А. Веста - Язычник
Порхающая на лице управляющего улыбочка мрачно опустила крылья, и губы сложились гузкой.
— В вопросах египтологии вы так же убедительны, как кальмар на песке, — процедил он сквозь зубы. — Поторопитесь, Паганус, я буду ждать вас на выходе.
— А мы перейдем к Бастет, — невозмутимо продолжил Самарин и, кажется, вновь подмигнул мне уже заговорщицки, — к обворожительной женщине с головой кошки. Вот она, преподносит чашу забвения душе умершего. О, как многолик этот образ! Ей принадлежит всякий ночной час, и она же присматривает своим зеленым глазом за таинственной темнотой загробного мира. Она — Глаз бога Ра, живительного светила, и именно ей поручено приглядывать за нами, когда Солнце-Ра, окончив дневной путь по небу, исчезает за западным горизонтом. Это время женщины, которая под покровом темноты может делать то, что не принято делать днем, и в чем ей покровительствует, и я бы сказал, попустительствует Бастет. Так вот, известно ли вам, что в Египте и Судане до сих пор практикуется женское обрезание? И это не одиночное изуверство, а освященный исламской моралью обычай. Отрезанный «похотник» бросают на съедение кошке. Это языческая жертва богине сексуальной любви Бастет. Все, что не укладывается в детородное назначение женщины, ее жажда любви, чувственность, цветение и духовный порыв, не вызывает сочувствия в «авраамических» религиях, историческом христианстве и исламе, выросших из книг еврейской Торы.
— Но ведь это варварство…
— Подобное обуздание гнусной похоти, конечно, следствие религиозного фанатизма. Печально, но девушка не прошедшая через эту варварскую операцию, практически не имеет шансов удачно выйти замуж. Ее супружеская верность будет под вечным вопросом. «Подкорректированная» женщина холодна, как ледышка, и «порадовать» ее довольно сложно. Возможно, ИЗ-ЗА нарушения семейной гармонии арабы так пристрастны к наркотикам.
Пожалуй, просветительство Самарина зашло слишком далеко.
— Большое спасибо! — я торопливо расплатился с Самариным.
— До свидания! Приходите еще.
Самарин зажал доллары в потной ладошке, да так и остался стоять. В его измятой одежде не было карманов, и ему некуда было спрятать деньги.
Несколько часов кортеж несся по шоссе. Впереди в расплавленном мареве у самого горизонта встали белые горы, издалека похожие на башни с зубцами и бойницами. Подъехав ближе, я убедился, что это действительно древний город, целиком вырубленный в скале. Шоссе прорезало скалы насквозь. За оградой из раскаленных известковых скал раскинулся настоящий оазис. Среди темной зелени пальм стартовали в небо голубые минареты. Сказочные дворцы и дома были сложены из «сахарных» кубиков, ослепительно белых на полуденном солнце. В пышных садах, среди изумрудных лужаек, плескались фонтаны и зазывно синели бассейны. Но роскошный оазис казался вымершим.
Машины мягко затормозили.
— Милости просим, приехали…
Управляющий галантно распахнул дверцы, помогая Дионе сойти на землю, хотя земли в привычном понимании здесь не было. Створки ворот разъехались в стороны: фонтаны, павлины, ковры, устилающие полированные мраморные плиты и мозаичные площадки: вся роскошь Востока была брошена к нашим ногам. В доме суетилась обслуга, похоже, к нашему приезду не успели управиться.
Денис окружили прислужницы. Их лица были по-восточному закрыты, а животы и бедра низко обнажены; во дворце правила бал приторная экзотика.
Взопревший Абадор ослабил галстук. Пока готовили наши покои, мы медленно прогуливались по саду. Сад был разбит на широкой террасе, вырубленной в известковой скале. Дворец, чаши фонтанов, плиты дорожек — все было сложено из белого в зеленоватых прожилках камня.
— Я видел, как вы трепетно внимали этому профану в треснувших очках, — с легкой обидой заговорил Абадор. — Он прав в одном, Египет — земля древних знаний и его чудовища только притворяются спящими. На самом деле они держат в своих когтях знамения «Конца Света». «Конец Света» — это вовсе не «пшик», как считает пугливое быдло. Это гениальный сценарий! Что с того, что он был написан два с половиной тысячелетия назад? Мы поставим это мировое шоу…
Абадор умолк. Его остекленевший взгляд разглядывал нечто за моим плечом.
Я оглянулся: внизу под террасой был раскинут второй ярус райского сада, это, видимо, была принятая на Востоке женская половина. Мы прогуливались по длинному балкону. С такой же возвышенности царь Давид, должно быть, наблюдал купание Вирсавии.
