Люди без прошлого - Валерий Георгиевич Шарапов
Самое интересное, что гражданин Бобров этого не хотел. Он мечтал лишь об одном: чтобы его оставили в покое. Но хамить в открытую побаивался, сочинял небылицы, сохраняя, впрочем, толику правдоподобия. Он мирный человек, никому не вредит, приехал на заработки — деньги нужны, чтобы дом в Луговом достроить. Нет за ним ничего, хоть у кого спросите, на работе план гонит, начальство довольно. Спиртное не употребляет (где вы видите хоть одну бутылку?), баб не водит — да и как поводишь с таким комендантом? Откуда он знает, кто на него напал и что хотели, у них лучше спросите! В комнату ввалились, давай стращать, собирались прямо здесь разобраться, потом передумали: полная горница людей, давай выйдем, там поговорим. Вывели на задний двор, а там просто гиблая яма — место в принципе не посещаемое. Избили, суки, хорошо хоть не до смерти…
— Обознались, говорите, товарищ Бобров? — хмыкнул Павел. — Теоретически возможно, скажем, люди слабовидящие или получили недостоверную информацию. Но это же не ваш случай. Давайте правду, Бобров, мы найдем ваших обидчиков.
— Найдете, как же, держи карман шире… — проворчал пострадавший, опуская глаза. — Ладно, значит, так было дело…
И понес явно снятую с потолка историю: рыбачил на днях за излучиной Каинки — ну, любит он это дело, пиво попивал. Две бабы мимо гуляли — ничего такие, хотя бывало и лучше, давай с ним заигрывать. Познакомиться решил со светленькой, да руки перестарались — та в отказ, убежала. Потом машина за ними пришла, мужики — те самые, что сегодня приходили. Пожаловались, видно, на него. Ну, Бобров и поспешил свалить, пока до греха не дошло — перебрался на другое место. Один в поле не воин и все такое. Ну, те, видать, и выследили…
— Не хочешь ты нам помогать, товарищ, — покачал головой Микульчин. — Врешь и не краснеешь.
— Ну и ладно, — фыркнул Максимов. — Нам же меньше работы.
— Мужики, да что я незаконного-то сделал? — гнул свою линию пострадавший. — Ну, перепутал малость, за других вас принял…
— Что скажешь об этой персоне, старлей? — спросил Микульчин, когда, оставив жильца в покое, оперативники вышли на улицу.
— Не пьет — значит, подозрительный тип, — опередил Максимов. — Чтобы нормальные люди да не пили — не смешите мои тапочки. Шпион, наверное. А ты молодец, Павел Викторович, избавил товарища от преждевременной пенсии по инвалидности. Премного благодарен, с меня причитается.
— А с тобой вообще не разговаривают, — проворчал Микульчин.
— Врет он — и ежу понятно, — сообщил Болдин. — Что в голову пришло, то и чешет. Не хочет, чтобы мы искали этих ребят. Причин тому — миллион и маленькая тележка.
— Что-нибудь еще заметил?
— Не без этого, Константин Юрьевич. Вы и сами, поди, заметили. Паспорт выдан три года назад, в 67-м. А 45 Боброву исполнилось только через год — в 68-м. Досрочно выдали — за красивые глаза? Может, потерял, конечно, предыдущий. Документ сравнительно новый, пожулькать не успел, в корках бережно хранит. Паспорт, кстати, подлинный — насмотрелся я в Москве на липовые ксивы…
— Может, сидел, — пожал плечами Микульчин. — Дело обычное, у нас полстраны сидело. Вышел со справкой, потом выдали незапятнанный паспорт гражданина СССР.
— Может, и сидел, — допустил Павел. — Но ни одной наколки. Может, под одеждой бережно хранит, но… сами понимаете, не та у нас публика, чтобы прятать свои татуировки. Вернемся в общагу, Константин Юрьевич? Тряхнем, пусть расскажет о себе, заодно поделится, во что влип?
— Да ну его к лешему, — отмахнулся капитан. — Не хочет откровенничать — и бес с ним. Прав Володька — нам же меньше работы. У всех свои тайны. У тебя, что ли, их нет? — Микульчин пытливо посмотрел в лицо Павла. — Предъявить ему нечего — сторона, как ни крути, пострадавшая. Нападение на сотрудников можно простить — видел его рожу, когда табуретку швырял? Не соображал, что делает. Хватит на сегодня, возвращаемся в отдел. «Гостиницу» свою еще не видел? Так топай, обживайся. Утром на работу не забудь, тут тебе не Москва, прогулы не любят…
Крайнюю нужду Павел не испытывал. В столице получал неплохо плюс премии за успешную раскрываемость, всякие тринадцатые зарплаты. Часть денег откладывал на сберкнижку — словно чувствовал, что придет этот день. Когда стряслось, часть денег снял со счета, взял с собой. Остальные дал себе слово не трогать — пусть лежат. Политикой старался голову не забивать, слепо верил во все, что пишут газеты и говорит телевизор, но все же испытывал сомнения, что через десять лет отменят деньги.
Зарплата оперативника в Плиевске была вдвое ниже столичной. Это печалило. Но надо выстоять, продержаться хоть несколько месяцев, прежде чем идти на поклон к полковнику Зиновьеву.
Павел остался один во дворе горотдела. Покурил, потом потащил свои пожитки в столовую через дорогу. Заведение работало до девяти вечера, обслуживало всех желающих. Сотрудников милиции, как поведал по секрету Максимов, обслуживали лучше. А эти сотрудники, в качестве ответной услуги, уделяли чуть меньше внимания трудовой деятельности их директора.
Служебное удостоверение столичного оперативника (увольнения не было, сделали перевод) внушило работникам столовой уважение. Котлета была «малосольной», пюре — жидковатым, но в целом съедобно. Ужин сопровождался любезными улыбками персонала и ищущими взглядами. Сидящая на кассе дамочка даже не засмущалась — всего оглядела. Что при этом представляла, читалось по ее глазам. Так низко оперативник уголовного розыска еще не падал.
Павел быстро поел и покинул заведение. «Ничего, ты еще вернешься», — говорил красноречивый взгляд в спину.
Трубным переулком Павел выбрался к Лебяжьему озеру. От центра города по прямой здесь было десять минут ходьбы. Солнце зашло, но темнело медленно. Природа плавно погружалась в вечерний транс. Расступились скалы, образовался пологий спуск к воде. Озеро было чертовски живописным. Сюда приходили люди, отдыхали. В сезон, видимо, купались, проводили на озере выходные. Даже сегодня здесь было многолюдно: бегали дети, прохаживались парочки. Вода казалась застывшей, неподвижной — ветер отсутствовал. Чернели камни на дне. Лебяжье озеро имело вытянутую овальную форму и простиралось в длину на пару верст и метров восемьсот в ширину.
Павел отошел в сторону, закурил на каменной плите. В пределах городской черты это было единственное место, где можно было беспрепятственно подойти к воде. Слева возвышались скалы — причудливые, какие-то многослойные, словно нанизанные друг на дружку. Серые махины грудились у самой воды. Возможно, там имелись проходы, но пока территория оставалась необследованной. К скалам подступали хвойники, занимая приличную площадь между водоемом и городом. Очертилась в голове карта Плиевска: в этот бор упирались Рыбачий и Приозерный переулки. Справа от пляжа тоже возвышались скалы — но уже не такие интересные.
