Майкл Грегорио - Критика криминального разума
— Вы кого-нибудь еще видели на берегу?
— Зимой, сударь? Китобои используют это место только летом и осенью. Ну, возможно, иногда по ночам здесь высаживаются контрабандисты, а так… — Внезапно он замолчал и уставился на одинокое строение на противоположном берегу.
— Что такое? — поторопил я.
Глинка снял с головы фуражку и пригладил и без того прилизанные волосы.
— Вон там… ну, там… есть одно место, сударь, — произнес он. — На том берегу. В общем, притон, в котором находят ночлег бродяги и всякие проходимцы. Ну и уголовников оттуда транспортируют.
— Транспортируют? — переспросил я.
— В Сибирь, сударь. Вполне возможно, что она прошлой ночью там кутила. И тело могло легко принести сюда приливом. Особенно при нынешнем ветре. Ничего нет удивительного.
— Спасибо за информацию, Глинка, — поблагодарил я жандарма, отпуская его.
Я прошел к кромке воды и взглянул на устье в том месте, о котором упомянул Глинка. На таком расстоянии трудно было что-либо разглядеть. Виднелись только волнолом, небольшой мол и одно или два строения. Казалось, тяжело нависшее над ним небо подобно громадной свинцовой плите раздавило и разгладило здешний пейзаж.
— Сударь! — позвал меня Кох.
Я обернулся и обнаружил, что он стоит рядом с телом. Труп очистили от водорослей, и я наконец увидел ноги Анны Ростовой. Они были изящные, тонкие и белые, как мрамор. И на них не было обуви… Двое жандармов забрасывали абордажные крюки в неспокойную воду реки и вытаскивали на каменистый берег громадные охапки черных водорослей, а другая группа тем временем копалась в омерзительной морской грязи и, ничего не найдя, откидывала всю эту массу еще дальше по берегу, где она оставалась лежать вонючими кучами. Некий порядок в их работу удалось привнести только благодаря непрестанному вниманию Коха и тем громким командам, которые он время от времени отдавал, напоминая, что они ищут обувь утопленницы.
— Пусть ее тело отнесут вон в ту лачугу, Кох, — скомандовал я и указал на постройку, располагавшуюся на расстоянии примерно ста ярдов. — Она производит впечатление пустой. Будем надеяться, что никому не придет в голову прийти сюда порыбачить.
— Сегодня можно не опасаться, сударь, — ответил он, оглядываясь по сторонам. — При таком количестве солдат на берегу… И в такую-то погоду!
— Тем лучше, — прохрипел я, вновь бросив взгляд на противоположный берег устья, а сержант тем временем отдавал приказ о переносе тела.
Жандармы промокли насквозь и замерзли. Естественно, эта работа им страшно опротивела. Что для них значила Анна Ростова? Тяжелый труп, не более. Я шел по пятам за странной спотыкающейся похоронной процессией, двигавшейся вверх по крутому берегу к заброшенной лачуге с трупом утопленницы на плечах. Галька скользила и подскакивала у них под ногами. Прежде чем Анну внесли внутрь, ее пришлось положить на землю и взломать дверь. В доме было темно, душно, жутко воняло гнилой рыбой. Оставив труп на полу и не дождавшись разрешения уйти, солдаты стали гуськом выходить на улицу, осыпая проклятиями нестерпимую вонь, что стояла в хижине.
— Принесите фонарь! — крикнул я им вдогонку.
Сержант Кох вышел, чтобы повторить мой приказ. Фонаря ни у кого не нашлось. И никто не знал, где его можно отыскать.
— Бегите к экипажу! — крикнул Кох. — Скажите кучеру, чтобы зажег фонарь, и принесите его сюда.
Я тоже вышел из дому, и мы вдвоем с Кохом стали молча ждать, пока принесут фонарь.
— Я подожду вас здесь, герр Стиффениис, сударь, если вы не возражаете. Я… Понимаете, вначале то тело позапрошлой ночью. Вчера мальчишка, Морик. Прошлой ночью Тотцы. С меня хватит, сударь. Будьте уверены, вам никто не помешает. Об этом уж я позабочусь, — сказал Кох. — Мне нужно следить за ребятами. И на берегу кое-что еще надо сделать, да и…
— Хорошо, сержант, — оборвал я его излияния. Я слишком быстро забыл, что он чиновник, а не полицейский и не солдат, привыкший к суровой и грязной жизни улиц. — Подобные зрелища вряд ли кого-то могут усладить.
Прибежал выбившийся из сил Глинка и протянул мне фонарь.
— Спасибо, — поблагодарил я его, повернулся и вошел в лачугу.
