К. Сэнсом - Соверен

Мне хотелось одного — отделаться от назойливого внимания, и потому, воспользовавшись первой брешью в оцеплении, я свернул на боковую улицу и направился в аббатство Святой Марии. Мысль о том, что слухи о сегодняшнем происшествии дойдут до Линкольнс-Инна, доставляла мне множество терзаний; как известно, стряпчие — большие охотники до сплетен. В том, что тягостные воспоминания о сегодняшнем дне будут преследовать меня до конца жизни, можно было не сомневаться. На душе было так тяжело, что я и думать забыл об угрожавшей мне опасности.

Подойдя к церкви, я, даже не приласкав Предка на прощание, передал его конюху и побрел восвояси. Джайлс оставил меня в тяжелую минуту, и это обстоятельство отнюдь не улучшало моего настроения. Мне казалось, будь он рядом, скажи мне несколько слов в поддержку, унижение мое не было бы столь уж тягостным. Я замедлил шаг, сознавая, что мне необходимо отвлечься от грустных размышлений; если я сейчас окажусь в своей каморке наедине с собственной обидой, это может привести к самым удручающим последствиям. Поколебавшись немного, я решил навестить Бродерика; мрачная обстановка тюрьмы вполне соответствовала моему расположению духа.

Стражник отдал мне салют, на который я ответил коротким кивком. Редвинтер, сидя в коридоре у дверей камеры, читал «Покорность истинного христианина», книгу, в которой утверждалось, что король является наместником Бога на земле. Вид он имел столь же надменный и самоуверенный, как и всегда; борода, и без того холеная, была недавно подстрижена цирюльником.

— Как прошла церемония? — осведомился он.

Я невольно вздрогнул. Взгляд тюремщика слишком живо напомнил мне исполненный ледяной жестокости взгляд короля. Вне всякого сомнения, негодяй заметил, что я пребываю в расстроенных чувствах.

— Превосходно, — сухо бросил я.

— Перо на вашей шляпе изрядно покривилось.

Я счел за благо промолчать.

— Надеюсь, обошлось без неожиданностей? — вперив в меня пронзительный взгляд, продолжал расспросы Редвинтер.

— Все прошло согласно плану.

— Король был весел или же, напротив, печален?

— Насколько я могу судить, он был чрезвычайно весел. Как себя чувствует Бродерик?

— Спит. Сегодня утром он немного поел. Пищу для него приготовил королевский повар в собственной кухне его величества. Под моим наблюдением. Я сам отнес пищу Бродерику и наблюдал, как он ест.

— Я хотел бы его увидеть.

— Как вам будет угодно.

Редвинтер поднялся и снял с пояса связку ключей. В глазах его по-прежнему светилось любопытство.

— Король удостоил вас разговором?

— Он сказал мне всего несколько слов.

— Это великая честь.

— Да.

— Возможно, замечание его величества касалось вашего синяка? — с насмешливой улыбкой предположил Редвинтер.

— Нет, синяка он не увидел, — отрезал я, чувствуя, как все у меня внутри закипает от злости.

— Но тогда о чем же он говорил с вами? — еще шире улыбнулся Редвинтер. — А, догадался. Наверняка король изволил пройтись насчет вашего горба! Я знаю, он терпеть не может всякого рода телесных изъянов, хотя его шут, Уилл Сомерс, горбун. По слухам, король верит в приметы. Неудивительно, что, увидав ваш горб…

Тут я сделал то, чего не делал со студенческих лет, — набросился на Редвинтера с кулаками. Схватив врага за горло, я несколько раз ударил его затылком о каменную стену. Но он значительно превосходил меня в силе и, оправившись от неожиданности, сбросил мою руку и мощным ударом отшвырнул меня к противоположной стене. В коридор ворвались солдаты, но Редвинтер предупреждающе вскинул руку.

— Все в порядке, — произнес он. — Мастер Шардлейк немного возбужден, но я сумел его успокоить. Полагаю, недоразумение между нами улажено.

Солдаты с недоумением переводили взгляды с меня на Редвинтера. Я, прислонившись к стене, с трудом переводил дух. На губах тюремщика играла злорадная улыбка.

— Вы знаете, какое наказание ожидает того, кто дерзнет завязать драку в резиденции королевского двора? — осведомился он. — Ему отрубят правую руку. Таков приказ короля. Впрочем, полагаю, что для человека, напавшего на надзирателя, который охраняет государственного преступника, подобная кара окажется слишком мягкой. Особенно если учесть, что этому человеку поручено заботиться о сохранности арестанта.

Во взгляде, устремленном на меня, вспыхнули ледяные огоньки торжества.

