Убийство в Петровском парке - Роман Елиава
Григорий Пантелеймонович предложил Илье раздеться и пригласил в горницу.
– Что же такое? – мрачно заявил он, посмотрев на дочь, – Теперь девиц нельзя на улицу выпускать. Что за подлец сотворил такое с Верой? Куда смотрит полиция?
– Мы обязательно поймаем его, не сомневайтесь, – бодро заявил Илья, видя, что его слова не нашли никакого отклика и совсем не успокоили отца Лизы. – Но сейчас я бы хотел расспросить Вашу дочь о Вере Александровне.
– А что расспрашивать? – удивился Молчанов. – Вера хорошая девушка была. Вон, Лизе помогала с грамотой. Кто только мог такое с ней учинить?! Изверг какой-то!
– Послушайте, Григорий Пантелеймонович, позвольте, я всё же задам несколько вопросов.
– Да задавайте, если это поможет – ответил Молчанов, опускаясь на стул и жестом приглашая Павлова присесть рядом.
Лиза с любопытством смотрела на агента сыскной полиции, – похоже, смерть подруги и по совместительству учительницы её нисколько не взволновала.
– Скажите, Елизавета Григорьевна, Вера Александровна была Вашей подругой? Как часто Вы с ней виделись?
– Часто, – ответила Лиза, – но мы не были близкими подругами, она постарше будет, то есть, была.
– Вера Александровна с Вами не откровенничала? – спросил Илья. – Может, был у Вашей подруги жених или ухажер?
– Ухаже-е-р? – протянула Лиза и посмотрела на отца. – Что-то не припомню такого.
– Вам Вера Александровна ничего не говорила?
– Я уже сказала, что она мне ничего не рассказывала о себе.
– А что же Вы делали, когда встречались?
– Она меня учила, – ответила девушка, – ещё мы обсуждали разные книги, поэтов. Вера очень поэзию любит. Господи, любила. Даже сама сочинять стишки пробовала.
– Ага, значит, что-то она Вам рассказывала? – обрадовался Павлов.
– Немного.
– Если Вы не знаете, был ли у неё жених, может, она рассказывала про своих друзей, про работу?
– Не-а, – ответила Лиза, снова посмотрев на отца.
На этот раз Павлов перехватил взгляд и подумал, что, возможно, без отца девушка была бы более откровенна. Но не мог же он выгнать хозяина из собственной комнаты, чтобы остаться наедине с его дочерью. Наверное, Блохин бы что-то придумал.
– То есть ничего необычного, что могло бы относиться к смерти Веры Александровны Вы мне сообщить не можете?
– Нет, ничего такого не припомню, – покачала головой Лиза.
– Ну, что же, мне пора, – вздохнул агент и начал одеваться.
Внезапно его внимание привлёк полушубок, висевший у входа. Илья приподнял рукав и спросил:
– А это чей?
– А что? – спросил хозяин.
– На рукаве кровь.
Молчанов подошёл ближе, взял рукав и осмотрел его.
– Это мой. Не заметил, как испачкал. У меня мясная лавка, вляпался как-то. Если нужно будет хорошей говядины, господин полицейский… – сменил тему Григорий Пантелеймонович.
– Нет, спасибо, я закончил. Позвольте откланяться, – прервал предложение хозяина агент. – Скажите, а Вы где были вчера вечером?
– Я? Где, где… В лавке! Вы, что же, меня подозреваете в этой мерзости? – взбеленился мясник.
– Нет, но…
– Раз нет, милости прошу, – хозяин демонстративно распахнул дверь перед агентом.
Павлов вышел на улицу, и дверь громко захлопнулась за его спиной. Неприятно. Конечно, вряд ли это мясник: его объяснение звучало достаточно убедительным. Он вполне мог испачкаться кровью в лавке. Тем более Вера Александровна обучала его дочь. А вот дочь что-то знает, но при отце решила не говорить. Может быть, это не имеет отношения к делу, но Павлов отметил, что, возможно, с Лизой стоит поговорить наедине.
Сыскной агент прошелся по оставшимся домам. Большинство оказались закрыты, а там, где ему удалось переговорить с хозяевами, он не узнал ничего, на его взгляд, интересного. В итоге Павлов вышел на Ходынское поле и задумался, что делать дальше.
Внезапно, он решил, что ему следует снова осмотреть место убийства. Павлов, сосредоточенно размышляя, что именно он будет докладывать начальству, и не обращая внимания на великолепный замок, вернулся в парк. Ничего нового он не обнаружил, только застыл на минуту, рассматривая темные пятна крови на снегу. Агент будто наяву представил себе ужас жертвы в тот момент, когда она поняла, что уже не убежать, и придется умереть прямо сейчас и прямо здесь потому, что некто решил это за неё. Затем Павлов стряхнул мимолетное оцепенение и пошел на конечную остановку конки. Тратить деньги на извозчика, как делал его наставник, он пока не имел права.
5
Когда Трегубов услышал, что он арестован, его захлестнула волна быстро сменяющих друг друга эмоций: удивление, сомнение, отчаяние и, наконец, неприятие. Мужчины подошли вплотную, не спуская глаз с Трегубова. Они были напряжены, словно опасаясь, что молодой следователь может кинуться на них с кулаками или же просто убежать.
– Не делайте глупостей, господин Трегубов! – приказным тоном заявил один из них.
Иван перевел взгляд, на подъехавший закрытый экипаж. Один из мужчин положил руку на его плечо, второй открыл дверь экипажа.
– Но кто Вы такие? Что происходит? – Трегубов наконец справился со своими эмоциями.
– Это Вам скажут на допросе, – ответил, открывший дверь, агент, доставая из кармана бумагу и показывая её Трегубову.
– Полиция? Какой, к чёрту, допрос?! – обескураженно спросил Трегубов. – Почему?
– Залезайте! Я же Вам уже сказал, что… – раздраженно начал полицейский, но его отвлекло внезапное появление ещё одного экипажа.
Небольшая открытая пролётка быстро вылетела из-за угла соседней улицы и остановилась напротив дома Трегубова, перекрыв дорогу полицейскому экипажу.
Агент переключил своё внимание с арестанта на извозчика пролётки:
– Эй, куда прёшь, скотина! Убирайся с дороги!
Из остановившейся пролётки, придерживая саблю, вылез жандармский офицер в шинели.
– Ротмистр Смирнов! – вырвалось у Трегубова. – Так это Вы меня арестовали?
– Не ротмистр, а подполковник, – иронично улыбнулся Смирнов, – на секунду эта улыбка раздвинула его густые, светлые усы. – Обижаете, Иван Иванович. Когда это я Вам зла желал?
Ротмистр Смирнов, а ныне уже подполковник, был давним знакомым Ивана Трегубова, с которым он, скажем прямо, не по своей собственной воле работал над парой дел. Следователь был удивлен появлению жандарма, которого не видел с ещё с прошлой осени, и, признаться, уже стал забывать о его существовании, то есть, вспоминал всё реже и реже.
Два агента, увидев перед собой офицера в высоком звании, который был знаком с арестованным, тоже на некоторое время растерялись. Затем один из них взял себя в руки, и, четко проговаривая слова, заявил:
– Господа, вынужден прервать Вашу беседу. Господин подполковник, следователь Иван Иванович Трегубов арестован и ему запрещено говорить с кем бы то ни было.
