Кен Фоллетт - Человек из Санкт-Петербурга
– Леди Шарлотта готова вас видеть, милорд. Уолден и Томсон двинулись наверх.
Комната Шарлотты с окнами в парк находилась на втором этаже передней части дома. Она была солнечной и светлой, с красивыми драпировками и современной мебелью. «Давно я не заходил сюда», – рассеянно подумал Уолден.
– Какой у тебя грозный вид, папа, – сказала Шарлотта.
– У меня есть на то основания, – ответил Уолден. – Мистер Томсон только что сообщил мне нечто ужасающее.
Шарлотта недоуменно нахмурилась.
– Леди Шарлотта, где Феликс? – в лоб задал вопрос Томсон.
Шарлотта побелела.
– Не имею ни малейшего понятия, разумеется.
– Черт возьми, не притворяйся такой спокойной! – воскликнул Уолден.
– Как смеешь ты ругаться в моем присутствии?
– Прошу прощения...
Тут их перебил Томсон.
– Милорд, предоставьте это мне...
– Хорошо.
Уолден уселся у окна с одной единственной мыслью: «Как же я мог начать извиняться перед ней?» Томсон обратился Шарлотте.
– Леди Шарлотта, я полицейский, и я могу доказать ваше соучастие в заговоре, связанном с покушением на убийство. Ни я, ни ваш отец не хотели бы, чтобы это пошло дальше, и вас бы на многие годы посадили в тюрьму.
Пораженный, Уолден уставился на Томсона. Тюрьма! Да он просто пугает ее. «Но нет, – вдруг понял он с ужасающей ясностью, – он совершенно серьезен, она ведь преступница...»
Томсон тем временем продолжал.
– Если нам удастся предотвратить убийство, мы сможем закрыть газа на ваше соучастие. Но если убийце удастся его план, у меня не останется другого выбора, кроме как отдать вас под суд – и тогда вас обвинят не в соучастии с целью убийства, а в прямом пособничестве убийству. Теоретически вас могут и повесить.
– Нет! – вырвалось у Уолдена.
– Да, – тихо промолвил Томсон.
Уолден закрыл руками лицо.
– Вы должны избавить себя от этих мучений, и не только себя одну, но и ваших родителей. Вы обязаны сделать все возможное, чтобы помочь нам найти Феликса и спасти князя Орлова, – сказал Томсон.
«Мне все это только кажется, – в отчаянии убеждал себя Уолден. Он чувствовал, что вот-вот сойдет с ума. – Они не могут повесить мою дочь. Но если Алекса убьют, Шарлотта окажется одной из его убийц. Но дело ни за что не передадут в суд. Кто сейчас министр внутренних дел? Маккенна. Уолден не был с ним знаком. Но ведь Асквит непременно вмешается с тем, чтобы не допустить суда... или не вмешается?» – Скажите мне, когда вы в последний раз видели Феликса? – задал вопрос Томсон.
Уолден неотрывно смотрел на Шарлотту, дожидаясь ее ответа. Она стояла, вцепившись обеими руками в спинку стула. Костяшки ее пальцев побелели, но лицо оставалось спокойным. Наконец, она заговорила.
– Мне нечего сказать вам.
У Уолдена вырвался громкий вздох. Как она могла сохранять невозмутимость после того, как все обнаружилось? Что творилось у нее в голове? Она производила впечатление совершенно чужого человека.
«Когда же я потерял ее?» – пронеслось в мозгу у Уолдена.
– Вам известно, где сейчас находится Феликс? – спросил ее Томсон.
Она не произнесла ни слова.
– Вы предупредили его о принятых нами мерах безопасности?
Никакой реакции.
– Какое у него оружие?
Ни звука.
– Вы понимаете, что каждый ваш отказ отвечать усугубляет вашу вину?
Тон полицейского изменился, и Уолден сразу заметил это. Взглянув на Томсона, он понял, что тот не в шутку разгневался.
– Я хочу вам кое-что объяснить, – отчеканил Томсон. – Возможно, вы воображаете, что ваш папочка сможет спасти вас от руки правосудия. Возможно, он сам так думает. Но если Орлов погибнет, клянусь, я отдам вас под суд по обвинению в убийстве. Подумайте об этом хорошенько!
С этими словами Томсон вышел из комнаты.
Шарлотта в ужасе смотрела, как он уходит. В присутствии постороннего ей еще как-то удавалось держать себя в руках. Но оставшись наедине с папочкой, она боялась не выдержать и потерять всякое самообладание.
– Я спасу тебя, если это будет в моих силах, – грустно промолвил он.
У Шарлотты перехватило дыхание, она отвернулась. «Лучше бы он злился, – подумала Шарлотта, – с этим мне было бы легче справиться». Он бросил взгляд за окно.
