Господин следователь (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Но к счастью, бывшие учителя или сокашники по гимназии попадались нечасто.
Но опять-таки, прежде чем пускаться в город и оглядывать Новгород (кстати, не Великий, как у нас) мне пришлось исследовать свой собственный дом. Это тот Иван Чернавский тут вырос и знает каждый закоулок, а мне пришлось действовать, словно разведчику, проникшему в логово врага. Вон, как мне было отыскать свою собственную комнату? Еще хорошо, что я правильно предположил, что на первом этаже располагается хозяйственные помещения, гостиная, кухня и столовая, сократив количество этажей для поиска вдвое.
На Торговую площадь я сходил всего один раз. Поглазел, приценился к разной хрени, вроде антикварных вещиц, но так ничего и не купил.
Святая София очень понравилась. Ну, еще бы не понравилась. Кажется, выглядит даже лучше, чем в мое время. И рассмотрел-таки Магдебургские врата, потому что раньше как-то времени не было ходить и разглядывать жанровые сцены, которые когда-то отливали неизвестные мастера.
Кто в моем времени задумывается — чем писать? Ну да, в большинстве своем люди не пишут, а если и пишут, то стучат на клавиатуре. Но все-таки авторучка еще не умерла. И большинство видели и чернильницы, и перьевые ручки. В музее, скажем. Ну, старшее поколение видело такие в сберкассах. Отец (родной) рассказывал, что пользовался подобной ручкой, когда отправлял телеграммы или заполнял извещение на почте.
Но как обмакнуть стальное перышко в чернила и донести до листа, чтобы не посадить кляксу? Искусство, однако. Но что порадовало, так это то, что мой почерк был неотличим от почерка моего хозяина тела. Специально сравнивал свои письмена с конспектами. Странно. В той жизни у меня был совсем иной почерк, гораздо хуже. Может, специалист-графолог и отыщет отличие, но мне самому оно не заметно.
Так что занятие мне нашлось на целых два дня. Тренировался. Поначалу листы представляли одну сплошную кляксу, потом научился. Перевел дух. Но ненадолго, потому что теперь пришлось набираться терпения и изучать — что и как писать? В теории-то я помню о реформах алфавита. О том, что большевики поотменяли кое-какие буквы. Но нынче не восемнадцатый год, а тысяча восемьсот восемьдесят третий. Придется писать с ятями, ерами и радоваться, что Петр Великий отменил юс большой и юс малый, а также еще что-то. Не помню.
Ять и ер. Оказывается, я их постоянно путал. Ер (пишем так — еръ) — это всего-навсего твердый знак, что ставится в конце слова, оканчивающегося на согласную, а ять — это почти, как наша е, но пишется как мягкий знак с перекладиной — ѣ. Но где и как ее ставить — сплошная головная боль. Хоть учи все слова наизусть.
Без проблем удалось разобраться с буквой i, которая с точкой. Ее следует ставить перед гласной буквой. Ну, простой пример — газета «Новгородскіе губернскіе вѣдомости». Это я так изначально прочел. Правильно будет — Новгородскiя.
Если я в этом времени стану министром просвещения, то устрою, нафиг, реформу русского языка и повыкидываю те буквы, с которыми у меня путаница.
Глава четвертая
Хозяйка гостиницы
Отстал я от жизни. Или жизнь от меня отстала. Я-то думал, что можно добраться на поезде до Санкт-Петербурга, а оттуда, поездом же, до Череповца. Держи карман шире. От губернской столицы до столицы империи паровозы ходят, а вот до Череповца пока железной дороги нет[1].
Триста верст! И мы тащились пять дней! Хорошо, что батюшка дал мне собственную коляску и кучера, а иначе, не знаю, как бы и добирался. На попутках? М-да… Помню, в какой-то книге прочитал про героя, жившего в семнадцатом веке, который ждал в Вологде «попутную телегу до Тотьмы».
Имеются почтовые кареты, но лошадей, как правило, в наличии нет. Они, конечно, отыщутся, но не враз. И чином я не вышел, чтобы лошадей предоставляли по первому требованию. Вот, если бы батюшка ехал, тогда да.
Пять дней пути, пять ночей на постоялых дворах с клопами и тараканами! А еще мне как-то предложили разделить постель с каким-то путником. Дескать — ничего страшного, так дешевле. Нет уж, лучше я переплачу, чем буду спать с кем попало. На еду, правда, грех жаловаться. Изысками кухни на постоялых дворах не отличались — щи да каша, но и пузо не заболело, и не отравился ничем.
