Иван - Бернард Найт
— Я знаю, что вы не священник, но я бы чувствовал себя лучше, если бы мог исповедоваться.
— Ради Бога, Бланшфор, прекратите нести эту чушь. Нам уже нужно идти.
Тамплиер-отступник схватил коронера за руку и приблизил к нему лицо, на котором появилось выражение какой-то странной одержимости.
— Я должен перед кем-нибудь исповедаться! — прошипел он. — Ибо это я убил Жильбера де Ридфора.
Де Вулф замер, не веря своим ушам.
— Его убили вы?
Де Бланшфор оперся на свой крест.
— Я был вынужден это сделать — он заслуживал смерти за свое неверие. Он решил нарушить данное мне обещание раскрыть тайну. После всего того, через что мы с ним прошли — вышли из ордена, подвергли свои жизни опасности, — после долгих месяцев обсуждений и тяжелых раздумий, он решил, что не хочет этого делать, и не сделает. Поэтому я убил его, убил за то, что он оказался малодушным трусом и предал новую истину.
Голос Бернара зазвучал с фанатической силой.
— Теперь я сам должен раскрыть ее миру! Вот почему я должен выжить и добраться до какого-нибудь безопасного места, чтобы проповедовать и писать о новых реалиях христианской веры.
Первоначальный шок, сковавший де Вулфа, постепенно перерастал в гнев, однако он сдержал себя, чтобы узнать, каким образом было совершено убийство.
— Как вы его нашли?
— Я подозревал, что его решимость слабеет, еще до того, как мы покинули Францию, поэтому приехал в Девон на несколько дней раньше, чем я вам сказал, — для того, чтобы за ним понаблюдать. Я видел, как вы вместе покинули город, и, расспросив людей, без труда пришел к выводу, что вы повезли его в дом вашей семьи в Стоуке. Потом я поехал туда, чтобы встретиться с де Ридфором.
— С намерением убить его?
Де Бланшфор нетерпеливо махнул рукой.
— Разумеется, нет. Я хотел поговорить с ним, укрепить его в нашем общем решении. Как я уже сказал, я чувствовал, что он колеблется, но только лишь когда мы встретились с ним в лесу неподалеку от вашего поместья, он сообщил мне со всей определенностью, что решил отдать себя во власть ордена и отказывается от данного обещания раскрыть тайну. — Его голос стал таким бесстрастным, что де Вулф понял, что разум рыцаря расстроен.
Все это время Томас находился рядом, с открытым ртом слушая эти ужасные откровения, Гвина же больше заботило то, как бы побыстрее вывести изгнанников из церкви.
— Коронер, нам нужно идти, мы и так уже опаздываем! — напомнил он, однако де Вулф не обращал на оруженосца никакого внимания.
— Так что же произошло? — напомнил коронер.
— Он довел меня до бешенства, и я ударил его по голове валявшейся под ногами веткой. Де Ридфор упал замертво, хотя я и не хотел его убивать. Это была случайная смерть — а, может, и воля провидения.
— Но как же тогда остальные раны — в боку и на руках? — проронил сквозь зубы де Вулф, с трудом сдерживая гнев.
— Охватившая меня ярость заставила меня сделать на его теле отметины, которые были символом его неверия в нашу цель. Символами, которые отражали в себе суть той страшной тайны, которую тамплиеры умышленно скрывали в течение всех этих лет.
— Страшная тайна! — с презрением воскликнул де Вулф. — Неужели эта ваша тайна стоила жизни храброго человека?
— Храброго, как же! — с усмешкой отвечал де Бланшфор. — Де Ридфор показал себя бесхребетным трусом, когда дело коснулось единственной в его жизни вещи, которая действительно имела какое-то значение. Да, он умел управляться с мечом и рубить сарацинов, но он не смог сдержать обещания противостоять лицемерию и обману, обнаруженным нами в той церкви, которой мы поклялись служить всю нашу жизнь. — Он затряс крестом перед самым носом де Вулфа. Лицо отступника исказилось гримасой маниакальной одержимости. — А что до того, стоит ли эта тайна человеческой жизни, то я скажу вам, де Вулф, что если меня и других таких, как мы, заставят молчать, то ценою этого молчания скоро станут тысячи жизней, когда серп римской церкви начнет собирать жатву на просторах Лангедока. А в грядущих столетиях инквизиция, которая распускается сейчас как зловещий цветок, может уничтожить миллионы тех, кто осмелится подвергнуть сомнению абсолютизм церкви.
Гвин попытался снова указать своему хозяину на то, что пора выводить людей из церкви, но Джон жестом велел ему замолчать. Коронер не отрывал возмущенного взгляда от покрасневшего, с выпученными глазами лица де Бланшфора.
— Послушайте, вы, обезумевший негодяй! У меня нет времени на то, чтобы обсуждать с вами ваши извращенные религиозные воззрения! — Джон уже не мог себя сдерживать. — Если это правда, тогда вы убийца и должны быть преданы суду! Теперь вы не сможете сесть на корабль. Я обязан вас арестовать.
Лицо де Бланшфора превратилось в маску, олицетворяющую хитрость безумца.
— Я попросил убежища и дал клятву изгнанника, и вы выслушали мое признание. Теперь я имею право покинуть пределы страны.
— Все это полная ерунда, вы, самоуверенный болван! Все это не имеет никакого значения — и клятва, и признание, потому что вы обманули меня, а, кроме того, не поклялись на святой книге!
— Тогда как вы собираетесь объяснить мое чудесное появление среди ваших изгнанников? И где тот человек, место которого я занял, тот, которому вы намеренно позволили убежать? Вы виновны в обмане, извращении отправления правосудия и одному Богу известно в скольких других преступлениях. Вы в ловушке, де Вулф, так что пусть лучше все идет своим чередом.
Быстро оценив то положение, в котором он оказался, де Вулф вынужден был подчиниться неизбежному. Если бы шериф узнал о его махинациях, он бы ни за что не спустил бы это ему с рук. Скорее всего, он использовал бы все средства, чтобы коронера подвергли наказанию в отместку за недавнее унижение, которому де Вулф подверг шурина после провала заговора принца Джона. Вдобавок ко всему, тамплиеры и церковь не простили бы коронеру того, что он намеренно организовал побег такого злостного еретика.
Кипя от гнева, но осознавая свое бессилие, де Вулф наконец сдался и подал знак Гвину, чтобы тот выводил изгнанников из церкви.
Они выстроились перед дверью и готовы уже были выйти во двор, но когда Бланшфор сделал шаг, чтобы присоединиться к остальным изгнанникам, коронер грубо схватил его за плечо, и они снова оказались лицом к лицу.
— Слушай, ты зловредный ублюдок, прежде чем ты уйдешь, я хочу знать, что это за проклятая тайна, которая принесла мне столько неприятностей. Ты меня понял? Бывший тамплиер с хитрым видом кивнул головой.
— Вскоре эта тайна будет раскрыта всему миру, а не поведана шепотом по секрету.
Де Вулф завел руку за спину и выхватил из-за пояса кинжал. В следующее мгновение лезвие уже было прижато к шее де Бланшфора, и капля крови выступила там, где острие коснулось кожи.
— Говори, или, клянусь Господом, я убью тебя прямо на этом месте, и плевать на последствия! — тон коронера не вызвал у тамплиера сомнений в том, что де Вулф именно так и поступит.
— Хорошо, отпустите меня. Я вам расскажу.
Джон отвел клинок на несколько дюймов, но продолжал держать его наготове.
— Мы так и не смогли узнать все подробности, поскольку нам пришлось довольствоваться обрывками подслушанных разговоров магистра и других старших братьев. Но потом мы наткнулись на некоторые документы, которые никто не должен был видеть, и именно они заставили нас начать тайные поиски в секретных парижских архивах. Понадобился год, чтобы перед нами начала вырисовываться полная картина.
— Давай, поживей! Моя сестра рассказывала, что это имеет какое-то отношение к Мессии.
Томас, который все это время стоял рядом с ними, издал стон и принялся конвульсивно креститься, однако де Бланшфор лишь презрительно скривился.
— К Мессии? Можно сказать и так, хотя это всего лишь детали. Первые тамплиеры нашли в катакомбах под иерусалимским Храмом таблички, письмена на которых гласили, что Христос, хотя и был распят, не умер на кресте. Воскрешение его было оживлением человека, находившегося при смерти, организованным некоторыми из его влиятельных последователей. После этого он прожил еще тридцать лет, и это был действительно великий человек, учитель и пророк, но смертный. Поэтому концепция троицы — это выдумка, сознательно поддерживаемая церковью.
Снова наступила тишина, и вдруг, издав придушенный крик, исполненный отчаянной яростью, маленький Томас де Пейн бросился на Бланшфора и застучал кулачками по широкой груди тамплиера. Тот нетерпеливо оттолкнул его в сторону, и писарь осел на пол, пряча лицо в ладонях и издавая жалобные рыдания.
Де Вулф осторожно поднял его на ноги. Гвин и остальные изгнанники с изумлением наблюдали за необычной сценой.
— Не бери в голову, Томас. Вранье этого сумасшедшего не стоит и ломаного гроша.
