Хайд - Расселл Крейг

Спустя некоторое время она почувствовала неприятный запах – поначалу слабый, он становился все сильнее с каждым шагом. Свет факела в руке проводника как будто слегка потускнел и приобрел зеленоватый ореол. Воздух словно бы загустел, сделался шершавым и едким, драл горло и ноздри. Под ногами теперь клубился странный туман – зеленовато-серый, похожий на дым, он ковром стелился по брусчатке, и ноги в нем тонули уже по щиколотку.

Они дошли до перекрестка, и неприятный запах вдруг превратился в гадостное зловоние, так что Элспет чуть не задохнулась и одновременно с трудом сдержала рвотный позыв. Вонь была омерзительна – в ней смешалось что-то гнилостное, кисловато-горькое и одновременно тошнотворно сладкое. В трепещущем сиянии пламени Элспет различила проулок, резко уходящий под уклон от угла ближайшего дома. Дальше, внизу, вся мостовая была затоплена. Без сомнения, эта черная, грязная вода, текущая вдоль всего проулка, и была источником миазмов.

– Это воды из старого Нор-Лох – озера, превратившегося в трясину, – пояснил проводник. – Люди осушили его сотню лет назад, а остатки стекли сюда, в отстойник болотной гнили. Когда-то у горожан было заведено связывать ведьм – ну, знаешь, большие пальцы на руках приматывали веревкой к большим пальцам на ногах, – и толкать со склона холма в эту водяную могилу, которая тогда еще была озером. Обвиненных в инцесте упаковывали в корзины, подкладывали туда камни для утяжеления и тоже бросали в эту вонючую топь. Они тонули в Нор-Лох, куда сливали отходы из скотобойни, человеческие нечистоты и грязь со всего Эдинбурга. Туда же бросали трупы убитых и самоубийц – гнить на дне озера. То, что плещется перед тобой сейчас, – результат разложения и брожения всего, что там накопилось за долгие века.

– Зачем ты мне это показываешь? – спросила Элспет, борясь с тошнотой, комом стоявшей в горле. – Почему привел меня сюда?

– Чтобы показать тебе иную природу этого города, этой земли, этого народа. Показать то, что скрыто за ними, под ними, задолго до них. Ты должна увидеть место, которое создало тебя, Элспет Локвуд, из теней и света. Но наше путешествие только начинается. Тебе предстоит узнать гораздо больше…

Глава 48

Кобба Маккендрика отвезли в полицейский участок на Торфикенской площади и заперли в камере дожидаться продолжения допроса. Хайд тем временем вернулся в Королевский госпиталь, где его рану на руке снова осмотрели, зашили и забинтовали. Повязка на сей раз была туже и основательнее, охватывала локоть, чтобы ограничить руку в движениях. Заодно Хайду строго-настрого запретили шевелить этой рукой в течение нескольких недель.

Дежурный врач был высоким чахлым человеком, разменявшим шестой десяток, с изнуренным сероватым лицом, по выражению которого было ясно: за долгие годы он настолько отвык улыбаться, что и вовсе разучился это делать.

– У вас повреждено сухожилие, – сказал врач Хайду с таким видом, будто не диагноз ставил, а служебный выговор выносил. – Возможно, необратимо. Изначальный вред усугубился вашим небрежением к ране.

– Впредь я буду осторожнее, доктор, – пообещал Хайд.

– Настоятельно вам это рекомендую, капитан. Если начнется заражение и рана воспалится, вы можете потерять руку.

Уилли Демпстер поджидал Хайда в приемном покое госпиталя, и его вечно серьезное лицо на этот раз было омрачено тревогой.

– Я в порядке, Уильям, – успокоил его Хайд. – Только устал, и рука немного болит.

– Я велел Маккинли ждать у выхода, он отвезет вас домой, – сказал Демпстер. – Вам бы выспаться сегодня хорошенько.

– Непременно, Уильям, но сначала мне нужно заехать в участок. А вы идите домой, вам тоже отдохнуть не помешает.

– Я поеду с вами, сэр. Если вам станет хуже или вы заработаете себе еще какую-нибудь травму, мне бы не хотелось отвечать за вас перед доктором Бёрр.

Хайд заулыбался:

– Означает ли это, что вы изменили свое мнение по поводу женщин-врачей, Уильям?

