Джинн Калогридис - Невеста Борджа
Но вскоре крики Лукреции сделались такими громкими, что Альфонсо наверняка должен был услышать их даже в прихожей. Они должны были поразить его в самое сердце, потому я высвободила руку из хватки Лукреции, чтобы объяснить ему положение вещей. К счастью, в тот момент, когда я обнималась с братом, появился и Папа.
При виде нашего беспокойства Александр отреагировал со свойственной ему эмоциональностью: на глаза его тут же навернулись слезы.
— Боже милостивый! Она кричит, как будто умирает! Мне и в голову не пришло, что все настолько серьезно… Санча, что случилось с нашей дочерью?
Я отодвинулась от Альфонсо.
— Лукреция молода и сильна. Несомненно, она выживет. Похоже, она ждала ребенка, но теперь он потерян. Она бегала наперегонки со своими фрейлинами в винограднике…
— Бегала наперегонки! Кто это допустил? — вскричал Александр с яростью, порожденной горем. — Она знала, что беременна?
— Думаю, что знала. Это была чистой воды случайность, ваше святейшество. Сам по себе бег ничем ей не повредил бы. У нее была слишком свободная туфля, она споткнулась, а другая девушка упала поверх нее.
— Кто? — мстительным тоном произнес Александр. Альфонсо тем временем не обращал никакого внимания на тирады своего тестя. Он выслушал меня, потом спрятал лицо в ладонях и пробормотал:
— Беременна…
В тот самый момент, когда Александр потребовал сообщить ему имя виновницы, Альфонсо поднял голову и спросил:
— Ты уверена, что с Лукрецией все будет в порядке? Он взволнованно взглянул в сторону спальни, откуда неслись стоны его жены.
Я положила руку брату на плечо.
— Сейчас ей тяжело, но повитуха сказала, что она молода и выживет, если будет на то Божья воля. — Потом я повернулась к Александру и солгала: — Я даже не помню, кто именно это был, ваше святейшество. Это было делом случая, и девушка не виновата, что у Лукреции свалилась туфля.
Папа закрыл лицо руками и застонал почти столь же мучительно, как Лукреция:
— Бедная моя дочь! Бедная моя Лукреция!
— Крепитесь, — сказала я им обоим. — Лукреция просила меня остаться с ней. Но я приду и сообщу вам новости, как только смогу.
Я оставила их утешать друг друга и вернулась к Лукреции.
Страдания Лукреции продолжались еще два часа, после чего она произвела на свет крохотного окровавленного ребенка. Я разглядела несчастное, едва сформировавшееся создание, когда повитуха поймала его на полотенце и осмотрела. Срок был слишком ранний, чтобы определить, сын это был или дочь.
Лукреция перестала стонать, но заплакала, осознав, что ребенка больше нет. Последующее кровотечение было несильным — добрый знак, и в конце концов Лукреция погрузилась в сон, который, по утверждению повитухи, должен был привести к выздоровлению.
На меня легла обязанность сообщить отцу и мужу плохую и хорошую новости: что у Лукреции случился выкидыш, но непоправимого вреда ей не нанесено и вскоре она должна поправиться.
Я сдержала данное Лукреции слово: я вернулась к ней в комнату и всю ночь продремала на зеленой бархатной подушке. Я пробыла там до следующего утра, пока не убедилась, что все в порядке.
ВЕСНА 1498 ГОДА — ЗИМА 1499 ГОДА
Глава 26
К счастью, предсказание повитухи сбылось: Лукреция полностью поправилась, и через некоторое время ее начало раздражать, что отец, Альфонсо и я чрезмерно носимся и нянчимся с ней. Хотя донна Эсмеральда и новая старшая фрейлина Лукреции, донна Мария, прежде относились друг к другу с некоторой ревностью, теперь они наперебой кутали и закармливали герцогиню Бишелье.
Всего через несколько месяцев наша забота была вознаграждена. Одним апрельским вечером, после ужина, когда мы возвращались из Ватикана во дворец, Лукреция отвела меня немного в сторону от наших придворных и прошептала:
— Я снова беременна. Но мы никому об этом не скажем, пока я не буду уверена, что ребенку ничего не грозит.
— И никакого бега наперегонки! — прошипела я.
У Лукреции хватило чувства юмора, чтобы лукаво улыбнуться в ответ.
— И никакого бега наперегонки, — согласилась она. Мы улыбнулись друг другу и взялись за руки, согретые нашей общей тайной. Тем вечером Рим казался мне безопасной гаванью; внизу на Тибре мерцали фонарики лодок, а из изящных арочных окон дворца лился золотистый свет.
Между тем события во Франции развивались не совсем так, как на то рассчитывал Чезаре Борджа. Чезаре вез с собой постановление о разводе, но должен был отдать его королю лишь в обмен на руку Шарлотты Арагонской.
