Валентин Лавров - Железная хватка графа Соколова
С женщин и детей 5 копеек.
Соколов белозубо улыбнулся:
— Счастье придет и на печи найдет!
Он легко спрыгнул с жеребца, похлопал по лоснящейся холке, отчего тот дико скосил на седока налитый кровью глаз.
Соколов огляделся. Увидал какого-то несчастного мужичка в серой чуйке, в онучах и опорках.
— Держи, дарю тебе! — протянул повод. Крестьянин, недоверчиво глядя на барина, принял коня и с глупым удивлением раскрыл рот.
Соколов отправился за кулисы.
Встреча со старыми приятелями была самой горячей. Атлеты уже стояли перед ветхим занавесом. Оркестр местных пожарных бодро выдувал из медных труб выходной «Марш гладиаторов», а забитый до предела зал бурлил в нетерпеливом ожидании.
— Кажется, за мной гонится вся полиция Европы... — Соколов в двух словах поведал свою историю.
Гарнич-Гарницкий вдруг стал лихорадочно стаскивать с себя трико:
— Аполлинарий Николаевич, натягивайте это и открывайте представление! Полицейским в голову не придет искать вас на арене. И после представления сразу уезжайте. С моим паспортом. Главная примета — гигантский рост сходится. А я, будьте спокойны, и без паспорта доберусь до Петербурга.
Недоуменные оркестранты во второй раз заиграли «Гладиаторов».
Соколов, натягивая полосатое трико, первый раз в жизни засомневался в своих возможностях:
— Цепи я порву. Но вот насчет огня глотать? Съедобно ли?
Ежи Штамм расхохотался:
— Мы тоже не пробовали. Когда шпрехшталмейстер объявит этот номер, со своего места вскочит местный пожарный и заявит: «Запрещаю, возможно загорание и человеческие жертвы!» Он уже два рубля получил.
* * *Полицейские нагрянули в зал, когда шел показушный бой с якобы ужасными ударами, с притворными нокдаунами, с воинственными криками и предсмертными стонами. Публика заходилась в восторге, а чувствительные дамы со страху зажмуривались.
Полицейские искали особо опасного преступника среди зрителей. Потом загляделись на арену. Растолкав зрителей, уселись в первом ряду, вытянули по проходу сапоги и вслух восхищались атлетами.
Представление благополучно закончилось.
Расчет Гарнич-Гарницкого оказался точным. Не зря в прошлом он был лейб-гвардейским офицером, директором Императорского фарфорового завода, а ныне — статским советником и председателем «Геркулес-клуба».
С его паспортом гений сыска спокойно сел в первый класс московского поезда и отправился восвояси.
Возвращение
К вечеру следующего дня Соколов был в старой столице. Здесь уже плотным ковром лежал снег.
Он взял извозчика и на легких саночках долетел до Сухаревой башни. Далее сыщик отправился пешком, ради прогулки, к Красным воротам.
Боже, как он истосковался по этому громадному городу с его старинными домами с лепниной, по грому и звону трамваев, по шумной бестолочи вечно спешащей и всегда праздничной толпы, по ярким вывескам трактиров и магазинов, заваленных товарами, по сияющим золотом церковным куполам, по этим родным, отличным от всех в мире лицам!
В высоком доме на Садовой-Спасской поднялся на пятый этаж, с трепетом крутанул звонок.
Дверь распахнулась. На пороге в новом широком платье с цветастыми разводами стояла Мари.
Она уже несколько недель не получала от графа телеграмм и очень тревожилась. Теперь без слов бросилась в объятия неугомонного мужа.
Соколов нежно обнял Мари и прикосновением ощутил ее беременность.
В тот же вечер Соколов отправился в московское отделение охранки и передал начальству ленинский автограф — две страницы, исписанные мелкими, как сам характер автора, кудряшками.
Тут же была дана команда: «Произвести аресты!»
Некоторые большевистские агенты, получив еще прежде от Ленина сигнал тревоги, успели разбежаться. Но все же были разгромлены крупные большевистские организации, цеха по производству динамита и типографии, печатавшие подрывную литературу, — в Архангельске, Баку, Батуми, Вильне, Кишиневе, Херсоне, Риге.
За горизонтом времени
Пришел черный день, и разразилась первая мировая война.
Читатель помнит про колларгол — секретные чернила, рецепт которых Соколов в свое время добыл у Степки Мурзуева?