– Независимо от профессии доктор Бёрр – поразительная женщина. – Демпстер указал на выход из госпиталя и продолжил уже на ходу: – Она устроила нам такую головомойку, когда узнала, что мы позволили вам рисковать здоровьем, хотя вы еще не оправились от ран… Уж лучше повстречаться с толпой пьяных школяров, чем еще раз навлечь на себя ее немилость.

– Понимаю, что вы имеете в виду, сержант Демпстер, – с улыбкой кивнул Хайд, когда они шли к ожидавшей у выхода полицейской карете. Ночной воздух принес приятную прохладу.

Маккинли поприветствовал начальника, когда они приблизились.

– Должен заметить также, что доктор Бёрр – леди весьма настойчивая и умеет добиваться своего. – Демпстер открыл дверцу кареты, явив взорам сидевшую там Келли. – Я поеду с Маккинли, – тактично добавил он и оставил Хайда с Келли наедине.

– Вам не стоило приезжать в такой поздний час, – сказал Хайд, садясь рядом с ней.

– Я уже говорила, что вы должны считать меня своим личным врачом, пока я не удостоверюсь, что вы перестали себя постоянно калечить. О чем вы вообще думали, разгуливая по крышам?

– Уверяю вас, с прогулкой это не имело ничего общего. Я преследовал подозреваемого.

– У вас что, не нашлось для этого офицеров без ранений и помоложе, у которых было бы меньше шансов оказаться в лазарете?

– Впредь я буду осторожнее, – смиренно пообещал Хайд и добавил, помолчав: – Я искренне благодарен вам за то, что пришли меня проведать, Келли.

– Ну, кто-то должен был это сделать. Я провожу вас до дома, и продолжим разговор утром.

– Боюсь, у меня еще дела в участке…

– Эдвард!

Хайд вскинул руку:

– Я туда заскочу совсем ненадолго, обещаю. А потом поеду отдыхать. – Он постучал в стекло сидевшему спиной к переднему окошку Маккинли и спросил, когда тот заглянул в салон: – Мы сможем завезти доктора Бёрр домой по дороге на Торфикенскую площадь?

– Нет, не сможем, – отрезала Келли. – Я буду ждать капитана Хайда в участке, пока тот разбирается со своими делами. – Она с вызовом повернулась к Хайду.

– Ладно, Маккинли, – вздохнул тот, – лучше следуйте указаниям доктора Бёрр.

Хайду подумалось, что нет места безрадостнее, чем полицейский участок ночью. В здании на Торфикенской площади было тихо и уныло. Сероватая штукатурка и зеленая плитка производили гнетущее впечатление в тусклом газовом освещении. Ночь, как черная сажа, налипла на высокие окна, и капитан видел в них свое громоздкое, нескладное отражение, поразительно не сочетавшееся с изящной грацией Келли Бёрр.

Час был поздний, и за дубовой стойкой в приемной остался только старший сержант Фрейзер. Его светло-рыжие брови едва заметно дернулись вверх при виде молодой женщины, пришедшей с Хайдом.

– Я думал, вы уже закончили дежурство на сегодня, – сказал Хайд.

– А я думал – вы, сэр, – бодро отозвался Фрейзер. – Решил вот остаться, пока джентльменов из Стокбриджа не оформят.

– А их оформили?

– Всё, как вы приказали, сэр: вынесли предупреждение, переписали данные и отпустили без предъявления обвинения. Только мистера Маккендрика заперли в камере – опять же, как вы приказали, сэр.

– У него будет время обдумать свое положение, – сказал Демпстер. – А по поводу остальных… вы уверены, что у нас недостаточно доказательств для обвинения в непристойном поведении? – спросил он Хайда.

– Я думаю, сегодняшний опыт будет для членов клуба «Янус» достаточным наказанием и основанием для самороспуска, – сказал тот. – В любом случае, мы охотимся за зверем покрупнее, а Маккендрик в этом деле может быть нам полезен.

– Угу, – задумчиво протянул Демпстер, – может, и так, сэр, но я по-прежнему думаю, что мелкое зверье, которое мы наловили сегодня, тоже не стоило отпускать. Извращенная природа этих граждан никуда не денется, они снова возьмутся за свое, просто найдут себе новое убежище, чтобы предаваться излюбленным порокам. То, что творилось в том таунхаусе, супротивно не только мирскому закону, но и совести добрых христиан, а также самой человеческой природе.