Тайны льда - Антон Чижъ
– Мне известно. Истина так очевидна, что её трудно заметить, Василий Яковлевич. Особенно когда говорят напрямик, а ты не слышишь.
– Ну, тебе видней, Родион. После отъезда этого молодца ему две телеграммы пришло. Настоятель их, конечно, в гневе выбросил. Я в телеграфную контору наведался, содержания никто не помнит. А по книге регистрации телеграмм видно, что оба раза отправлял Куртиц.
– Какой именно?
– Написано: Куртиц. Без имён.
– Когда были телеграммы?
– Первая в пятницу, вторая в воскресенье. Вот так, Родион. – Лелюхин издал звук человека, отлично исполнившего дело. – Ну как, пригодится?
– Ваши сведения имеют огромное значение, Василий Яковлевич.
– То-то же, может ещё старик Лелюхин не ударить в грязь лицом… И вот ещё, Родион. Москва город маленький, все друг друга знают. Узнал, в каком салоне семейство Гостомысловых снималось. Выслал тебе семейный портрет: генерал с супругой и дочкой. Фотограф сделал копию с негатива, говорит, самая ранняя. Прибудет к тебе в сыск. Сам увидишь…
Чтобы порадовать одинокого старика, Ванзаров проговорил минут десять, пока телефонный чиновник не потребовал завершать. Очередь ждёт.
Попрощавшись, Ванзаров повесил трубку на рычажки. Обернувшись к толпе болтливых столичных жителей, он заметил, что в дверь выскочила фигура, старательно пряча лицо за воротником. Не пожелал с чиновником сыска общаться. Многие совершали такую ошибку. О чём после жалели. Опасности надо смотреть прямо в усатое лицо, не увиливая. Иначе хуже будет.
Ванзаров натянул перчатки. Как всё-таки полезна телефонная линия между Москвой и столицей. Связывает так, что не разорвёшь.
55
«Опасные связи» – не только пикантный романчик француза де ля Кло. Опасные связи – это проза жизни. Приспичило, скажем, отцу семейства познать радости любви за границами семейного очага. Не так чтобы пуститься во все тяжкие, а легонько повеселить застоявшуюся кровь. Отправиться в весёлый дом, что во множестве расположены на Песках [50], боязно, да и положение не позволяет. Тогда к его услугам барышни, что имеют разрешение от полиции нарушать законы нравственности и укреплять семью внебрачными связями.
Барышни обязаны раз в три месяца проходить медицинский осмотр на предмет отсутствия заразных болезней, уплатить пошлину и получить в жёлтом бланке, паспорте, печать с подписью доктора. После чего им позволялось забыть про мораль и заниматься опасными связями сколько вздумается. Барышни, именуемые бланкетками, снимали квартиры для своего промысла или номера в гостиницах. Узнать их не составляло труда. Их клиенты тоже были заметны. В публичном месте отцы семейства, взявшие бланкетку, бывали напряжены, суровы, при этом нервно теребили перчатки, или дёргали себя за нос, или совершали прочие нервные движения.
Именно такой господин не находил себе места в холле гостиницы Андреева. Его избранница тихо спорила с хозяином, настаивала и даже ругалась шёпотом. Когда в холл вошёл господин в модной шапке и с усами воронёного отлива, отец семейства смутился окончательно, сбил с рукава пальто невидимую пыль и выскочил вон. Барышня проводила его взглядом голодной кошки, от которой упорхнул жирный голубок.
Андреев принял важную позу и громко, чтобы вошедший услышал, потребовал от барышни покинуть честную гостиницу, дескать, у них номера на час не сдают и вообще не имеют дело с сомнительными личностями. В ответ он получил плевок в жилетку с именованием «гнидой». Смерив взглядом виновника её неудачи, барышня фыркнула, добавила неповторимое слово и убралась вон.
– Господин Ванзаров, рад приветствовать! – сказал честный хозяин гостиницы, утирая платком жилетку и держась за конторкой. Словно мебель могла защитить от ужасного гостя.
А между тем в госте не было ничего ужасного, напротив, вёл он себя исключительно мирно. Даже руки заложил за спину.
– Утром 28 января к вам гостиницу заехали мадам и мадемуазель Гостомысловы, – сказал он вполне миролюбиво. Только сердце Андреева забилось чаще. – Кто заказал для них пятый номер?
– Господин Куртиц, Фёдор Павлович, – с явным облегчением ответил Андреев. Будто ожидал худшего, и вот – пронесло.
– Сам лично?
– Ну что вы! Как можно-с. Такой уважаемый человек. От его имени передали.
– Просьбу господина Куртица передала Серафима Маслова? Вдобавок сказала, что заменит вашу горничную Татьяну Опёнкину, которая внезапно заболела.
Старательно взвесив, Андреев не нашёл ничего такого, что могло углубить его знакомство с сыскной полицией.
– Совершенно верно-с, – ответил он, кивая для убедительности. – Полагаю, никакого нарушения в том, что подруга подменила горничную на два денька. Серафиме будет выплачено что положено.
– Теперь Опёнкина за Серафиму служит в доме Куртица.
– Не служит, подменяет на полдня.
– Часто отпускаете своих горничных прислуживать в частных домах?
Вопрос показался странным. Андреев подивился, что сыску до всего есть дело: вникает в такие мелочи.
– Исключительный случай, – ответил он, умолчав про обещанное вознаграждение. – Невозможно отказать такому уважаемому человеку, как Фёдор Павлович. Да и всего-то на несколько часов Татьяна уходит. С обеда в гостинице служит. Полный порядок-с.
– Кто просил отпустить Опёнкину?
– Татьяна передала просьбу господина Куртица. Невозможно отказать, – повторил Андреев то, что ему казалось самым убедительным аргументом.
– Номер для Алексея Куртица заказала тоже Серафима Маслова?
– Никак нет-с, господин Ванзаров. Алексей Фёдорович приехал в четверг несколько неожиданно.
– Попросил номер на этаже, где остановились Гостомысловы?
Андреев ощутил нечто тревожное, но что именно, понять не смог. Быть может, его напугала чрезмерная прозорливость чиновника сыска. Будто сквозь стены видит. Не к добру всё это…
– Ваша правда, господин Ванзаров.
– Проживает в четвёртом номере, там, где дверь была неплотно закрыта.
– Так точно-с, – ответил Андреев, про себя удивляясь, какие мелочи замечает и помнит полицейский. Ой, не к добру…
– Что эти дни делал Алексей Куртиц?
Хозяину пришлось напрягать память.
– Ничего особенного, редко выходил, можно сказать, совсем не выходил. Обед в номер заказывал… Вот когда дам из третьего номера арестовал господин Бранд, он следом вышел. Сейчас у себя пребывает.
Ванзаров поднялся на второй этаж. В коридоре было пусто, ни живой души, если не считать пальму в кадке. Дверь четвёртого номера была приоткрыта. Ступая по ковровой дорожке бесшумно, чему позавидовал бы тигр, Ванзаров подобрался к двери, коснулся пальцем и медленно отвёл в сторону, чтобы петли не скрипнули. Щель расширилась достаточно, чтобы заглянуть.
За круглым столом, покрытым застиранной скатертью, сидел молодой человек в одной сорочке. Крепкая фигура, форма головы, причёска, манера движений – схожесть с братьями удивительная. Перед ним разложен кусок холстины. Он был занят: сжимая левой рукой конёк, водил точильным бруском по стальному лезвию. Раздавался ритмичный тихий свист. Другой конёк дожидался на столе рядом с морским биноклем и колодой карт.
