Энн Перри - Скелет в шкафу
— Я попытаюсь узнать.
Рэтбоун улыбнулся.
— Полагаю, слуги не могут покидать дом, когда им вздумается, и уж тем более во время работы.
— Нет. Нам… — Как странно причислять себя к слугам! Тем более перед Рэтбоуном… Однако времени на переживания у Эстер не было. — Нам дают свободные полдня каждую вторую неделю, если позволяют обстоятельства.
— Значит, у слуг не было возможности вынести из дома нож и пеньюар сразу же после убийства, как и вернуть их обратно перед самым обыском, стоило только кухарке хватиться ножа, — заключил он.
— Вы правы. — Это была маленькая, но очень важная победа. Эстер встала и подошла к камину. — Вы совершенно правы. Ранкорн об этом даже и не подумал. Когда он узнает, ему придется многое пересмотреть…
— Сомневаюсь, — угрюмо сказал Рэтбоун. — Логически это выглядит безупречно, но я буду приятно удивлен, если выяснится, что полиция в данном случае руководствуется логикой. Вы сами сказали, что Персиваль уже арестован по обвинению в убийстве. Кстати, ваш друг мистер Монк принимает участие в этом расследовании?
— Принимал. И предпочел получить отставку, отказавшись арестовать Персиваля, поскольку не был убежден в его виновности.
— Весьма благородно, — кисло заметил Рэтбоун. — И весьма опрометчиво.
— Если не ошибаюсь, его подвели нервы, — сказала Эстер, чувствуя себя предательницей. — Но я не могу его за это упрекнуть. Меня тоже уволили из лечебницы, так как я посмела превысить свои полномочия.
— В самом деле? — Брови Рэтбоуна поползли вверх. — Пожалуйста, расскажите, как это случилось.
— Я не могу тратить попусту ваше время, мистер Рэтбоун. — Эстер улыбнулась, чтобы смягчить свои слова — и те, которые уже произнесла, и те, которые еще только собиралась произнести. — Если я начну рассказывать, то мы потратим полчаса уже моего, а не вашего времени. Впрочем, я буду весьма этому рада.
— А я — так просто счастлив, — поддержал ее Рэтбоун. — Побеседуем здесь, или мне будет позволено пригласить вас отобедать? Как высоко вы цените свое время? — спросил он с напускной серьезностью. — Возможно, такая роскошь мне просто не по карману. Или все-таки мы придем к соглашению? Полчаса вашего времени за еще полчаса моего. Таким образом вы успеете закончить историю о Персивале и Мюидорах, я постараюсь вам что-либо посоветовать, а после вы расскажете мне о том, что случилось в лечебнице.
Это было весьма соблазнительное предложение, и не только потому, что Эстер хотела помочь Персивалю, — Рэтбоун был ей симпатичен.
— Что ж, если мы уложимся во время, отпущенное мне леди Мюидор, я буду только рада, — согласилась она и тут же смутилась.
Рэтбоун изящно поднялся со стула.
— Отлично! Мы прерываем беседу и возобновим ее в обеденном зале гостиницы за углом — там обслуживают в любое время суток. Приличнее было бы, конечно, встретиться в доме общих друзей, но за неимением таковых, а также времени на их поиски… Прошу! Надеюсь, это не слишком повредит вашей репутации.
— Моей репутации уже ничто не повредит, — ответила Эстер с усмешкой. — Доктор Померой сделает все возможное, чтобы меня не приняли на работу ни в одну больницу.
— Но в споре с ним вы оказались правы? — спросил Рэтбоун, отворяя перед Эстер дверь.
— Полагаю, что так.
— Тогда это и впрямь непростительная дерзость с вашей стороны.
Они вышли из конторы, миновали метельщика и двинулись по мостовой, уклоняясь от проезжающих экипажей. Обогнув угол и перейдя на другую сторону, они оказались у входа в старую гостиницу, построенную еще в те дни, когда только почтовые кареты поддерживали сообщение между городами, пока на смену им не пришла железная дорога.
Внутри было очень уютно. Внимание Эстер привлекли развешанные по стенам картины, медные и оловянные тарелки, почтовые рожки. Публика также была весьма примечательна — розовощекие преуспевающие дельцы в теплой по сезону одежде.
Хозяин приветствовал Рэтбоуна, стоило тому переступить порог, и немедленно предложил столик в уютном уголке, посоветовав, что из блюд стоит заказать дорогому гостю.
Переговорив с Эстер, Рэтбоун сделал заказ, и хозяин сам отправился на кухню — приглядеть, чтобы подали все самое лучшее. Адвокат принял эти знаки внимания с благодарностью, но как нечто вполне привычное. Манеры его были безупречны, он явно умел соблюдать дистанцию, отделяющую джентльмена от хозяина гостиницы.
