Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632
— Тоже мне, вопрос, — усмехнулся старик. — Она снова станет бедной страной.
— Точно. Снова станет бедной. — Томаш развел руками, соглашаясь с очевидным. — Не деньги делают страну богатой. Знания. И деньги, заработанные благодаря им. Торговать нефтью мало, нужно самим строить мосты, делать машины и мобильные телефоны, сохранять и приумножать капитал. Вот от чего зависит благосостояние и человека, и государства. В эпоху Великих географических открытий Португалия открылась для знания. Принц Энрике брал на службу лучшие умы со всего света, поощрял изобретение новых навигационных приборов, строительство новых типов судов, создание нового оружия, развитие картографии. Наступил век интеллектуального расцвета. Его обеспечили сыны Португалии и чужеземцы, среди которых были не только христиане. Вклад евреев в Открытия трудно переоценить. Они приносили в страну знания, открывали новые горизонты, налаживали связи, находили средства. В Кастилии евреев преследовали, в Португалии привечали. Так продолжалось до конца XV века. Католические короли изгнали евреев из Кастилии в 1492 году, и португальский король Жуан II предоставил беженцам убежище. Но его наследник Мануэл I, мечтавший о королевстве размером с весь полуостров, начал заигрывать с кастильцами. Он посватался к их принцессе, в надежде расширить свои владения при помощи династического брака, а та, будучи фанатичной католичкой, согласилась на брак лишь при одном условии: изгнания евреев из Португалии. В нормальной ситуации король пришел бы в ярость и разорвал помолвку. Но Мануэл мечтал о Португалии размером со всю Испанию и потому решил пойти на хитрость. Вместо того чтобы изгнать иудеев, он повелел их крестить. Так в 1497 году все португальские евреи против воли приняли веру Христову. Их стали называть «новыми христианами». Излишне говорить, что большинство из них тайком сохраняли приверженность старой вере. В 1506 году в Лиссабоне впервые произошел погром, были убиты двадцать тысяч человек. В Испании такие ужасы давно никого не удивляли, но для Португалии это была катастрофа. Евреи бежали из страны, унося с собой свое главное богатство: знание, пытливый ум и деловую хватку. В довершение всего в государстве появилась инквизиция. Это случилось в 1540 году, когда мечта короля Мануэла наконец осуществилась, и Португалия объединилась с Испанией, только под эгидой Испании. Мракобесие победило. Страна закрылась от мира. Научные книги оказались под запретом, образование попало под тотальный церковный контроль, и Португалия погрузилась в пучину фанатизма и невежества. С тех пор начался упадок, который не суждено было преодолеть.
— Между прочим, наш Хаим происходит из очень знатного рода португальских сефардов. — Старик обратился к ученику: — Не так ли, Хаим?
— Так, учитель, — потупился молодой человек.
— Как звали ваших предков? — спросил Томаш.
— По-португальски или по-еврейски?
— Ну… И так, и так.
— В Португалии они приняли фамилию Мендеш, но их настоящее имя было Насси. Мои предки бежали из Лиссабона в Голландию, а оттуда в Турцию. Глава семьи Грасия Насси сумела наладить прочные торговые связи с оставшимися в Португалии евреями и добилась расположения самого султана. Даже убедила его объявить эмбарго на торговлю со странами, где преследовали иудеев.
— Наш народ и по сию пору чтит госпожу Грасию Насси, — добавил Соломон. — Эту женщину называли Еврейским Сердцем, а поэт Самуил Уске посвятил ей поэму «Утешение Израиля».
— У Грасии был племянник Иосиф, — продолжал рассказ Хаим. — Он сделался богатым и влиятельным банкиром, кредитором доброй половины европейских монархов и советником султана, за что тот пожаловал ему ханский титул. Иосиф и Грасия выкупили у турок Тибериады, чтобы евреи могли вернуться в землю обетованную.
Томаш улыбнулся.
— Так это ваша семья развязала ближневосточный конфликт?
— Интересный вопрос, — сказал молодой еврей, почесав бороду. — Мне больше нравится считать, что мои предки послужили орудиями Господа.
— Лучше не скажешь, — поддержал раввин. — Иосиф Насси был сказочно богат, так богат, как сам царь иудейский. Кстати, Насси на иврите означает «царь». — Он потрепал ученика по голове. — Вот почему мы зовем «царем иудейским» нашего Хаима.
— Какая потеря для моей страны! — сокрушенно произнес Томаш. — Представляете, какую пользу могла бы принести семья Насси Португалии?
Соломон посмотрел на большие настенные часы.
— Но вы, я полагаю, пришли сюда не для того, чтобы говорить о прошлом.