Я поставил мерцающий источник света на ковер из гальки и опустился на колени перед телом. И тут мне пришло в голову, что я впервые нахожусь наедине с Анной Ростовой. Закрыв глаза, я вспомнил домик в Пиллау. Темнота там была полна непонятных тошнотворных запахов, все помещение до отказа заполнено странными предметами, выброшенными морем на берег.
Я открыл глаза и взглянул на труп. И содрогнулся от увиденного. Меня охватили печаль и сожаление. Если бы не серебряные волосы Анны, я сомневаюсь, что смог бы ее узнать. Некогда прекрасное лицо вздулось и распухло. Прелестные черты были обезображены рваными ранами и бесчисленным количеством царапин. Беспощадные волны, тащившие ее по каменистому, усыпанному галькой берегу, содрали кожу с подбородка, носа и лба. Череп оказался лишь немного белее ее бледного лица. Крабы из Прегеля потрудились на славу. У Анны уже не было глаз, на их месте зияли две страшные черные дыры. Теперь они уже больше никогда не напугают своим пронзительным колдовским взглядом несчастного Люблинского. И не станут соблазном для меня или какого-то другого мужчины, одарив его молчаливыми обещаниями страсти и восторгов. Ее шею и грудь прикрывали водоросли, пучки таких же длинных и упругих растений прилипли к босым ногам Анны. На шее виднелись обширные коричневые синяки. Несколько минут я изучал эти отметины и почувствовал, как забилось мое сердце, когда я перевел взгляд на ее грудь и ноги и взял ее руку, чтобы осмотреть ногти, тоже обломанные и изуродованные. Теперь, когда она уже не могла произнести никаких упреков в мой адрес, я продолжал держать ее холодные руки дольше, чем было нужно…
— Ее задушили, сударь.
Рядом со мной стоял Кох. Я не слышал, как он вошел. Да и не ожидал его прихода.
— Да, наверное, вы правы, — ответил я, осторожно положив руку мертвой женщины и вставая. Я размял затекшие колени и еще раз взглянул на нее. — Переверните, пожалуйста, тело, Кох.
Мне не хотелось прикасаться к ней в его присутствии. И тем не менее у меня не было другого выхода, если я намеревался осмотреть основание черепа. Эту важнейшую подробность ни в коем случае нельзя было упустить. Кох выполнил мою просьбу, и тело когда-то соблазнительной женщины с отвратительным хлюпаньем перевалилось на живот.
— Вот, извольте, сударь, — сказал он, стряхивая воду с ладоней.
Вновь опустившись на одно колено, я отвел пропитавшиеся водой волосы с ее алебастровой шеи и сразу ощутил липкий холодок безжизненной плоти. Я пробежал пальцами по выступающим позвонкам от лопаток до того места, где начинались волосы. Никаких признаков «дьявольского когтя» не было.
— Кто бы ее ни убил, — заключил я, — это не тот человек, которого мы ищем. Мы никогда не узнаем, приходила ли она в сад профессора Канта, если ее обувь…
— Сударь, — раздался вдруг голос от двери.
Вошел Глинка, держа в протянутой руке туфлю. Человек, пересекший пустыню пешком, так не обрадовался бы стакану ледяной воды, как я тому почти бесформенному предмету, который держал офицер. Я вскочил и схватил его обеими руками.
— Мы отыскали ее дальше по берегу, — добавил Глинка. — И вторая, наверное, валяется где-нибудь неподалеку.
— Одной вполне достаточно, — ответил я, внимательно рассматривая туфлю — левую из пары. И так же, как мгновение назад я воспарил духом к небесам, подобно камню я опустился на самое дно разочарования. Подошва обуви была гладкая, словно прибрежная галька, отполированная неутомимыми морскими волнами за миллионы лет. На ней не было ни малейших признаков того разреза, который зарисовал Люблинский на месте первого преступления.
— Это была не она, — сказал я, чувство разочарования и замешательства во мне нарастало.
— А вы не допускаете, что у нее могла быть еще одна пара, сударь? — предположил Кох.
— Сомневаюсь, сержант.
Некоторое время мы молчали, вначале сосредоточившись на туфле у меня в руке, затем переведя взгляд на безжизненное тело на земляном полу и наконец уставившись друг на друга.
— И что теперь, герр поверенный? — спросил Кох глухим, отчужденным голосом, в котором тем не менее звучало неподдельное уважение ко мне.
Мое расследование зашло в тупик, и Кох это понимал.
Несколько мгновений я размышлял, прежде чем ответить.
— Полагаю, мне следует пройти в тот маленький порт, что расположен на том берегу, — сказал я. — Возможно, кто-то из тамошних обитателей видел ее там вчера.
— Но, сударь! — запротестовал Кох. — Смерть Анны Ростовой не имеет принципиального отношения к делу. Ее гибелью должна заниматься гражданская полиция…
— Вы можете найти лодку, которая отвезла бы нас на тот берег? — настаивал я.
