаимосвязи, получается любопытная последовательность: огранка «сердце», голубая вода, оптика. Одни только эти три качества при благоприятных сочетаниях позволяют повысить стоимость камня почти в десять раз.
— На целый порядок!
— На целый порядок, — подтвердил Костров. — Хорошенький камушек в три карата оценивается в шесть-семь тысяч долларов. Превратите его в голубое оптическое «сердце», и он потянет на все сорок, а то и пятьдесят. А если бриллиант пятикаратный? Десяти? Представляете себе эскалацию?
— Где вы нашли ваши камни?
— Незаконные валютные операции, попытка нелегального вывоза из страны.
— У перекупщиков, надо понимать?
— Заключительным звеном цепочки действительно были перекупщики, и все они показали, что приобрели бриллианты у неизвестных лиц. По некоторым деталям можно догадываться, что это были посредники, причем разные.
— Камни из мастерской?
— С большой долей уверенности можно предположить, что огранены они именно там.
— Значит, у вас есть только два звена: начальное и конечное…
— А надо вытянуть всю цепь, все ее звенья, — досказал Костров.
— Будем работать, Вадим Николаевич. Обещаю всегда и везде помнить о ваших интересах, — с шутливой торжественностью сказал Люсин.
— О наших общих интересах, — осторожно поправил его Костров.
— О наших общих интересах. — Люсин протянул ему руку. — Для начала дайте мне ваших… как вы их назвали?… заблудших овец. Попробуем покумекать. Камушки тоже будет невредно поглядеть.
— Сегодня же вам будут присланы карточки, — пообещал Костров и ответил крепким пожатием. — За камнями тоже дело не станет.
— Можно один вопрос, Вадим Николаевич? — Люсин задержал его руку в своей. — Сугубо конфиденциальный.
— Конечно, пожалуйста! — с готовностью откликнулся Костров.
— Откуда вы знаете, чем теперь я занимаюсь?
— Как откуда? — Костров выказал удивление. — Товарищ генерал…
— Григорий Степанович, естественно, в курсе, — вкрадчиво заметил Люсин, — но как он вышел на вас?
— Точно не знаю, — подумав, сказал Костров. — Могу лишь предполагать.
— Очень интересно… — Люсин выжидательно замолк.
— С директором НИИСКа товарищ генерал связан?
— С Фомой Андреевичем? — Люсин задумался. — Едва ли, хотя какое-то касательство имел… По моей просьбе.
— Видимо, от Фомы Андреевича все и проистекает. Я ведь обращался к нему за консультацией.
— Вы? — удивился Люсин. — К Фоме?
— А что же тут особенного? — не понял его удивления Костров. — Вы же у него смогли побывать? Куда еще обращаться, если не в НИИСК?
— Все правильно, Вадим Николаевич, это я так. — Люсин про себя улыбнулся. — И какое впечатление произвел на вас Фома Андреевич?
— Среднее. Он, если сказать по правде, поторопился меня отшить. Не любит, видно, нашего брата.
— Он вообще никого не любит. К тому же не корифей.
— Это уж точно, — улыбнулся Костров, заражаясь вполне невинным желанием немного почесать язык на чужой счет. — Он из тех, для кого наука остановилась в день защиты докторской диссертации.
— Кандидатской, — поддержал Люсин. — Или в день отъезда в ооновский колледж. О камнях не с Фомой надо разговаривать.
— Он меня как раз и направил к одному профессору, Ковский фамилия. Только его застать трудно.
— Вы виделись с Ковским?! — Люсин почувствовал, что у него сильнее забилось сердце.
— Нет, к сожалению, — покачал головой Костров. — Звонил несколько раз, но без толку, а потом меня познакомили со сведущим человеком из Института кристаллографии, и надобность отпала. Знаете, на Ленинском проспекте? Напротив универмага «Москва»?
— Значит, вы не встретились с Аркадием Викторовичем… — задумчиво протянул Люсин. — А жаль! Он, кстати сказать, не профессор, хотя и доктор наук, профессора-то ему не дали, но это все ерунда, потому что его уже нет среди живых.
— Серьезно? Подумать только! Еще вчера был человек, а сегодня — нет, помер.
— Да, Вадим Николаевич, так уж устроен подлунный мир. Но я вовсе не о том… Я, понимаете, разбираю обстоятельства смерти Ковского…
— Ну как, договорились? — В кабинет вошел Григорий Степанович. Маленький, полный, в серебряных генеральских погонах, он был очень похож на артиста Свердлина в роли большого милицейского начальника, хотя стал последнее время брить абсолютно наголо, по причине облысения, голову. — Сконтактировались?
— Так точно, товарищ генерал, — молодцевато, но с достоинством знающего себе цену человека вытянулся Костров.
— Вроде договорились, — кивнул Люсин. — Поживем — увидим.
— Разрешите быть свободным? — наклонил голову Костров.
— Пожалуйста, Вадим Николаевич, — любезно улыбнулся генерал. — Благодарю за содействие.
— Рад быть полезным. — Костров по-военному четко повернулся и пошел к двери.
— А вы задержитесь, майор, — остановил генерал Люсина. — Тут вот какое дело, Владимир Константинович, — сказал он, когда они остались одни. — Телега на тебя пришла.
— На меня?.. Откуда, хотелось бы знать?
— Ты такого Чердакова знаешь? Пенсионера.
— Чердакова? — Люсин задумался. — Понятия не имею.
— Ну, а он тебя знает. — Генерал раскрыл толстую папку с надписью «К докладу», вынул оттуда исписанный листок и протянул Люсину.
— «Для сведения», — вслух прочел Люсин крупный, дважды подчеркнутый заголовок.
— Читай, читай. — Генерал подтолкнул его к стулу. — Только сядь.
— «Пишет Вам пенсионер, долгие годы проработавший в нашей промышленности и отмеченный заслугами. Состояние здоровья не позволяет мне активно участвовать в строительстве новой жизни, но по мере сил стараюсь приносить пользу на общественных началах. Я обращаюсь к Вам от лица жильцов дома № 17 по улице Малая Бронная, которые глубоко возмущены непартийным волюнтаристским поведением вашего сотрудника Люсина В. К., позорящего своими поступками светлое имя нашей славной милиции. Указанный Люсин почему-то зачастил в наш дом, причем именно в наш подъезд, но если в первый раз мы видели его капитаном, то теперь он уже майор. И это за один только год! Поистине головокружительная карьера! Но пусть знает Люсин В. К. и его высокие покровители, что никому не дано нарушать наши советские законы. Тем более представителю милиции, которая всегда и везде должна стоять на страже социалистической законности. К существу дела. В нашем доме, в квартире № 6, освободилась комната, которую ранее занимал тунеядец и рецидивист Михайлов В. М., дело которого расследовал указанный Люсин. Этот Михайлов, будучи темной личностью, погиб при загадочных обстоятельствах, к чему, надо полагать, как-то причастен Люсин, не подумавший, однако, проинформировать взволнованную общественность подъезда о смерти жильца. Согласно закону, освободившаяся площадь должна была отойти к ЖЭКу, но этого не произошло ввиду того, что другой жилец квартиры № 6 (занимающий отдельную комнату в 24 квадратных метра!) при активном содействии того же Люсина прописал на освободившуюся площадь родственника — пришлого человека, никакого отношения к дому № 17 и квартире № 6 не имеющего. Видимо, сделано это было не бескорыстно, потому что Люсин не только оказал полное содействие жильцу Бибочкину Л. М., но и оказал давление на ЖЭК, превысив тем самым власть и действуя незаконно. Следует подчеркнуть, что Люсин несколько раз навещал указанного Бибочкина в служебное и внеслужебное время, даже после того, как следствие по делу Михайлова было закончено. Это ли не свидетельство их тесных взаимоотношений? Что общего может быть у Люсина с торговцем произведениями искусства Бибочкиным Л. М., живущим на нетрудовые доходы? Очень просим разобраться в этом неприглядном деле и навести надлежащий революционный порядок. Хотелось бы знать, какое наказание понес Люсин В. К.
Чердаков».— Что скажешь? — спросил генерал, когда Люсин отбросил листок.
— А что я могу сказать? — Внутренне напрягаясь, он пытался унять расходившееся сердце. Заметив, что всего его колотит тошнотная бешеная дрожь, он сжал зубы и спрятал руки в карманы. — Здесь все сказано.
— Действительно, — кивнул генерал, — здесь все сказано. Какое дело ты там расследовал?
— «Ларец Марии Медичи», — не разжимая зубов, процедил Люсин.
— Ах, вон оно что! Как же, помню: Малая Бронная, улица Алексея Толстого. Кто такой Михайлов?