Светозар Чернов - Три короба правды, или Дочь уксусника
– А кто эти люди? – спросил Черевин. – Ведь это же, как я понял, не гвардия.
– По виду – самые подонки общества. Мало того, заговорщики хотят собрать в Полюстрово со всей губернии беспашпортных бродяг и учинить из них нечто казачьего войска во главе с атаманом, обрядив их в казенные полушубки с помощью пристава Полюстровского участка.
– А вы не врете, господа? – осторожно спросил Черевин, подавленный услышанным. – Я с ваших росказней уже в собственном рассудке сомневаться стал, даже вот профессора вызвать решился. То, что вы говорите, как-то не укладывается в голове.
– Вот истинный крест! – Артемий Иванович перекрестился. – Своими глазами видели!
– У меня тоже сведения не радостные, – сказал генерал. – Полковник Секеринский выяснил, что ваш капитан Варакута с Патронного завода был связан с мартовским покушением 1887 года, но не привлекался по недостатку улик. И что самое интересное, на процессе Шевырев хвастал, что всегда знал маршрут, которым поедет Государь. Я еще тогда предположил, что эти сведения Шевырев мог получать от великого князя Владимира Александровича. Но никаких прямых связей у Шевырева с великим князем быть не могло, зато Варакута, тогда еще поручик, в то время делал какие-то работы у Его Высочества во дворце и жил в соседней с Шевыревым квартире на Надеждинской. Так что его связь с ремонтными работами во французском посольстве, которые проводит контора двора Его Высочества, кажется очень подозрительной.
– И эти провода, торчащие из общей стены его квартиры и консульства… – сказал Фаберовский.
– Получен также ответ на запрос в Одессу о жене пристава Сеньчукова. Оказывается, ее отец, Иосиф Минус, будучи хозяином аптеки на Канатной, продавал азотную кислоту народовольцам, за что подвергся аресту жандармским полковником Катаниным. И только вмешательство его будущего зятя, помощника одесского полицмейстера Сеньчукова, позволило ему остаться безнаказанным. Вот так, господа.
* * *– И что же вы теперь намерены делать? – спросил Черевин, когда Карп поставил на стол кофейник и генерал пригласил их испить кофею. – Какие у вас планы по нашей служебной части до вечера?
– Мне, ваше превосходительство, в церковь надо заехать, справку о говении забрать, – сказал Артемий Иванович. – Свадьба же у меня через пять дней.
– Это съезди, это хорошо, – сказал Черевин и вздохнул мечтательно: – Эх, давно я на купеческих свадьбах не гулял!
За окном раздался грохот пушечного залпа, затем другой и третий, вторя им, зазвонили колокола в церквях. Залпы следовали один за другим, казалось, что город подвергся артиллерийской бомбардировке.
– Господи, помилуй! – вскочил Артемий Иванович, расплескав кофе из чашки. – Началось!
– Сиди уж! – сказал Черевин. – Еще пока не началось. Очередного Константиновича крестят. А вот сегодня вечером мы должны быть наготове. Вчера я, благодаря вашим сведениям, отговорил Государя от поездки в театр. Но об этом никто не знает. Поэтому, если на сегодняшний день что-то намечено, заговорщики там соберутся. Так что действовать будем так: езжайте за своими справками – оно, отговев, и помирать легче, ежели что, – попрощайтесь с невестой, а к семи подъезжайте к Мариинскому театру. В комнате полицмейстера вас будет ждать начальник дворцовой полиции полковник Ширинкин. Он проведет вас в театр, а также познакомит с вами чинов охранной стражи и жандармов. Оружие вы купили?
– Есть у нас револьверы, – сообщил Артемий Иванович. – Только они дома остались. Нас же к вам чуть не из постелей приволокли.
– Господину Фаберовскому будет устроено место в литерной ложе «С» по правую сторону на галерее у кулис. Господин Владимиров будет сидеть на балконе прямо над императорской ложей за орлом. Хотя Государя не будет, все положенные случаю чины охраны и жандармского корпуса будут находиться на своих местах, чтобы злоумышленники могли думать, будто Его Величество намерен приехать ко второму действию. При выходе злоумышленников из театра они будут подвергнуты обыску и допросу. На всякий случай я распорядился усилить конвой в Аничковом дворце, а также установить наблюдение за Морским гвардейским экипажем на случай, если Алексей Александрович тоже состоит в заговоре, а также за всеми гвардейскими частями в городе, подчиняющимся Владимиру Александровичу. Вашей задачей будет высмотреть до первого антракта всех известных вам подозрительных лиц, буде они объявятся в театре. Но главное, заговорщики должны заметить, что на месте обычных охранников сидите вы – люди, которые выслеживают их и знают их в лицо. Стало быть, они поймут, что мы собираемся их опередить, и попытаются опередить нас. Им будет чрезвычайно важно избавиться от вас до того, как вы сможете указать их, и их повяжут. На их месте я бы попытался во время представления заколоть вас в ложе. Верно, Карп? В случае чего кричите жандарма, они будут ходить по коридору. Если к концу первого действия вы будете живы, полковник Ширинкин и я будем ждать вашего доклада, и до этого момента ни один человек не покинет театр.
