Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]
— Залежалая, с рыжинкой.
— Ай-яй-яй! А он клялся, что свежая.
— Жулик, потому и клялся.
— Если хотите, могу купить у другого. В конце концов это не так уж сложно.
— Ладно, и так сойдёт, — смилостивился Беспалов. — Не в ресторации всё ж, в тюряге.
Я не был уверен, что обед Беспалова в образцовом КПЗ уступает в чём-либо дорогому обеду в лучшем московском ресторане, но спорить с ним не стал.
— Я прежде всего хотел бы поговорить с вами, Гриша, о способах травления дерева.
— Больно быстрый, — усмехнулся Беспалов. — Завтра приходь. Завтра и потолкуем обо всём. Бывай!
Я робко сказал, что разговор предстоит большой и желательно поэтому начать его сегодня же, но Беспалов был неумолим.
На следующий день поговорить нам тоже не привелось. Арестант злобно хмурился, огрызался, ссылался на перепой и нагло требовал опохмелки.
Разговор был отложен ещё на день. А ночью Беспалов бежал, высадив голубенькую решётку и аккуратно выдавив вымытое до зеркального блеска оконное стекло образцовой КПЗ. Задержать его не удалось. Да и попробуй задержать, когда рядом Волга. Плыви, куда хочешь. Хочешь вверх по течению, хочешь — вниз.
Объективно моей вины в случившемся, конечно, не было. Но, уезжая из Василь-Сурска, я всё-таки старался не смотреть в глаза начальнику милиции…
В Поволжье стояло знойное пыльное лето, а в душе моей шёл мерзкий холодный дождичек и чмокала непролазная осенняя грязь. До чего же мне было тогда гнусно, голубчик вы мой, ни в сказке сказать, ни пером описать!
* * *— После случившегося, — продолжал Василий Петрович, — я долгое время не имел о Беспалове никаких сведений. Он больше не показывался ни в Василь-Сурске, ни в Маклакове. А затем в моей квартире появился скособоченный плешивый человек, прибывший в Москву с Соловецких островов, где он отбывал наказание.
Скособоченный, сидевший, как он мне сообщил, за халатность, был на Анзере в бригаде Беспалова. Когда его освободили, Гриша просил разыскать меня, передать от него сердечный привет и выразить сожаление по поводу происшедшего в Василь-Сурске.
Оказалось, что мой очерк о Соловецком монастыре, который был опубликован в одной из газет, попал на глаза Мебельщику и вызвал у него поток трогательных воспоминаний о знакомстве со мной в образцовой КПЗ, где он «в интересах науки» объедался зернистой икрой, балычком и стерлядью, а затем сбежал, оставив на память о себе пустую бутылку из-под водки и снедаемого угрызениями совести легковерного исследователя, то есть меня.
По утверждению Скособоченного, Гриша с Соловецких островов не имел ничего общего с тем Гришей, которого я и начальник уездной милиции знали по Василь-Сурску. Это были совсем разные Гриши, которых объединяли лишь внешность и общая биография. И это произошло не потому, что на Соловках не было балыка, зернистой икры и легковерного Василия Петровича Белова. Причины представлялись значительно более вескими и благородными, такими благородными, что на глазах моего гостя время от времени появлялись слёзы умиления.
Скособоченный уверял меня, что:
Первое. Под влиянием неустанной воспитательной работы Беспалов полюбил труд значительно сильней, чем зернистую икру, и его бригада систематически из месяца в месяц перевыполняет план на восемь-десять процентов.
Второе. Беспалов не только не представляет себе свою жизнь без постоянного самоотверженного труда на благо общества. Это само собой. Но он не представляет себе её и без духовных ценностей, созданных человечеством за многотысячную историю своего существования. Именно поэтому он постоянно читает все поступающие на Соловки газеты и сам участвует в художественной самодеятельности, находя в ней удовлетворение своих постоянно растущих духовных запросов. Вначале он пел в хоре, а совсем недавно с большим успехом исполнил популярную соловецкую песенку: «Вечер, поезд, огоньки, дальняя дорога. Поезд едет в Соловки. На душе тревога». После концерта его лично поздравлял не кто-нибудь, а сам Володька Скокарь, тончайший знаток и ценитель блатной лирики.
Третье. Учитывая сказанное, любой шпынь поймёт, что Беспалов переживает процесс второго рождения. А роды, как известно, всегда происходят в муках. Без родов муки бывают, а без мук роды — нет. И поэтому от меня, Василия Петровича Белова, многое зависит. Я могу значительно облегчить эти родовые муки. Чем? Отцовским советом и продуктовой посылкой. Речь не идёт о балыке или стерляди. Обновлённый Беспалов может вполне возродиться к трудовой жизни и без них. Но разве для меня так уж трудно купить, например, ветчины, копчёной колбасы или несколько банок свиной тушёнки!