Трудно сказать, что это было — ленч или обед, но блюда были приготовлены превосходно. Эстер тем временем поведала Рэтбоуну все, что знала об убийстве на Куин-Энн-стрит, включая историю Майлза Келларда с Мартой Риветт, странную тревогу леди Беатрис, которая не исчезла с арестом Персиваля, и слова Септимуса о том, что Октавия за день до смерти узнала нечто потрясающее и ужасное, хотя и не уточнила, что именно.
Потом Эстер рассказала о Джоне Эйрдри, докторе Померое и хинине.
В итоге беседа заняла почти полтора часа, но подсчитать это Эстер удосужилась лишь ночью, лежа в своей постели на Куин-Энн-стрит.
— Так что вы мне посоветуете? — серьезно спросила она, чуть наклонившись вперед. — Что можно сделать для Персиваля?
— У него есть адвокат? — в тон ей спросил Рэтбоун.
— Не знаю. У него нет денег.
— Естественно. Будь у него деньги, это бы вызвало подозрение. — Рэтбоун жестко улыбнулся. — Я иногда работаю бесплатно, мисс Лэттерли, на благо общества. Потом, чтобы не терпеть убытка, берусь защищать человека состоятельного. Даю вам слово, я изучу этот случай и сделаю все возможное.
— Я весьма вам обязана. — Эстер улыбнулась в ответ. — А теперь скажите, сколько я вам должна за консультацию.
— Сойдемся на половине гинеи, мисс Лэттерли.
Она открыла ридикюль, достала золотую монету достоинством в полгинеи — последнее, что у нее оставалось, — и протянула адвокату.
Вежливо поблагодарив Эстер, он сунул монету в карман, затем поднялся, галантно отодвинул ее стул, помогая встать. Они вышли на улицу, где Рэтбоун остановил кеб. Эстер попрощалась с адвокатом и, довольная, приказала ехать на Куин-Энн-стрит.
Суд над Персивалем Гэрродом начался в середине января 1857 года. Поскольку леди Беатрис была по-прежнему подавлена и не совсем избавилась от своих страхов и тревоги, об увольнении Эстер речи не заходило. Обязанности свои она выполняла весьма ревностно, во-первых, потому, что до сих пор не смогла подыскать себе другого места, а во-вторых, ей необходимо было оставаться на Куин-Энн-стрит и продолжать наблюдение за семейством Мюидоров. Не то чтобы Эстер рассчитывала узнать что-либо существенное, просто не в ее привычках было терять надежду.
В суд отправилась вся семья. Сэр Бэзил выразил желание, чтобы женщины остались дома и представили свои свидетельства в письменном виде, но Араминта воспротивилась этому. В тех редких случаях, когда между нею и отцом возникали разногласия, последнее слово, как правило, оставалось за Араминтой. Леди Беатрис даже не стала спорить — она просто нарядилась в траурное без украшений платье, надела густую черную вуаль и приказала подать свой экипаж. Эстер вызвалась сопровождать ее на всякий случай и весьма обрадовалась, когда предложение было принято.
Что касается Фенеллы Сандеман, то ей казалась смешной даже сама мысль, что кто-то может воспретить ей присутствовать на таком чудесном драматическом представлении. Она выпорхнула из своей комнаты уже слегка навеселе, поправляя траурный шелковый шарф белой ручкой в черной кружевной перчатке.
Сэр Бэзил пробормотал проклятие, но делать было нечего. Втолковывать что-либо Фенелле было бесполезно — она все равно пропустит мимо ушей.
Ромола наотрез отказалась остаться в доме одна, и никто с ней даже не спорил.
Зал суда был набит битком, а поскольку Эстер не попала на этот раз в число свидетелей, сидеть ей пришлось рядом с леди Мюидор.
Обвинение представлял мистер Ф. Дж. О'Хара, эффектный мужчина, на счету которого было несколько громких и множество менее заметных, но более выгодных процессов. Коллеги его почитали, публика — обожала. Зрителей привлекали его вкрадчивые манеры и умение в самый неожиданный момент разразиться прочувственной речью. Это был мужчина среднего роста, крепкого телосложения, с короткой шеей и пышной копной прекрасных седых волос. Будь они чуть длиннее, его прическа походила бы на львиную гриву, но прокурор предпочитал импозантности светский лоск. Он обладал весьма музыкальным голосом, с еле заметной очаровательной шепелявостью.
Персиваля защищал Оливер Рэтбоун, и это вселяло в Эстер отчаянную надежду. Главным образом потому, что Рэтбоун взялся за дело, не ожидая от него прибыли.
Первой на свидетельское место была вызвана горничная Энни, нашедшая тело Октавии Хэслетт. В своем выходном голубом платье она выглядела очень строгой, очень юной, агрессивной и беззащитной одновременно.
