Антон Чиж - Безжалостный Орфей
— Ничего не понял, — заявил Лебедев. — Где факты?
— На полу я нашел опавшие волоски. Почему они упали, когда вешали аккуратно? Потому что их причесывали, наводили окончательный блеск. На диване и креслах были странные ожоги, я долго не мог понять от чего. Но когда увидел щипцы для завивки, все стало ясно. Щипцы применяли в обратном направлении: чтобы сделать волосы прямыми. Это было очень важно.
— Допустим. А с чего решили, что им накидывали большую простыню?
— Помните, что у Юлии Прокофьевой было мало крови? Это самое простое объяснение. Все брызги упали на простыню. Она же предохранила убийцу от ее ногтей. Сам пробовал выбраться из парикмахерской упаковки — ничего не получается. Барахтаешься, как рыба в сетях. Прокофьева узнала запах хлороформа, испугалась и попыталась спастись. Она начала сопротивляться. И разрушила весь ритуал. Господин пришел в бешенство, стал бить ее по лицу тем, что под руку попало. Щипцами.
— С Прокофьевой ясно, — сказал Лебедев. — Но почему их надо было так сложно убивать? Зачем усыплять и вешать?
— Это было самое трудное. — Родион отпил остывающий шоколад. — Я не мог найти четкой причины, пока не наткнулся на это…
На стол легла фотография 1875 года.
— Кто это? — спросил Коля.
— Главная причина четырех смертей. Напомните, Аполлон Григорьевич, что случилось в семействе Монфлери.
— Мне старик-швейцар, что у нас в департаменте сидит, рассказал, — пояснил Лебедев. — Оказывается, те времена хорошо помнит… Так вот. Господин Монфлери застукал свою жену с любовником. И так ему это не понравилось, что выхватил жену из постели еще спящей и потащил вешать в гостиную. Так ему стало обидно. Повесил на картинном крюке. Но как увидел дело рук своих, еще больше расстроился и отравился. Судить было некого, детей отдали родственникам. Любовника не нашли.
— Почти уверен: ныне милый старичок Жос, — подсказал Родион.
— Все, что помнил наш швейцар.
— Нет, не все. Страсть госпожи Монфлери, в девичестве Хеленская, через столько лет аукнулась.
— Хотите сказать, что это месть?
— Не месть, а незаживающая рана, которую пытались лечить, — сказал Ванзаров. — Нашему герою в 1875 году было четыре годика. Висящая мать, с распущенными волосами, словно заснувшая, врезалась в память. Все четыре раза он повторял ритуал: дарил жертве цветы, самый лучший букет, как знак уважения и признательности, после чего усыплял их, выпрямлял волосы и вешал на крюк. Он смотрел на жертву, и боль отпускала. До следующего раза. Быть может, испытывал своеобразное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Каков фантазер, — с долей восхищения сказал Лебедев.
— Тихий, скромный человек, женился, имеет достаток и положение, завел любовницу. Внутри у него спит дракон, который иногда просыпается. Тогда дракон требует пищи. Дракон питается детскими воспоминаниями. Его мучает жажда. Чтобы его утихомирить, нужна жертва. Все происходит во сне, в больном сознании. Но кровь и жертвы — настоящие.
— Как же его нашли? Ведь Монфлери тщательно скрывал, что у него есть брат.
— Не только он. Родственники постарались, чтобы ребенок забыл о пережитом кошмаре. Дали ему свою фамилию, дали православное имя и постарались, чтобы он навсегда забыл о семье. Он и забыл. Но фамильные черты никуда не денешь. Посмотрите на фотографию его матери…
Лебедев присмотрелся к старому снимку, Коля заглядывал ему через плечо.
— Да, есть общее с… Огюстом, — согласился он. — Монфлери узнал братца?
— Я бы сильно удивился, если бы братья не узнали друг друга. Не зря врал мне, что у него нет брата.
— Вот как! — Лебедев вздохнул. — Вам все равно, а меня Огюст теперь на порог не пустит. Или заломит сто рублей за стрижку. Ладно, не жалко…
— Брат Огюста настолько не скрывал свои намерения, вернее, не понимал, что он убийца, что делал заказы у Ремпена под девичьей фамилией своей матери, — сказал Родион.
— Но как его нашли? Какая же тут изощренная логика должна быть!
— Да! — согласился Коля.
Ванзаров нагло улыбнулся:
— Никакой логики, только справки. Было два кандидата. У одного биография видна с детства. Другой — усыновлен, сменил фамилию и веру. К тому же господин Хеленский в столице не зарегистрирован, фамилия редкая, польская.
— Как же этот ваш отмороженный выбирал жертв? Почему так не повезло моим приятелям? Почему на меня охотился?
