Калифорния на Амуре [litres] - АНОНИМYС
Ганцзалин отвечал, что много чести будет – каждой жене рассказывать про других. Жене этого не надо, ее дело – кормить и лелеять своего господина, когда он в городе, и терпеливо ждать, когда он снова осчастливит ее своим визитом.
– Удивительные у вас в Китае нравы, – Прокунин только и мог, что головой качать.
Надворный советник, однако, заметил, что не следует принимать все рассказы Ганцзалина за чистую монету, и на деле все не так дико, как может показаться. Впрочем, это сейчас неважно, важно, что Ван Юнь не изменил китайскому обычаю заводить походных жен, а значит, его можно будет поймать и прищучить.
– Но и это тоже дело не первостепенное, – продолжал Нестор Васильевич. – Важнее все-таки понять, как теперь быть желтугинцам?
Прокунин помрачнел. Он как раз хотел услышать мнение Загорского на этот счет. Надворный советник пожал плечами: какое же тут может быть мнение – пушкам они противостоять не могут, следовательно, надо уходить из Калифорнии, пока китайские власти еще позволяют. Не ровен час, разозлятся и с русскими устроят такую же катавасию, что и с китайскими старателями.
– Ну, с нами-то это будет потруднее сделать, – не очень уверенно отвечал Прокунин. – Мы – русские подданные, а Россия своих не выдает. Если за нас примутся, государь китайцам такое Мамаево побоище устроит, что тошно станет. На всю жизнь закаются на русских людей руку поднимать.
Нестор Васильевич лишь невесело улыбнулся. Государь далеко, и ему не до того, чтобы желтугинскими делами заниматься, в которых для русской короны никакого гешефта, а одни дипломатические неприятности. Это во-первых. Во-вторых, гораздо проще и разумнее не допустить гибели людей, чем потом мстить за убитых. Тем более, что противостоять пушкам и снарядам они не способны. Значит, разумнее всего отойти, а там видно будет. Может, выйдет, как нынешним летом, когда китайцы выгнали из Амурской Калифорнии всех приискателей и отошли, а желтугинцы осенью все равно вернулись назад.
На том и порешили. Однако в реализации этого разумного во всех отношениях плана возникли неожиданные трудности.
После того, как Прокунин на Орловом поле объявил о выходе всех желтугинцев с приисков, к нему неожиданно приблизилась делегация от китайских старателей. Перепуганные сыны Поднебесной, кланяясь и оглашая воздух горестными криками, стали на дикой смеси русских и китайских слов о чем-то слезно просить русского старосту. Грязные, избитые манеграми, они дрожали и плакали, смотреть на все это было ужасно.
Староста некоторое время пытался разобраться в их бессвязных речах, потом плюнул и повернулся к Ганцзалину.
– О чем они толкуют, не понимаю!
– Понять их несложно, – мрачно отвечал Ганцзалин. – Уйти из Желтуги они не могут, китайские войска их не выпустят. Если русские уйдут и оставят их здесь, всем им грозит мучительная смерть, как нарушителям китайских законов. Они умоляют не бросать их на произвол судьбы, а нет – так уж лучше взять и расстрелять сразу: это, по крайней мере, будет не так страшно.
Прокунин посмотрел на надворного советника – все действительно так ужасно? Тот отвечал, что жестокость китайцев вошла в поговорку, и он не секунды не сомневается, что китайцы предадут своих желтугинских соплеменников самым чудовищным казням, которые только можно измыслить.
– Но ведь это незаконно! – разъярился Прокунин.
Нестор Васильевич пожал плечами: с точки зрения властей, желтугинцы первыми нарушили закон, так что ответом со стороны войск вполне может быть такое же беззаконие, только гораздо более страшное.
– Они бы и нас порубали на соус тартар, если бы не опасались дипломатических осложнений с Россией, – продолжал он. – Ну, а со своим братом китайцем могут сделать все, что душе угодно.
Староста задумался. Китайцев жалко, да и, кроме того, они тоже граждане Амурской Калифорнии. Нехорошо было бы просто так взять и бросить своих товарищей.
– Надо потянуть время, – внезапно сказал Ганцзалин. – Попросить еще несколько дней, чтобы русские могли выйти из Желтуги. А пока суд да дело, что-нибудь придумаем.
Прокунин усомнился: едва ли китайцы согласятся, они, наверняка догадаются, что их водят за нос.
– Они согласятся, – промолвил Ганцзалин.
Надворный советник поддержал своего помощника. Тянуть время и выжидать – привычная тактика для китайцев. К тому же, как им еще поступить – начать в открытую воевать с Желтугой? Это и неприятно, и рискованно.
– Китайцы воевать не любят, китайцы любят обедать, – заключил Ганцзалин. – Пусть пока ждут, а мы подумаем, что делать.
* * *
В следующие несколько дней, которые все-таки удалось выторговать у китайских властей, Прокунин пытался организовать из старательской вольницы более или менее дисциплинированное войско. Получалось это у него не очень, к тому же, с точки зрения Загорского, это было делом совершенно зряшным.
В первую же ночь Желтугу начали тайно покидать русские приискатели, которые не хотели ждать до последнего, но надеялись проскочить мимо китайских войск незаметно. Однако, судя по всему, удавалось это немногим. По утрам на Миллионной находили по нескольку отрезанных голов, которые кто-то подбрасывал под покровом ночи.
Прокунин ярился, топал ногами, готов был плюнуть на все опасения и идти против китайцев в открытую. Однако надворный советник удерживал его.
– Вероятно, они только этого и хотят, – говорил он. – Это во-первых. Во-вторых, мы не уверены, что всех этих людей убили солдаты или манегры. В окрестных лесах полно уголовной и каторжной швали. Они и в мирные времена убивали приискателей, а теперь – и подавно. Выйти сейчас против китайских войск значит подписать себе смертный приговор. Терпение, Николай Павлович, и еще раз терпение. Бывают положения, в которых спасти может только оно.
Несколько дней, которые выиграли желтугинцы, хоть и лишили их части сотоварищей, зато прояснили их ум.
– Мы вот что сделаем, – сказал наконец Загорский на очередном совещании с Прокуниным. Он все это время ломал голову над тем, как бы и самим уйти живыми, и китайских старателей спасти от карающей руки манегров. Наконец он придумал, как ему казалось, надежный выход из положения и теперь готов был растолковать свой план. – Мы покинем Желтугу, но выйдем не одни, а вместе с китайцами.
– Манегры отобьют китайцев, разгонят их и перебьют как кур, – возразил Ганцзалин.
Надворный советник заметил ледяным тоном, что если Ганцзалин научится дослушивать чужие слова до конца, это сильно улучшит его умственные способности. Помощник скривился, но возражать не посмел.
– Итак, мы пойдем вместе с китайскими старателями, – продолжал Нестор Васильевич. – Однако мы смешаем их с русскими желтугинцами. Китайцы пойдут в центре русской толпы и манегры просто не смогут на них напасть. Если же они хотя бы попробуют, мы встретим их выстрелами.
– План хороший, – кивнул Прокунин. – Осталось