Знаменитая Марта Рише — агент-двойник французской разведки, проникшая в германский шпионский центр в Мадриде, была за свой подвиг награждена орденом Почетного легиона. Она оставила воспоминания «Моя разведывательная работа».
В них Рише с восторгом поведала о «зернышках серебристо-черного цвета, которые при растворении их в воде давали колларгол» — чернила, тайну которых, якобы, никто, кроме немцев, не знал. Она писала: «С самого начала войны немецкие шпионы беспрепятственно переписывались со своими руководителями, потому что незнание состава чернил не давало возможности расшифровывать их корреспонденцию».
Действительно, германцы были долго уверены, что их противники не владеют тайной колларгола. Но удачная акция Соколова, распознавшего его загадку, предотвратила немало вражеских акций и позволила схватить с поличным нескольких вражеских агентов.
Что касается условного знака «черной коровы», то именно во время войны германцы стали пользоваться им по-настоящему широко. Военная контрразведка с предупредительной целью выпустила в 1915 году в Москве массовым тиражом книгу: «ПАУТИНА. Система германского шпионажа». Во всю обложку была нарисована корова. Подпись гласила: «Черная корова. Условный знак, применяемый германскими шпионами».
Из других событий отметим покушение на Григория Распутина. В 1914 году злобная портниха из Царицына Хиония Гусева исхитрилась подкараулить старца. Она пырнула его сапожным ножом в живот, задев мочевой пузырь. Как записано в следственном деле, «злоумышленница призналась, что метила в половые органы». Читатель, видимо, помнит: о готовящемся покушении Распутина еще прежде предупреждал некий Синицын, которого застал Соколов во время своего визита к старцу.
Ну а потом над Россией (с помощью враждующей Германии!) засияло солнце якобы пролетарской революции[5]. Солнце было таким жарким, что спалило жизни десятков миллионов граждан. Захватив власть обманным путем, большевики развязали чудовищный террор, многократно инспирировали голод, доводивший до людоедства и детоедства, извратили нравственность, привели к тотальному расцвету преступности и алкоголизму. Наверх взбирались не самые умные и лучшие, а самые порочные, жестокие и тупые.
Самый человечный человек
Товарищ Ленин всегда проявлял трогательную заботу о кадрах. После октября 1917 года многие местечковые сподвижники Ильича взлетели на вершину власти. Вспомнил он и о заслугах Сильвестра Петухова. Приказал Крупской:
— Надя, разыщи-ка этого, из охранки, ну, того, что в Поронине пострадал от руки врагов революции... Пусть служит в ведомстве Дзержинского.
Надежда Константиновна эту просьбу приняла близко к сердцу:
— Ах, это кому бутылкой по голове? Это же Петухов, замечательный товарищ.
В тот же день была организована комиссия, которая через милицию по месту прописки отыскала Сильвестра — в Кривоколенном переулке, в доме номер пять.
Шестикомнатная квартира, где прежде проживал лишь Сильвестр с семьей, теперь была наполнена веселым шумом и гамом ударников и ударниц завода бывшего В. К. Феррейна, а теперь «Фарматреста» имени тов. Казильбрука, находившегося поблизости — в Кривоколенном.
Около полусотни комсомольцев и прочих граждан тут спали, готовили, стирали, вдохновенно сочиняли стихи и доносы, спорили о сроках мировой революции (случится к годовщине Великого Октября или только к Новому году?), влюблялись и размножались.
Сподвижника Владимира Ильича комиссия обнаружила на кухне, где он, как бывший буржуй, по решению домкома и по причине слабоумия безропотно проживал возле раковины.
Когда жильцы мыли посуду, брызги летели на несчастного Сильвестра, сидевшего на матрасе и изучавшего труды В. И. Ленина. Если что и раздражало его, то это лишь ароматы готовящейся пищи: сам Сильвестр пайка был лишен. Над головой он повесил портрет любимого вождя.
Злодейский удар бутылкой по голове не прошел даром. На все вопросы членов комиссии и лично Н. К. Крупской Сильвестр страшно выпучивал глаза, пускал слюни и выкрикивал:
— Да здравствуют товарищ Ленин и мировая революция!
Когда об этом было доложено Владимиру Ильичу, тот задумчиво постучал пальчиками по столу и воскликнул:
— Это, гм-гм, прекрасный пример верности делу пролетариата! Большевики должны проявлять заботу о братьях по партии. Направить товарища Петухова на службу в ЧК — архисрочно.
По необъяснимой причине Ленин любил именно те слова, которые не умел произносить. И во всех делах он уважал стремительность.