Томаш, спохватившись, полез в свой старый портфель и достал стопку ксерокопий.
— Я вот зачем пришел, — проговорил он торопливо. — Как я уже говорил по телефону, мне нужна ваша помощь с этими документами. — Норонья протянул раввину всю стопку и еще один лист отдельно. — Особенно вот с этим.
Нацепив маленькие круглые очки, Соломон принялся изучать покрывавшие лист каракули.
— Что это? — спросил он наконец.
— Подпись Христофора Колумба.
Старик задумчиво погладил серебряную бороду, опустил очки на кончик носа и поглядел поверх стекол на Томаша.
— Судя по всему, это много больше, чем просто подпись.
Португалец кивнул.
— Я так и думал, — признался он. — Это как-то связано с кабалой?
Соломон сдвинул очки на переносицу.
— Может быть, очень может быть, — бормотал он вполголоса, так и сяк переворачивая лист и касаясь букв чуткими худыми пальцами. — Боюсь, мне понадобится время, чтобы заглянуть в книги и посоветоваться с друзьями. — Старик вздохнул и снова поглядел на часы. — Сейчас одиннадцать… Так… дайте подумать… А что если вам вернуться сюда к пяти?
— Конечно.
Томаш встал, Хаим, повинуясь молчаливому приказу учителя, последовал его примеру.
— Пусть Хаим идет с вами. Он отличный гид и прекрасно знает Старый город. — Раввин махнул рукой. — Lehitra'ot.[87]
Португалец и его провожатый отправились в город, а старый каббалист склонился над столом, поглощенный загадкой подписи Христофора Колумба.
Солнце над еврейским кварталом стояло высоко, но воздух по-прежнему оставался сухим и свежим. Томаш едва поспевал за Хаимом, на ходу застегивая куртку.
— Что вы хотели посмотреть? — спросил израильтянин.
— То же, что и все. Гроб Господень и Стену Плача.
— С чего начнем?
— А что ближе?
— Западная стена, — ответил Хаим, указывая направо. — Отсюда пять минут.
И они направились к священной для любого иудея стене. Миновав Йешиват-Эц-Хайм, Томаш и Хаим вышли на площадь Хурва. Это было единственное просторное место во всем Старом городе. На широкой площади, среди кофеен, летних веранд, сувенирных лавок и деревьев доминировали четыре сефардийских синагоги, построенных выходцами из Испании и Португалии, руины синагоги Хурва и стройный минарет мечети Сидна-Омар. Израильтянин с португальцем повернули на восток, прошли под сводами знаменитой Тиферет-Исраэль и снова углубились в лабиринт узких кривых улочек.
— Как вы думаете, раввин сумеет разобраться с подписью? — спросил Томаш, глядя себе под ноги.
— Ребе Соломон Бен-Порат один из лучших каббалистов в мире. Желающие познать секреты Торы съезжаются к нему отовсюду. Он не какой-нибудь там Chelmer chochem.
— Не какой-нибудь кто?
— Chelmer chochem.
— Что это такое?
— Chelmer chochem значит мудрец из Хельма. Это у нас шутка такая, — засмеялся израильтянин. — Хельм — город в Польше, где всегда жило много евреев. Знаете, англичане рассказывают анекдоты про ирландцев, французы про бельгийцев, а мы про раввинов из Хельма. Когда кто-нибудь несет чушь, его называют хельмским мудрецом.
— Мы в Португалии называем такое мудростью дураков, — прокомментировал Томаш.
— Мы, евреи, больше всего любим анекдоты о самих себе. Евреи обожают подшучивать над евреями, над нашим особым складом ума. — Хаим поднял руку в предостерегающем жесте. — Но учтите, мы не выносим, когда это делают другие.
— Прямо как мы, португальцы! — обрадовался Томаш. — Когда португалец ругает соотечественника, это нормально. Но не дай бог иностранцу начать ругать португальца.
— Есть одна вещь, над которой мы смеемся особенно часто. Еврейская chutspah.
— Как вы сказали?
— Chutspah. Это можно перевести как наглость, дерзкий до бесстыдства вызов окружающим и обстоятельствам. Как у того еврея, которого судили за убийство родителей: обвиняемый просил суд о снисхождении на том основании, что он круглый сирота.
За синагогой Йешива открывался вид на широкую площадь, обрамленную стеной из огромных известняковых глыб. Люди разных возрастов, все с покрытыми головами, подходили к стене, надолго застывали перед ней, беззвучно шевеля губами и касаясь ладонями шершавых древних камней. Место для молитвы было отгорожено от площади кованой решеткой, в орнаменте которой проглядывали очертания миноры.