И как хорошо, что я ехал не на Камчатку. Точно, живым бы дотуда не доехал. Умер бы от пыли и от мошкары, караулящей проезжающих путешественников. А комары, любопытно, чем кормятся, если людей нет? Или они сидят в засаде, выжидая жертву, вроде меня?
Но все-таки, доехали-доковыляли.
В Череповце в прошлой жизни я бывал только проездом. Ничего не запомнил, кроме клубов дыма и зарниц здешнего металлургического завода. Знаю, что это один из крупнейших промышленных центров Русского Севера, раскинувшийся на берегах двух рек — Ягорбы и Шексны. Знаю, что когда создавали Рыбинское водохранилище, то затопили кучу деревень и парочку городов. Читал кое-что об истории Череповца, как без этого, но многое уже выветрилось из памяти.
А нынче, въезжая в город, только и усмотрел, что городишко совсем небольшой, и почти весь деревянный. Улицы немощеные, узкие, окружены садиками. Зелень, конечно, хорошо, но что тут будет весной, когда снег сходит? Или по осени, если зарядят проливные дожди?
Но вот моя карета вывернула из зелени и поехала по булыжнику навстречу каменному храму. Судя по всему, мы оказались в центральной — привилегированной части. Вот тут уже появились не только деревянные, но и каменные здания. Но все равно — двухэтажные дома, деревья, чахлые цветочки.
Как-то даже и тоскливо стало. И что, мне здесь теперь жить? Но опыт прежней жизни подсказывал, что начало, оно всегда такое. Тоскливо, грустно, а потом ничего, втягиваешься. На всякий случай замечу, что это я говорю про города и школы, которые мне пришлось поменять, таскаясь за отцом. Примерно один раз в пять лет мне приходилось знакомиться с новой школой и новым классом, терять старых друзей и обзаводиться новыми.
Мой кучер остановил лошадей и повернулся ко мне.
— Иван Александрович, куда едем-то? — поинтересовался он.
— Так гостиницу надо искать, — хмыкнул я. — Или, на крайний случай, постоялый двор. Найдем? Или спрашивать станем?
— Так чего спрашивать-то? — пожал плечами Николай. — Вона, вывеска — гостиница «Англетер», нумера для господ приезжих. Ежели, гостиница на главном проспекте, то хорошая должна быть. Правда, и стоить она будет дороже. Может, на окраинах поискать?
— Давай туда, — махнул я рукой. — От бобра добра не ищут. Пусть будет «Англетер».
Мне уже было все равно — хорошая гостиница или плохая. Клопы все равно кусают одинаково больно, а тараканы везде стадами ходят. Плевать. Я уже понабрал и клопов, и тараканов с разных постоялых дворов, так что, если привез какую скотинку, пусть смешиваются с местными. А вычурное название, что тут такого? Вон, в моей реальности имеются и «Мир унитазов» и «Империя сумок». Или «Мир детства», наляпанный на грязном заборе. Самое главное, чтобы меня накормили и показали место, где можно упасть. А завтра уже и займусь делами — вытащу из дорожного сундука свой новенький мундир и отправлюсь докладываться начальству. Хорошо бы этот мундир еще и погладить, но я такое дело, как глажка, уже и забыл. То, что я носил в прежней жизни, оно и не мялось. И вряд ли смогу справиться с тутошними утюгами. Вот, если их вместо гантелей использовать — то да, а как ими штаны гладят — не знаю. Но в гостинице должны быть какие-нибудь горничные, прислуга. Потом уже стану соображать — останавливаться ли мне в гостинице или искать квартиру. Или, но это вряд ли — у городских властей имеется какое-нибудь жилье для молодых чиновников, приезжающих для несения службы в провинциальный городишко.
Карета въехала прямо во двор. А ведь со стороны проспекта он выглядел меньше, нежели на самом деле. Вон, есть где развернуться, и куда лошадей поставить.
Я даже не успел вылезти из кареты, как к нам метнулись люди — двое мужчин средних лет. Один тут же принялся помогать моему кучеру распрягать лошадей, а второй, дождавшись моего кивка, начал отвязывать мои многочисленные сундуки и чемоданы.
