После маскарада - Юлия Викторовна Лист
Грених, у которого голова разболелась так сильно, что он не мог двинуть шеей, повернулся всем телом к Пете и долго на него смотрел.
– Сочувствую.
– Спасибо, – вздохнул тот.
Они еще посидели, каждый в своих раздумьях.
– Иногда мне кажется, что я – не я, – произнес вдруг Петя. – А после посещения того маскарада, так вообще…
– Что «вообще»?
– Неприятное было чувство… Будто я не имею лица, личности, только маски меняю, отупение чувств какое-то. Что, если и вправду, свободы теперь никакой нет, личностей нет, и человека нет…
– Понесло тебя, Петя, куда-то не в ту сторону, – Грених поднялся и двинулся к дверям зала, оставленным открытыми. – Идем, пора закругляться. На сегодня достанет расследований. По домам.
Глава 15. Старые цыганские секреты
Когда утром в воскресенье Грених прибыл на Пречистенку, его ожидала вторая весть о смерти.
С Синцовым, поступившем вчера вечером – его привез Петя, – случился внезапный приступ эпилепсии. Младший ординатор в отсутствие Грениха по его велению должен был сделать укол бромистого калия, чтобы ослабить симптомы истерии. Ярусова приготовила шприц с лекарством, отвернулась, а тот исчез. Пока бегала, в недоумении искала, не понимая, то ли сама куда его по забывчивости сунула, то ли кто из больных успел стянуть, младший ординатор явился в палату, нашел у кровати больного шприц, оставленный так, словно медсестра его приготовила по просьбе доктора, и ввел вещество. Но в нем был не бромистый калий, а 10 мл камфоры. Врач не знал, что в эту минуту медсестра ищет шприц по всему этажу, ввел лекарство, велел больному спать и ушел. И калий бромида, и раствор камфары – бесцветны.
Пациент, пережив приступ, умер. В палате никого не было: больные проводили время за вечерним чаем в столовой, громко орал радиоприемник. Тело обнаружили только перед сном, бросились смотреть использованный шприц и по запаху поняли, что младший ординатор ввел камфару.
Кто мог подменить лекарство?
– Бутылек с камфарой тоже пропал, – поспешила добавить Ярусова, всхлипывая, – из шкафчика, где я храню медикаменты.
Грених сам провел вскрытие – результат подтвердил догадку.
Три с половиной мучительных часа опрашивал он потом служащих и больных: не появлялся ли кто из посторонних в коридорах, не видел ли кто странных, подозрительных личностей? Но чужие не заходили. Петя быстро передал Синцова Ярусовой и убежал, сообщив, что никак не могут найти Риту.
Пришлось вызывать Мезенцева.
Следователь прибыл в воскресный нерабочий день крайне раздражительным и на все просьбы Грениха помочь разобраться со странным случаем отмахивался, в конце концов зло бросив:
– Да это мог сделать кто угодно из ваших больных, Константин Федорович! Вы же им запросто ходить по коридорам разрешаете. Тоже мне институт судебно-психиатрической экспертизы! Зоопарк психов – вот ему правильное название.
Обыск не дал никаких результатов – бутылек с камфарой канул в неизвестность.
Узнавший о случившемся Петя примчался на Пречистенку к часу дня, неловко пытался утешить профессора, который ходил из угла в угол с напряженным лицом и стиснутыми челюстями.
Стенание прервал неожиданный посетитель.
Это был очень старый знакомый Константина Федоровича. Один из тех, кто вызвался добровольцем на сеансы в те времена еще до революции, когда братья Грених работали в Преображенке над своим первым трудом по гипнотерапии. Фокусник по роду занятий. За определенную плату он предоставлял свое сознание в угоду науке и институту Сербского, открыл множество способов и техник магнетизирования публики, бывших в ходу у цирковых иллюзионистов, чтецов мыслей и телепатов.
Грених потерял дар речи, увидев на пороге своего кабинета старичка с глубокими морщинами в лице, белыми как снег волосами, в черном, страшно старом и протертом во всех мыслимых и немыслимых местах шелковом фраке. Петя стоял в стороне, непонимающе хлопая глазами.
– Видите ли, – говорил фокусник, конфузливо переминаясь с ноги на ногу, – я уже заходил было к вам намедни, но не застал. Хотел поинтересоваться, от вас ли пришло приглашение на некий маскарад? Человек, что явился ко мне, и так, и эдак намекал, что от вас. Но прямо не говорил, плут. Думаю, что-то здесь неладно, надо к профессору идти, спрашивать.
– От меня? – Грених сделал удивленное лицо и бросил взгляд на Петю. – Простите, не понимаю.
– И я ничегошеньки не понял. Вот, явился выяснить наверняка, вы ли снова зовете в сеансах участвовать таким мудреным манером. Хорошенькая сиделка проводила меня в этот самый кабинет, ее Ритой, кажется, звали. Не знал, что у вас сюда сиделками иностранок берут. И впрямь лечебница все привилегированней становится. В прошлом году, когда с вами работали, здесь только арестованные больные были. Я просидел с полчаса, потом ушел, но по старческой забывчивости оставил приглашение у вас на столе.
Вот оно кому предназначалось быть Фокусником!
– Возможно, его выбросили во время уборки, – ответил Грених, удерживая за внешней бесстрастностью клокочущую внутри бурю. – Но уверяю, Вениамин Амвросиевич, не имею причастности ни к каким маскарадам. Если бы вы понадобились мне, я бы лично засвидетельствовал свое почтение, никого подсылать бы не стал.
– Слава небесам! А то ведь не пошел на угол Большой Садовой и Тверской, да еще ночью. А потом совесть замучила, вдруг вы обиду на меня возымели. Хорошо, что все разрешилось, – циркач лукаво подмигнул Грениху. – Мы, кстати, ведь соседствуем с театром Мейерхольда, цирк наш за углом. Весьма оригинальные постановки дают в оном заведении. Так и знал, что вы к ним никакого отношения не имеете.
Когда он ушел, Грених повернулся к Пете.
– Ты это видел? – развел он руками.
– Получается, что вас туда не приглашали специально, – удивленно проговорил он, сильно потирая покрасневший лоб.
– Я бы не узнал про
