Тайный архив Корсакова. Оккультный детектив - Игорь Евдокимов
– А расскажи-ка еще про усадьбу, – попросил провожатого Корсаков, чтобы отвлечься. – Много их там было, Серебрянских?
– Ой, не знаю, барин, – мальчишка притих. – Те, кто сбежал, баяли, что трое – отец, мать да дочка, молодая и красивая. Но злобная, что бестия. Только, дескать, не менялись они с годами-то. Будто бы еще прадеды тех крестьян хозяев такими застали, а то и прадеды прадедов. Колдуны баре были, не иначе. Страшные. Потому и сидели здесь – стакнулись с духами лесными, которым безбожники раньше кланялись, пока Христово слово сюда не принесли. И церковь поставили для отвода глаз, шоб народ думал, что баре у него набожные, а сами по ночам там жуткие непотребства творили.
– А далеко от церкви до их дома?
– Сам я не ходил, – признался провожатый. – Туда рази что голова отваживался соваться, остальных беглые крепостные застращали. Но, говорят, к Серебрянским вела старая дорога, если не заросла совсем.
Когда они достигли вершины, лес расступился, а ливень обрушился со всей свирепостью. Церковь стояла у самого обрыва, казалось, готовая рухнуть под натиском стихии и времени. Рядом с ней возвышались серые, покрытые лишайником могучие валуны, непонятно какими усилиями здесь поставленные, создавая откровенно жутковатую картину на фоне пасмурного неба. Корсакову они виделись клыками древнего гиганта, пытающегося прогрызть себе дорогу из подземного царства обратно на землю. И, к сожалению, он допускал, что очень недалек от истины.
От покосившегося здания в лес уходила размокшая колея, видимо, являвшаяся до недавнего времени дорогой к усадьбе Серебрянских. Корсаков подошел к краю утеса. Отсюда были видны и городок, змейкой спускающийся к пристани, и крутой поворот широкой реки. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались глухие леса. В другую погоду и при других обстоятельствах вид был бы красивым и захватывающим дух, сейчас же складывалось ощущение, словно церковь и монолиты довлеют над хлипкими человеческими жилищами и осуждают пришлых чужаков, нарушивших их вечный покой.
– Внутрь заходил? – поинтересовался у провожающего Корсаков.
– Нет! – замотал головой мальчишка.
– Да ладно! Ни за что не поверю. Даже интересно не было?
– Было, барин. Да только боязно так, что никакого интереса не хватит!
– Хорошо, тогда верю. Подожди меня здесь, я загляну буквально на пару минут.
Дверь в церковь отворилась на удивление легко и тихо, словно кто-то смазывал петли. Внутри также оказалось куда меньше следов запустения, чем ожидал Корсаков. При взгляде на здание снаружи складывалось ощущение, что оно готово рухнуть от малейшего ветерка. Однако внутри было сухо – все окна целы, и даже крыша не прохудилась. Никаких птичьих гнезд, никакой паутины. Лавки расставлены вдоль стен, иногда друг на друге в три-четыре ряда, словно импровизированные лестницы или леса. Потолок скрывала темнота.
Владимир опустил походную сумку на пол и извлек из нее самый тяжелый предмет – переносной фонарь, напоминающий те, что используют путевые обходчики на чугунке [9]. Чиркнула одна из старательно оберегаемых от непогоды спичек – и полумрак церкви разрезал яркий желтый луч света. Молодой человек повел фонарем вокруг себя, а затем поднял его выше, чтобы разглядеть стены и потолок. Открывшаяся ему картина пугала и завораживала.
VI
22 июля 1880 года, день, город в верховьях Камы
Исправник Родионов проводил пришельца взглядом. Как и ожидал Гаврила Викторович, молодой человек в сопровождении сына Михайлова отправился по раскисшей от непогоды тропе вверх по холму. К старой церкви.
Гости в их город приезжали редко. Раньше хоть какой-то поток путешественников давал сплав древесины на юг, но уже лет двадцать как тучные купеческие времена ушли. Чего уж говорить – исправнику по штату полагаются помощники, а Родионов, почитай, уже пятый год трудился один. Город медленно, но верно хирел. Скоро и уездный статус потеряет. И то верно – деревень в округе почти не осталось. Основанный как форпост Московского государства, с движением границ дальше на восток он утратил свою важность. Мало кто захочет жить в таком далеком краю. Родионов отдавал себе отчет в том, что еще пара десятков лет в том же духе – и город можно будет стирать со всех карт. Если только его быстрее не смоет в реку нынешнее жуткое ненастье.
Что там говорил батюшка, прежде чем увешался крестами и ушел в лес? «Через семь дней Я пошлю на землю дождь – он будет литься сорок дней и сорок ночей, – и Я смету с лица земли всех, кого Я создал». Родионов не увлекался кликушеством или «эсхатологическими пророчествами», как сказал бы Корсаков (исправник и слов-то таких не знал), но волей-неволей задумывался – а ну как этот ливень накрыл не только его город, но и весь мир? И куда от такого бежать? Ответ был пугающе прост – бежать некуда. На много верст вокруг непроходимые леса, которые даже опытные охотники вряд ли пересекут. В то, что вернется пароход, исправник не верил – уж слишком разгулялась непогода. Чудо, что пристал вчера ночью. Хотя… Быть может, лучше бы и не приставал. Предыдущий гость принес им ливень. Чего ждать от нового?
В дверь постучали. Нервно, неуверенно. Не к добру.
– Войдите, – пробасил Родионов.
На пороге возник Семенов из городской управы. Вид человечек имел жалкий: насквозь вымок под дождем (под ногами мгновенно набралась лужа) и дрожал, словно его вот-вот начнет бить пляска святого Витта. Но страшнее всего выглядели глаза. Воспаленные, в красных прожилках, с дергающимися веками. Глаза человека, который толком не спал уже несколько ночей. Как и все в городе. Потому что ночь и сон приносят кошмары. Такие, что люди зарекаются спать и проводят дни в напряженном полузабытье. Если не пытаются удавить ближнего своего…
– Гаврила Викторович, беда, стал быть, – прохрипел Семенов. – С головой-та!
– С головой? – переспросил исправник, а про себя чертыхнулся. Если городской голова тоже сдался, то из здравых и облеченных властью людей в городе никого не осталось, кроме самого Родионова.
– Ага, с ним, – закивал Семенов. – Я ить захожу к ним, а он стоить посреди комнаты и…
Вместо продолжения человечек замолчал и начал истово креститься.
– За доктором послал? – спросил было исправник, но осекся. Нет у них в городе больше доктора. Выбрал легкий конец и выписал себе нужную микстуру… – Так чего он там, говоришь, делает?! – рыкнул Родионов, вставая из-за стола.
– Эта… Сами сходите, поглядите! Я туда больше ни ногой! – Семенов начал пятиться к выходу. – И эта… Жонка его… Видать, тоже того! Ну, я побег!
И прежде чем исправник успел его остановить, человечек выскользнул из дверей