Сквозь маслянистую листву и крупные белоснежные цветы можно было разглядеть, как смуглые служанки купали в мраморном бассейне Диону. Солнце пронизывало хрустальную воду и играло на разноцветном мозаичном дне, и ее тело светилось розовым перламутром. Две прислужницы возливали на нее потоки благовонной воды с лепестками цветов. Две другие бережно расчесывали дивные, блестящие от воды волосы. Но ее полузакрытые глаза и страдальчески сжатый рот напоминали, что она — пленница, и волей-неволей, должна принимать ласки гаремных дев. Не хватало только евнухов с опахалом. Я попытался загородить ее от Абадора, но он отстранил меня.
— Взгляните, она божественна! Аристократки Древнего Рима не стеснялись купаться в присутствии рабов. Разве эта расцветшая роза не достойная награда…
— Награда за что?
— Оглянитесь вокруг, этот город воздвигнут на месте оазиса и назван именем древней богини Инанны. Он не обозначен ни на одной карте. Все, что вы видели, принадлежит концерну «Центр Жизни». Нигде в мире нет ничего похожего. Я предлагаю вам работу в концерне. Ответ мне нужен сейчас, немедленно.
— Я согласен, — мертвым голосом произнес я.
— Часа два-три отдохните, а потом нам предстоит рабочая поездка. Постарайтесь не раскиснуть в здешнем климате.
Через три часа Абадор ждал меня у фонтана.
— А где же Денис? Она не поедет с нами? — спросил я, усаживаясь рядом с ним в белый автомобиль с открытым верхом. По всему земному шару, включая безводные пустыни, его ожидали роскошные автомобили, и уже по этому признаку можно было сделать вывод о всепроникающем могуществе «зодчих» будущего.
— Денис отдыхает. С сегодняшнего дня я освобождаю вас от обязанностей ее личного врача, чтобы вы могли полностью отдаться своей новой работе.
Абадор теснил меня, не оставляя возможности для маневров. Вполне возможно, что я больше не увижу Диону. Я должен был на что-то решиться и как можно скорее. Мы выехали из города через единственные ворота, пробитые в скале.
Невдалеке от дороги белели какие-то античные развалины, остатки построек времен Птолемеев. Последние лучи высвечивали багровыми полосами храмовую аллею, анфиладу разбитых колонн и полуразрушенный портик, но в любой древности больше чувства и красоты, чем в убогом цементе реставраторов.
— Что это?
— Храм Инанны.
— Я хочу осмотреть развалины.
Управляющий усмехнулся.
— Похвальный интерес, Паганус. Вы на правильном пути. Мистерия Изиды — самое раннее таинство Египта. Ее праздновали в дни весеннего равноденствия. Это время таинственного воскрешения. Древние божества, будь то Таммуз, Озирис или Адонис — разрывают оковы смерти, и природа ликует, охваченная жаром плотской любви. Это Буря Равноденствий, ночь Изиды-Инанны, ночь Клеопатры и царицы Тамары. В эту ночь в самом сердце ливийской пустыни мистическая роза распустится вновь…
Абадор затормозил у развалин и вышел из машины. Серебристый кейс он зажал под мышкой.
— Пойдемте, прогуляемся.
Мы остановились внутри разрушенной колоннады. Я где-то видел эти портики и статуи. В стенной нише был утоплен хорошо сохранившийся барельеф. Стройная обнаженная женщина стояла на спине леопарда. Ее корона была похожа на рога молодой луны. Пятиконечная звезда осеняла ее сверху. Вся атрибутика барельефа напомнила мне последний снимок Наи, верхом на леопарде, а позади нее звездный занавес и рогатая луна. Курчавый бесяра, самозваный режиссер всемирной истории, привозил сюда и мою любимую, чтобы ее красота и юность насытили древних чудовищ.
— Взгляните, — Абадор указал внутрь ниши. — Изида и Иштар — лишь ипостаси Инанны… Египтянка Изида оберегает скрытое знание, она идеальная супруга и мать, а ее шумерское отражение Иштар-Астарта — это роскошное плодородие и чувственная любовь. Ее возлюбленный Таммуз — нежнейшая «молодая ветвь», «священный росток», «вешнее солнышко», сколько гибельной нежности в этих именах! Юноша гибнет от бешеной страсти богини. Так ежегодно умирает природа, сожженная зноем лета. Но самый древний миф наиболее откровенен: Инанна умерщвляет любовника, которым она пресытилась.
Царство мертвых берет Таммуза к себе, и полная раскаяния Инанна отправляется в подземный мир, чтобы отыскать «воду жизни» и воскресить Таммуза. Она проходит через семь дверей, оставляя то пояс, то плащ, то серьги-подвески, и, наконец, совершенно нагая достигает царства Аллату. Это посмертное путешествие души по семи планетарным мирам, где спадают ветхие одежды тела и исчезает даже память о земле. Смерть — единственная истинная мистерия, она вечна и каждая душа повторяет ее по-своему. Но хватит об этом; религиозные мифы бесконечны, достаточно хорошо узнать один или два, чтобы понять главное: все они — лишь пересказ того, что когда-то нашептал Еве Люцифер, «сын света».