Я, разумеется, не верил в столь скоропалительное превращение домушника в идейного строителя нового общества. И всё же я получил громадное удовольствие от этого монолога. Скособоченный был прирождённым оратором и весьма способным демагогом. А всё талантливое меня радует. Но меня смущали бегающие глаза этого пламенного оратора, изукрашенного замысловатыми татуировками. Его глаза ощупывали и оценивали всё, что было в моей квартире, начиная от висящего на спинке стула пиджака с лоснящимися на локтях рукавами и кончая картинами. Люди с такими глазами обычно отбывают свой срок не за халатность. Их сажают за квартирную кражу, за карманную, за кражу со взломом, но только не за пренебрежительное отношение к своим обязанностям. Что-что, а это я понимал.
Поэтому, когда он ушёл, у меня вырвался вздох облегчения. Больше Сергунчика — так он мне, по крайней мере, представился — я нигде не встречал. И слава богу, как говорится. Не то знакомство, которое хочется продолжить.
Что же касается Мебельщика, то — слаб человек! — я ему отправил посылку и письмо, в котором просил ответить наконец на давно интересующие меня вопросы. Я полагал, что имею на это полное право. Но Гриша, видимо, был настолько занят своей перековкой и возрождением к новой трудовой жизни, что так и не удосужился черкнуть мне пару строк, чем начисто заморозил мою работу, посвящённую истории появления в России двух гарнитуров «Прекрасная маркиза», или «Золотые стрелы Амура».
Увы, ему никогда не было свойственно чувство благодарности. Ну что тут будешь делать!
Я уже примирился со своей судьбой. И вот тут-то произошла эта кража в квартире, которая доставила мне столько радостей.
Я ни капли не сомневаюсь, что Гриша отправился ко мне без всякого злого умысла. Он хотел лишь навестить меня. Но, убедившись, что меня нет, а квартира пуста, он просто не удержался. Это было свыше его сил. Недаром же Оскар Уайльд говорил, что лучший способ избавиться от соблазна — это поддаться ему.
Но вот что любопытно. Я вам только что на юморе рассказывал о тех дифирамбах, которые Скособоченный пел своему приятелю по заключению. Мне казалось, что я не поверил ни одному его слову. Да и как можно поверить в то, что мой расхристанный знакомый из образцовой КПЗ, домушник Гриша Гусиная Лапка, с детства привыкший к воровству, вдруг за несколько месяцев перекуётся в ударника труда и тонкого ценителя искусства? И тем не менее что-то из сказанного им, видимо, осело в моём подсознании. Глупо, но факт. Иначе не объяснить, почему добрых две недели после кражи я, едва раздавался звонок, мгновенно хватался за телефонную трубку или бежал открывать входную дверь. Усольцев смеялся надо мной. Но я был уверен, что Беспалов или позвонит мне, или зайдёт. Вот такая дурацкая уверенность.
Лишь после того, как на барахолке сотрудники уголовного розыска изъяли в какой-то лавчонке Левитана, Мане и Дега, которые уже успели побывать в десятках рук, я понял, что моя уверенность основывалась только на сильном желании поговорить наконец с Беспаловым, этим солистом художественной самодеятельности, который смог своим прочувственным исполнением растрогать даже Володьку Скокаря.
Увы, вернувшись с Соловков и нанеся мне визит вежливости, который по не зависящим от него обстоятельствам закончился квартирной кражей, Гриша Беспалов, он же Мебельщик, он же Гусиная Лапка, он же Гриша Прыг-Скок, бесследно исчез.
Впрочем, говорить о «бесследном» исчезновении было бы не совсем справедливо. Память о себе он всё-таки оставил. И главное — добрую память. Да, добрую. Чего вы улыбаетесь? Вор, уголовник — всё верно. А память осталась добрая. Дело в том, что, изучая пометки на полях своей рукописи, я пришёл к выводу, что большую часть вопросов мне с его почти что бескорыстной помощью удастся снять. И я не ошибся. Таким образом, только после кражи и благодаря ей я смог успешно закончить начатую мной работу. Согласитесь, это совсем немало. Да и вы узнали много нового. А ваши читатели?
Так что Гриша Беспалов не совсем бесцельно прожил свою жизнь. В некотором роде он даже является моим соавтором. Во всяком случае, в вопросах имитации дерева, перламутра и слоновой кости я бы без него не разобрался.