– Ваше превосходительство, прибыл подпоручик Ерофеев с фотографическим потретом, – доложил Карп.
– Ерофеев, ты чего так долго? – спросил Черевин сурово, когда подпоручик вошел и положил на стол фотографию бразильской миссии.
– Я, ваше превосходительство, как мог, торопился. Вот, Луиза Ивановна просила передать эту фотографическую карточку и сказать им, что замуж за господина Шульца они больше не желают.
– Что это значит? – не понял Черевин.
– Да так, ваше превосходительство, – махнул рукой Артемий Иванович. – Не обращайте внимания. Мы потом разберемся, чего этот стервец с нашей Луизкой сделал.
– Перешлю этих бразильцев в Департамент Зволянскому, чтобы тот экстренным образом отправил с карточкой чиновника в Париж к начальнику Заграничной агентуры. А теперь катитесь за своей справкой, мне вздремнуть перед сегодняшним вечером надо.
Карп помог Фаберовскому и Артемию Ивановичу облачиться и они по морозу пешком отправились по Моховой в церковь Св. Пантелеймона.
– Батюшка, говенная справка готова? – спросил Артемий Иванович у отца Николая.
– Готова, сын мой, готова, – сказал священник, – хотя ты меня и обманул, обещал три дня подряд ходить, говеть, а ни разу не пришел.
Отец Николай позвал дьякона и тот принес ему справку. Фаберовский, скрепя сердце, отдал священнику красненькую, и они отправились к кухмистеру.
Лукич встретил их рассказом о новых проделках беса.
– Пока вас не было, ваше благородие, тут у нас такая бесовщина творилась! Пойдемте, покажу.
Он отвел их в дальний двор, где у глухой задней дворовой стены стоял крохотный двухэтажный флигель с кое-как приставленной выбитой дверью и большими, углем начертанными, крестами на стенах.
– Послали мы вчера утром в Полюстрово за отцом Серафимом, говорят, он бесов горазд изгонять. Прибыл он днем, всех нас собрал здесь. Самого Коврижкина на тот момент не было, дверь заперта, а на чердаке воет пуще прежнего. Мы жене его снизу кричим: «Пусти нас, мы тебе поможем». Слышим, она наверху в голос орет: «Ой, батюшки! Ой, батюшки! Мочи моей больше нету!», и нечистый что-то по-своему, по-нечистому, выкрикивает. Отец Серафим косяки святой водой окропил, чтобы бес не выскочил, стали мы двери ломать, тут нечистый как в окно сиганет, летит в одних кальсонах, завязками полощет, весь в черной шерсти. Вот об это место хлопнулся, вскочил с четверенек, через двор – и на улицу. Искали мы чертеняку, но его и след простыл. Похоже, что он теперь в том самом доме у Балашовой живет. Он там всю ночь подвывал. Только пусть Балашова сама с ним разбирается, больно уж отец Серафим за изгнание дерет.
– Ишь ты! – сказал Артемий Иванович. – Это что же выходит-то, Степан? Вчера утром мы отца Серафима на Невском в фотографическом ателье видали, где он фотографические карточки государственного преступника заказывал, днем он тут у вас бесов гонял, а вечером в Полюстрово заговорщиков у себя собирал…
– Обкладывают нас, – сказал Фаберовский. – Ты вот что, Лукич, если полюстровский поп еще тут объявится, или что про него прознаешь – тотчас нам сообщай.
– Потому как он, похоже, главнейший заговорщик, – добавил Артемий Иванович.
– Эдак и в самом деле сегодня в театре могут поубивать, – пробормотал поляк, когда они пошли по лестнице наверх к кухмистеру. – Только ты, пан Артемий, родственничков своих будущих не пугай, а то не пустят тебя на бенефис, и отправит Черевин нас обратно в Якутск за пренебрежение долгом.
Появление их в квартире кухмистера со справкой о говении вызвало бурный восторг. Петр Емельянович побежал в столовую подать водочки для сугреву, Глафира с визгом повисла у жениха на шее, чуть не сломав ее своим весом. Агриппина Ивановна отправила покрывшуюся от зависти красными пятнами Василису распоряжаться на кухню, а сама, утирая слезы умиления, сказала Фаберовскому:
