В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари
Три часа молитв и литаний измотали бы кого угодно. Вибий, который два часа нес на руках телицу и еще час окроплял новый корабль священной водой, должен был быть совершенно без сил. Поэтому Аврелий не удивился, застав его в храме, все еще тяжело дышащим.
— Нелегко заслужить спасение! — сказал он, присаживаясь рядом с ним на скамью.
— Мне совсем не нравятся твои манеры, сенатор, — с обидой ответил тот. — Очевидно, ты считаешь нас всех болванами и делаешь вид, что интересуешься нашей верой, лишь чтобы вытащить из беды свою толстую подругу. Но уверяю тебя, ты не дашь ей так легко отделаться!
— Ты все еще намерен выдвигать обвинение? Нигелло, кажется, готов закрыть на это глаза…
— Это вопрос престижа. Все Байи должны знать, что нельзя безнаказанно нападать на нашего верховного жреца.
— Да, понимаю. Иначе верующие усомнятся в божественной силе и перестанут набивать золотом твою казну, — ответил патриций. — Но ты просчитался, Вибий. Ты не сможешь вертеть Нигелло, как вертел Палемноном.
— Что ты хочешь сказать? — побледнел тот.
— А то, что в твоем сообщнике не было ни капли египетской крови. Конечно, в облачении жреца Исиды он был довольно убедителен, но он перегнул палку, притворившись, будто может перевести надпись на скарабее. Его ответ вызвал у меня подозрения, и я решил копнуть глубже. Так я и обнаружил, что мнимый верховный жрец разбирался в иероглифах еще меньше меня. И тогда я отправил своего секретаря провести небольшое расследование неподалеку. В Капуе, если быть точным… это ведь твой родной город, если я не ошибаюсь.
— Можешь копаться в моем прошлом сколько угодно, Аврелий. Ты не найдешь там ничего предосудительного.
— Кроме дела о мошенничестве.
— Вижу, ты хорошо осведомлен. Значит, тебе известно, что я вышел из того суда с незапятнанной репутацией.
— Однако судья сильно сомневался в твоей невиновности…
— Судьи, подумать только! Свора хитроумных карьеристов, что плетут заговоры за спиной порядочных людей, лишь бы проложить себе дорогу по ступеням `cursus honorum`! — заявил Вибий, сопроводив свои слова презрительным жестом.
— Ты вышел из того суда оправданным, верно? Возможно, потому, что главный свидетель обвинения, старьевщик с приметным родимым пятном за ухом, в день суда оказался недоступен. И именно этому несостоявшемуся свидетелю и уделил свое внимание мой дотошный секретарь. Потому что, видишь ли, судья прекрасно помнил и тебя, и его, ведь именно вы и сломали ему карьеру. После того суда, на который он не явился, человек с винным пятном снова появился в Путеолах под именем Палемнона. Он больше не собирал тряпье, напротив, у него был туго набитый кошелек, словно он оказал кому-то большую услугу…
Вибий хотел было оправдаться, но, смутившись под обвиняющим взглядом Аврелия, счел за лучшее помалкивать.
— Должно быть, нетрудно было сговориться со старым подельником и состряпать план, который пополнил бы карманы вас обоих, — продолжал сенатор. — И вот, благодаря твоей поддержке, Палемнон был избран жрецом храма Исиды, который тогда пребывал в полном запустении. Священное ожерелье было отличным предлогом, чтобы скрыть родимое пятно, и Палемнон носил его постоянно, свято соблюдая ритуал. Ты тем временем начал жаловаться на сильные недомогания, да так хорошо вжился в роль, что друзья и родные уже считали тебя на смертном одре. А потом однажды, перед многочисленной публикой, — вот оно, чудесное исцеление! Чудо, которое приумножает число верующих и пожертвований. Эти простаки, разумеется, ничего не знали о вашем сговоре. Бедному Нигелло вы внушили, что он говорит с Исидой, усиливая голос с помощью пергаментного рупора, и вам даже удалось впечатлить чернь, показав статую Богини, плачущую кровью… вернее, красным вином. В искренности жены претора я, однако, позволю себе усомниться: трудно поверить, что она не заметила, как ее обрюхатили…
— Хватит! — в отчаянии крикнул Вибий.
— План идет как по маслу, пожертвования текут рекой, дела процветают, — невозмутимо продолжал Аврелий. — Но потом, увы, происходит непредвиденное чудо: Богиня является без всякого зова и предается любви с Ипполитом! Палемнон в ярости. Он убежден, что ты хочешь продолжать игру в одиночку, оттеснив его. Он тебе угрожает, и ты заставляешь его замолчать навсегда, держа его голову под водой.
— У тебя нет ни единого доказательства твоих слов! — запротестовал Вибий.
— Возможно, — возразил сенатор. — Но тот магистрат, о котором я говорил, затаил на тебя обиду и намерен приехать в Байи. Он уверен, что узнает Палемнона даже в виде мумии. Что до жены претора, то она, скорее, обвинит тебя в самых гнусных злодеяниях, включая убийство, чем рискнет поставить под сомнение отцовство своего сына. Не говоря уже о моем друге Сервилии, который собирает всех бедняков, которых ты обобрал, чтобы дать тебе бой в суде. Они тебя разорят, Вибий. Игра окончена, и на этот раз никто не спасет тебя от приговора к веслам или соляным копям. Если, конечно, ты не отправишься на виселицу за убийство своего сообщника…
Вибий задрожал.
— Послушай, я могу признать, что позволил себе некоторые вольности, но я не позволю повесить на меня убийство, которого не совершал.
— Значит, ты невиновен… и все же хранитель видел тебя в храме в то утро.
— Верно, я поссорился с Палемноном. Он думал, что это я устраиваю явления Богини! Но я вышел из пургатория, оставив его в полном здравии, хоть и немного взвинченным. Это твоя подруга Помпония его убила!
— Нет, Вибий. Помпония невинна, и я могу это доказать. Она только что умастила себя священным маслом, а поскольку у Палемнона голова была наголо обрита, она не смогла бы удержать ее под водой своими скользкими от масла руками, пока он изо всех сил боролся за глоток воздуха.
— И все же, повторяю, когда я его оставил, он был жив и здоров. Спроси у Дамаса. Хранитель наверняка помнит, что я был уже далеко, когда Помпония вошла в комнату со священным бассейном. И если твоя подруга говорит правду, жрец должен был умереть всего несколько мгновений назад, — запротестовал Вибий, чувствуя, что дело принимает дурной оборот. — Виновным должен быть Ипполит… не зря же он выдумал эту байку о явлениях Богини!
— Другими словами, ты
