Пиковый туз - Стасс Бабицкий
– Что теперь? – шептала Луша. – Как ей помочь?!
– Не знаю, – честно признался он, продолжая вышагивать по комнате и не замечая, как ударяется об углы тесно сдвинутых столов. – Но я обязан отыскать беглянку прежде остальных, а известно мне всего два факта: ее зовут Анна и она была в свите княжны Долгоруковой…
Феминистка притихла, накручивая локоны на палец. Тишина натянулась ниткой жемчуга, зазвенела от напряжения, и вдруг лопнула, раскатилась бусинами по углам.
– Есть способ! – закричала Луша возбужденно и звонко. – Пойдемте скорее в архив, я знаю где искать!
Сыщик удивился силе, с которой эта хрупкая на вид барышня схватила его за руку, увлекая по коридору. Они оказались в темной каморке без окон.
– Найдется у вас спичка?
– Нет, мои кончились.
– Ничего, сбегаю в репортерскую.
От пола до потолка поднимались широкие полки. В самом низу скопились кипы разных газет и журналов, сортированные по годам. Над ними, примерно на уровне жилетного кармашка, лежали папки с вырезками о заметных событиях – корешки были надписаны печатными буквами: «Крымская война», «Семья императора», «Наши в заграницах» и еще не менее сотни ярлыков. И за час не изучишь, и за день – ежели тесемки развязывать да открывать, заглядывать внутрь… Еще выше, на уровне глаз, стояли издания в дорогих переплетах. Лукерья подвинула подсвечник ближе.
– Здесь у нас памятные книжки… А это откуда? «Каталог птиц, зверей и гадов Среднего Урала». Кто оставил? Надо будет порядок навести. О! Имперские адрес-календари. То, что нужно! – она начала вытаскивать их по одному, передавая сыщику. – Держите на этот год, вот еще прошлый и позапрошлый. Возьмем также за 1872-й и 1871-й, Или уже излишек?
Пять увесистых томов оттягивали руки. А пыль, особая бумажная пыль, ароматная и уютная, забилась в нос. Мармеладов громко чихнул и свечи погасли.
– Экий вы неловкий!
Возмущенный голос и сам по себе мог зажечь костер, но пришлось-таки использовать спичку.
– Кладите книги сюда!
Слева от двери стояла конторка. Ее ширина позволяла смотреть по два календаря разом, хотя и без особого удобства. Мармеладов постоянно чувствовал, как острый локоток впивается ему под ребра. Идея у журналистки и впрямь замечательная: в справочниках печатался поголовный штат министерств – гражданских и военных, списки губернских дворян и чинов, купцов и домовладельцев, епископов со своими консисториями, а также благотворительные, кредитные и страховые общества. Перечислялась и «шелковая» иерархия императорского Двора, включая гофмейстерин, статс-дам, камер-девиц и, конечно, фрейлин.
– Cherchez la femme[120]! Ту, которая упоминалась в одном календаре, а на будущий год исчезла, – уточнила Луша. – Мы ведь не знаем доподлинно, сколько времени страдалица провела в заточении…
Сыщик пролистал две книги, а более привычная к таким спискам журналистка – три. При упоминании очередной Анны, нигилистка обмакивала перо в чернильницу, притаившуюся в особом углублении на конторке, и записывала фамилию в столбик.
– Итак, сообща мы выловили семерых.
– Дайте-ка перечту, – он принялся загибать пальцы, – Лопухина, Устинова, Крапоткина, Шаховская, Скавронская, Гартинг и Репнина-Багреева. Верно, семь.
– Упоминались в адрес-календаре, а на следующий год в списках не значились. Которая же убийца?
Тишина снова вытянулась струной, загудела, вздрогнула. Мармеладов задумчиво щурился на огоньки. Он еще не разжал пальцы и держал кулаки перед лицом, ни дать, ни взять – боксер в английской стойке. Заметив эту нелепость, сыщик вышел из транса и улыбнулся.
– Есть две объективные причины, вследствие которых уходят из свиты. Первая весьма милая. После замужества – об этом твердили все, кому не лень, да только я не придавал значения, – девушки оставляют службу при дворе. Другая причина куда менее приятна. Смерть. Три недавно убиенные фрейлины также не попадут в календарь на следующий год. Узнать бы про каждую из этой семерки…
– Вы гений, право, гений! – Луша восхищенно захлопала в ладоши. – Свадьбы и похороны в империи берутся на учет. Эту информацию легко проверить.
– С нашей вечной чиновничьей волокитой? Боюсь, запрос будут рассматривать месяц. Одна надежда на Хлопова. Он гадкий тип, но полиция сможет ускорить процесс и получить сведения недели через три…
– Сами узнаем! Через три минуты! – журналистка забрала подсвечник с конторки и копошилась у тех самых архивных полок, на уровне жилетного кармашка. – Вот! И вот!
Перед сыщиком оказались две картонные папки с засаленными от частого использования тесемками. На левой красивым округлым почерком было написано: «Свадьбы», а ниже шла россыпь сердечек и ангелочков. На правой выведен надгробный крест.
– Вы забываете, кто хозяйка редакционного архива. Не смущайтесь, господин сыщик, не вы один. Наши начальники в грош не ставят мои старания, считают, глупостями занимаюсь. Но репортеры готовы на руках носить и беспрестанно прибегают что-либо уточнить. Тут объявления о вступлении в брак, а также некрологи за последние десять лет. Я аккуратно вырезала статьи из всех доступных газет и журналов – не только столичных и московских, но также губернских листков, – а потом раскладывала по месяцам и нумеровала.
– Разве такое печатают?
– Ежедневно! Более того, эти разделы самые читаемые. Люди так устроены – вечно завидуют чужому счастью и злорадствуют по поводу чужого горя. Столетия пройдут, а тенденция вряд ли изменится. Начнем! Про три минуты я, признаться, пошутила. Но к утру мы будем знать, а повезет – так и раньше. Возьмете на себя некрологи? А то я боюсь мертвецов…
Полчаса спустя она издала громкий крик, можно подумать, и впрямь встретила привидение. Сверилась со списком и поставила галочку перед одной из фамилий.
– 10 апреля 1873 года в храме Успения Пресвятой Девы Марии… Князь… К дьяволу его имя и отчество! Венчался с фрейлиной Ее Императорского Величества Анной Скавронской. В Петербурге свадьбу сыграли…
– Вычеркиваем!
Теперь газетные вырезки