— С вами, Аполлон Григорьевич, отдельная история, — сказал Ванзаров. — Только он не отмороженный, а глубоко больной человек. С вывернутым представлением о себе. По сути — невиновный в той беде, что исказила его детскую психику. Огюст отделался ненавистью к женским прическам. Его брату повезло меньше. А барышень ему помогали искать ваши приятели. Сидя у Монфлери, они хвастались любовницами. Надо было слушать внимательно, наверняка называли адреса снятых квартир. Дальше оставалось проследить их жизненные привычки. И выбрать день, когда прислать букет.
— Хотите сказать, чиновник бегал по улицам, как филер?
— Для этого и нужен приятель Казаров. У посыльного сколько угодно времени бродить по улицам. Наверняка ему платил какие-то деньги, Казаров же все время нуждался — такие расходы на букеты, даже часы заложил. К тому же оказывал Казарову небольшую услугу. Когда Ивану отказались продавать букеты у Ремпена, он попросил приятеля, и тот заказывал от своего имени. И для своих барышень, и для Казарова. Господин Хеленский очень любил дарить букеты. А Иван разносил.
— Как выяснили, что посыльный слежкой занимался?
— Его страх. Почему Казаров так испугался, когда увидел тело Саблиной? Потому что следил за ней. И вдруг — она повешена. Всякое можно подумать.
— Но почему же его дружка никто не видел?
— Особенность бытового зрения, — сказал Родион. — Обычный господин с обычным саквояжем растворяется в памяти. Даже приказчик Терлецкий его не запомнил. Кто заметит такого в гостиничной суете? В «Дворянском гнезде» и того лучше — отдельный вход. А вот с Прокофьевой немного повезло.
Лебедев отшвырнул сигару и сказал:
— Что же получается, нам теперь раскапывать горы удушенных барышень? Сколько же он успел? С другой стороны, я знаю статистику. Даже если оформляли самоубийствами, в Петербурге столько не наберется. Чем же дракон питался?
* * *
Чиновник. Хорошо, я согласен.
Ванзаров. В левом кармане у вас горелая спичка. Положили ее, когда зажигали подсвечник в номере гостиницы «Центральная». Заметил у вас эту маленькую привычку: прятать в карман всякие мелочи.
Чиновник. Что ж, слово надо держать. Так даже лучше. Позвольте вопрос: кто вам открыл?
Ванзаров. Портрет вашей матери.
Чиновник. Но ведь сходства маловато.
Ванзаров. Конечно, господин Монфлери, позвольте вас так называть. Не Хеленский же?
Чиновник. Не стоит.
Ванзаров. Когда сунул вам стопку снимков, вы долго и тщательно разглядывали своих жертв. А снимок матери быстро убрали, словно испугались.
Чиновник. Умно.
Ванзаров. Обнаружили его в салоне Жоса?
Чиновник. Как-то в декабре заглянул к нему, и вдруг вижу — она. Такая красивая… Со мной что-то случилось. Вам не понять, каково это. Мне надо было ее видеть, как тогда… А еще этот колокольчик, эти голоса, что шепчутся. Хорошо, что ничего не слышите, а у меня теперь мозг разрывается. Как когтями рвут. Словно живу и сплю. Сам себя боюсь…
Ванзаров. В трактире случился приступ?
Чиновник. Еле убежать успел. А то бы совсем пропал. Да и так пропал. Если бы не это фото.
Ванзаров. Опишите ваш… недуг.
Чиновник. Зачем? А впрочем… Как хотите… Если вам так любопытно. Это начинается неожиданно. Совсем не там, где надо. Приходится спешить, чтобы спрятаться в укромном месте. Как вам описать это состояние?.. Словно окружающий мир замер, мягко вздрогнув, подернулся зыбью. В нем извиваются, струясь и волнуясь, улицы, лица, дома, тротуары, как отражения в ртутном зеркале, перемешиваясь мазками и пятнами. Длится это не дольше мгновения, яркого и глубокого. А когда возвращаются прежние обличья, когда свет и тьма разделяются, когда твердь под ногами встает тяготением, властный зов тянет за собой. Шутит и ласкает, шепчет и обманывает. Нет мочи ослушаться его. Хрустальным звоном манит. А потом взмывает до пронзительного свиста. И на пике, на пронзительной ноте подступает тишина, ватной глухотой окутывает и поглощает до последнего ноготка, до озноба, до кровинки. Целиком и навсегда. Вам этого не понять…
Ванзаров. Спасение одно: послать цветы и увидеть мать, как тогда.
Чиновник не отвечает, трет виски и часто дышит.
Ванзаров. Саквояж с принадлежностями при вас?
Чиновник швыряет кожаный баул. Ванзаров вынимает окровавленную простыню и парикмахерские щипцы в бурых пятнах. Слышен слабый запах хлороформа.