— Так что, сэр, отныне вы всецело в моей власти, — тихо произнес он. — Я могу избавиться от вас, как только пожелаю. Помните об этом. Солдаты все видели. Мне удалось-таки найти ваше уязвимое место, — добавил он с издевательским смехом. — Вы терпеть не можете, когда вам напоминают, кто вы на самом деле. Когда вам без околичностей говорят, что вы уродливый горбун.

— Я уродлив телом, а вы — душой, — прохрипел я, задыхаясь от бешенства. — Вы ненавидите все живое. Ваша единственная отрада — превращать жизнь других людей в ад.

Редвинтер вновь расхохотался, весело и невозмутимо. Внезапно я ощутил, что ярость моя улеглась. Ненавидеть этого человека не имело смысла. Он не заслуживал ненависти, как не заслуживает ее бешеная собака.

— Откройте камеру, — бросил я.

Редвинтер отпер дверь и, с издевательской почтительностью отвесив мне поклон, пропустил внутрь. Отделавшись наконец от его общества, я с трудом удержал вздох облегчения.

Бродерик лежал на своей койке. Лицо его покрывали грязные разводы, одежда насквозь пропахла рвотой.

«Надо распорядиться, чтобы его помыли и переодели», — подумал я.

Взгляд заключенного, неотрывно устремленный на меня, был исполнен живого любопытства. Вне всякого сомнения, наш разговор с Редвинтером он слышал до последнего слова.

— Я пришел узнать, как вы себя чувствуете, — произнес я ровным голосом.

Неожиданно он поманил меня рукой.

— Идите сюда, присядьте около моей койки, и поговорим. Он ничего не услышит. Вы правы, его единственная отрада — превращать жизнь других людей в ад. Не откажем и мы себе в удовольствии немного позлить его.

После недолгого колебания я все же подошел и осторожно опустился на колени возле кровати заключенного. Суставы мои протестующе скрипнули. Бродерик взглянул на измятую шляпу, которую я по-прежнему сжимал в руках.

— Значит, король обошелся с вами жестоко? — едва слышно спросил он.

Я промолчал, однако ему не требовалось ответа.

— Да, жестокость — это основное свойство его натуры, — продолжал Бродерик. — Подобно Редвинтеру, он получает удовольствие, унижая других людей и доставляя им страдания. Судьба несчастного Роберта Эска — убедительное тому подтверждение.

— Я не собираюсь поносить короля.

— И все же вы понимаете, что он вполне заслужил звание еретика.

— Смешно придавать значение старым легендам, — устало проронил я.

— Это не легенда, — непререкаемым тоном изрек Бродерик. — Это пророчество. Оно было известно всем, кто принял участие в «Благодатном паломничестве». Мерлин предсказал, что на английский трон взойдет король-еретик, тиран, который в наказание за свои злодеяния лишится королевства. И впредь никто из его потомков не будет царствовать в Англии. Даже если ему удастся произвести на свет новых выродков, никому из них не видать английского престола.

Я вперил в арестанта пронзительный взгляд. Почти то же самое прошептал перед смертью Олдройд. Бродерик подался вперед и с неожиданной силой сжал мою руку повыше локтя.

— Придет тот, кто лишен одного глаза, но смотрит далеко вперед; он соберет благородных рыцарей в войско, и цыпленок убьет каплуна, — с пылом прошептал он.

Взглядом он, казалось, хотел прожечь меня насквозь.

— Вы видели короля своими глазами, — вновь зашептал он, судорожно переведя дух. — Видели, каков он — человек, которого объявили величайшим из земных правителей, наместником Бога на земле. Неужели после этого вы будете отрицать, что звание изверга принадлежит ему не по праву?

— Отпустите мою руку, сэр Эдвард.

— Но вы не станете отрицать, что в пророчестве говорилось именно об Эске? У Роберта был один глаз, второй он потерял вследствие несчастливой случайности.

— Однако Эску не удалось осуществить свои намерения. Король оказался победителем, а он — побежденным.

— Эск заронил в землю зерна, которые дадут пышные всходы, — провозгласил Бродерик. — Близится пора, когда еретик будет низложен.

— Не желаю слушать подобный бред, — заявил я, высвободив наконец свою руку.

— Вы прекрасно знаете, что это не бред, — заявил Бродерик. Голос его звучал спокойно и твердо. — Царствовать королю недолго. Но мне осталось жить еще меньше. Полагаю, он лишится трона вскоре после моей смерти.

Взгляды наши встретились, и я подивился холодной уверенности, сиявшей в глазах Бродерика.