– Понимаешь, я ведь в ответе за тебя, – с болью проговорил он. – Я выбрал твою мать, я стал твоим отцом, и я воспитал тебя. Ты такая, какой я тебя сделал. Я не могу понять, как это могло произойти, просто не могу.
Он вновь взглянул на нее.
– Ты можешь мне объяснить?
– Да, могу, – ответила она.
Ей страстно хотелось убедить его в своей правоте, и ей казалось, что она сможет это сделать, надо только суметь найти нужные слова.
– Я не желаю, чтобы ты втягивал Россию в войну, потому что если твой план удастся, то миллионы русских, совершенно ни в чем не повинных, погибнут на этой бессмысленной войне или останутся инвалидами.
Во взгляде его читалось удивление.
– И в этом все дело? – изумился он. – Из-за этого ты натворила такие страшные вещи? И вот этого добивается Феликс?
«Может быть, он и в самом деле все поймет», – в радостном возбуждении подумала Шарлотта. Она с увлечением продолжила:
– Феликс также стремится совершить в России революцию; возможно, и ты бы это одобрил, и он верит, что она начнется, как только народ там узнает, что Алекс пытался втянуть их в войну.
– Неужели ты думаешь, что я стремлюсь к войне? – с недоверием спросил он. – Неужели ты думаешь, что я вижу в ней смысл?
– Конечно, нет, но при определенных обстоятельствах ты будешь способствовать ее началу.
– Каждый будет способствовать этому в той или иной мере, даже Феликс, которому так нужна революция, уж поверь мне. Но если война разразится, мы должны быть в ней победителями. Разве это дурное стремление?
Голос его звучал почти умоляюще. Она отчаянно хотела, чтобы он понял ее.
– Не знаю, дурное или нет, но убеждена, что в нем нет справедливости. Ведь русские крестьяне не разбираются в европейской политике, да и не хотят разбираться. Но из-за того, что ты заключишь соглашение с Алексом, они станут калеками без ног, без рук или вообще погибнут!
Она едва сдерживала слезы.
– Папа, как же ты не видишь, что это несправедливо?
– Но взгляни на это с точки зрения гражданина Великобритании – с твоей собственной точки зрения. Представь, что Фредди Шалфонт и Питер, и Джонатан отправляются на фронт офицерами, а солдатами у них кучер Даниэль, конюх Питер, лакей Чарльз и Доукинс с фермы? Разве ты бы не хотела, чтобы им помогали? Не радовалась бы, если бы вся огромная Россия встала на их сторону?
– Безусловно, особенно, если сам русский народ решил бы им помогать? Но ведь не он принимает решение, так ведь? Принимаете решение вы с Алексом. Тебе следует стремиться к тому, чтобы предотвратить бойню, а не выигрывать ее.
– Если Германия нападет на Францию, нам придется помогать нашим друзьям. А если Германия завоюет Европу, это обернется катастрофой для Британии.
– Разве может быть большая катастрофа, чем война как таковая?
– Получается, что мы вообще не должны воевать?
– Только, если на нас нападут.
– Если мы не станем сражаться с немцами на французской земле, нам придется сражаться с ними здесь.
– Ты в этом уверен?
– В большой степени.
– Тогда мы будем сражаться, но не раньше.
– Послушай. Наша страна не подвергалась агрессии вот уже восемьсот пятьдесят лет. А почему? Потому что мы воевали с другими народами на их территориях, а не на нашей. Вот поэтому Вы, леди Шарлотта Уолден, и выросли в мирной и процветающей стране.
– Сколько же велось войн ради того, чтобы предотвратить войны? Если бы мы не воевали на территориях других народов, возможно, они бы и вовсе не воевали?
– Кто знает? – устало проговорил он. – Жаль, что ты мало изучала историю. Жаль, что мы с тобой редко обсуждали подобные темы. С сыном другое дело. Но, Бог мой, мне и в голову не могло прийти, что моя дочь заинтересуется мировой политикой! Теперь я расплачиваюсь за свою ошибку. Ужасной ценой. Шарлотта, уверяю тебя, что человеческие страдания невозможно подсчитать столь простым арифметическим способом, как в этом пытается тебя убедить Феликс. Ты веришь мне? Ты можешь еще доверять мне?
– Нет, – упрямо произнесла она.
– Феликс намеревается убить твоего кузена. Неужели тебе все равно?
– Он собирается похитить Алекса, а не убивать его.
Папа покачал головой.
– Шарлотта, он уже дважды пытался убить Алекса и один раз меня. В России он убил массу людей. Он не похититель, Шарлотта, он настоящий убийца.
– Я не верю тебе.
– Почему? – с мольбой спросил он. – Разве ты говорил мне правду о движении суфражисток? Или об Энни? Разве объяснял, что в демократической Британии большинство граждан не имеет права голоса? Или рассказывал правду об отношениях полов?