Вооружившись подобным образом, Чезаре отбыл во Францию. А я выбросила это дело из головы, считая, что теперь нашему с Альфонсо политическому статусу в доме Борджа ничего не угрожает.
После прибытия во Францию Чезаре, следуя велениям Шарлотты и ее отца, короля Федерико, попросил у Людовика дозволения обвенчаться с Шарлоттой. Однако же король, хотя и принял Чезаре любезно, отказался обсуждать с ним эту тему. Одновременно он принялся требовать постановление о разводе — с таким неистовством, что Чезаре начал сомневаться в своей безопасности. Он увиливал, сколько мог, но в конце концов подчинился требованиям Людовика и отдал ему постановление.
Как только Людовик получил желаемое, Чезаре утратил всякое преимущество, и французский король не пожелал и слышать о Шарлотте.
Чезаре в ярости снова обратился к отцу Шарлотты, Федерико Неаполитанскому. Тот довольно долго уклонялся от ответа, после чего решительно отверг сватовство Чезаре. Дядя Федерико со свойственной ему прямотой заявил, что не позволит дочери выйти замуж за человека с репутацией авантюриста. Иными словами, он дал понять, что его дочь — для законнорожденного поклонника, а не для папского бастарда, с такой легкостью освободившегося от обетов священника, и уж конечно, не для человека, о котором ходят слухи, что он способен на убийство.
Людовик мольбы Чезаре проигнорировал. Все это заняло несколько месяцев. Чезаре пригрозил, что вернется в Италию, а Папа принялся поговаривать о том, что надо подыскать ему жену-итальянку, но герцога Валенсийского не отпустили ни из Франции, ни даже от королевского двора.
Вместо этого ему предложили руку одной французской принцессы, затем другой; за недолгое время перед ним прошла целая вереница французских красоток, и Чезаре наконец-то уразумел истину. Хотя с ним обращались хорошо, ему предстояло оставаться пленником Людовика, пока король не добьется осуществления своего плана — не женит сына Папы Александра на француженке.
В конце весны в Рим из Франции прибыл дон Гарсия, личный посланец Чезаре. Новости, привезенные им, были столь важны, что его святейшество пригласил Гарсию присоединиться к нам за семейным ужином, хотя Гарсия излагал свои вести стоя.
Чезаре заключил помолвку, и французский король дал свое соизволение на этот брак. Невестой стала Шарлотта д'Альбре, дочь короля Наварры, кузина Людовика.
Сидевший рядом со мной Альфонсо внимательно выслушал гонца, не выказывая охватившего его беспокойства; Джофре, сидевший с другой стороны от меня, радовался за брата. Ему и в голову не пришло, что над его женой и шурином нависла серьезная политическая опасность.
После смерти Хуана Лукреция сделалась любимым ребенком Александра, но сын всегда важнее дочери, и потому преданность Папы принадлежала в первую очередь Чезаре. А Чезаре решил заключить союз с Францией — из злобы и желания отомстить мне и, возможно, всему Арагонскому дому, за публичную пощечину, нанесенную отказом Шарлотты.
Что же касается его святейшества, он принялся демонстрировать сентиментальную радость.
— Наконец-то все мои дети обретут супругов, — вздохнул он, — и, быть может, я вскоре стану дедушкой.
Лукреция заговорщически улыбнулась мне; я же едва нашла в себе силы улыбнуться в ответ, настолько мне было не по себе.
После ужина я улучила момент, чтобы переговорить с Альфонсо наедине в его покоях, пока он не отправился на ночь к Лукреции. Мои беспокойство и подозрительность были настолько сильны, что я потребовала, чтобы брат отослал всех своих слуг — включая самых доверенных людей, которые служили ему много лет, еще в Неаполе. Я настояла на том, чтобы мы заперли входную дверь, а потом перешли во внутреннюю комнату, поскольку я опасалась, как бы кто-нибудь не подслушал под дверью, если разговор будет вестись в прихожей.
Я заговорила первой, прежде чем Альфонсо успел сказать хоть слово.
— Если Чезаре заключит этот брак, французского нашествия не избежать, и мы обречены. Ты знаешь, с какой легкостью Лукреция избавилась от первого мужа.
Я уселась на мягкий пуфик и, дрожа, плотно укуталась в меховую накидку.
Альфонсо стоял перед балконом, спиной ко мне. Он распахнул ставни и впустил в комнату теплый весенний воздух. Его белокурая голова и широкие, мускулистые плечи, обтянутые бледно-зеленой парчой, вырисовывались на фоне темноты. Альфонсо выглядел сильным, решительным и непобедимым, но, внимательно приглядевшись, я различила беспокойство и напряжение, которых не было до ужина.
