Ледяной ветер Суоми - Свечин Николай
– Не миф, Леша, – грустно ответил Виктор Рейнгольдович. – Поэтому ты нужен нам в Финляндии. Срочно!
– Могу подумать?
– Думай сколько влезет, но решение наверху уже принято. Сам премьер-министр Коковцов доложил государю и получил его одобрение.
– У меня начальник Белецкий. Когда услышу от него, тогда смирюсь.
Таубе пропустил слова друга мимо ушей:
– Даю тебе во временное подчинение полковника Свечина. Он введет в курс дела. Сведения о замыслах сепаратистов мы получаем от контрразведывательного отдела штаба Петербургского военного округа. Их возможности крайне ограничены. В Финляндии стоят наши войска, но они, как говорится, офинились…
– То есть?
– То есть сдружились с местным населением.
Алексей Николаевич одобрил:
– И правильно сделали. С населением надо дружить.
– А если оно в это время точит на тебя ножик?
Сыщик жестко ответил:
– Будем дружить, и тогда обо всем можно договориться полюбовно. Забыл? Худой мир лучше доброй ссоры.
– Эх, Алексей Николаич, совсем ты сделался либерал. Гучков говорит, всех готов понять. Кроме нас, русских. Так вернемся к делу. Агентура у КРО[8] слабая, да там и невозможна настоящая агентурная работа. Мы, как я сказал, даем тебе своего человека. Он глубоко законспирирован и глубже других залез в чухонские тайны. И серьезно поможет, только ты будь осторожен, не провали его. Срок ознакомления с документами – двое суток. И все, в дорогу. Насников придет к тебе завтра, будете готовиться вместе.
Лыков пожал руки разведчикам и направился к выходу. Барон окликнул его:
– А правда, что ты чуть не женился на сестре Коковцова?
– Во всяком случае, она была не против.
– Был бы сейчас родней первому визирю. И наверняка его превосходительством, ха-ха… Ну, ступай.
Тут дверь распахнулась и вошел стройный молодой полковник, узколицый, с тонкими усиками:
– Ой. Я не вовремя, Виктор Рейнгольдович?
– Заходите, знакомьтесь: Алексей Николаевич Лыков, тот самый, знаменитый в наших кругах. А это полковник Энкель Оскар Карлович из Особого делопроизводства ГУГШ.
Сыщик неоднократно слышал упомянутую фамилию от Павлуки. Особое делопроизводство – разведка и контрразведка. Сын отзывался об Энкеле уважительно, и полицейский с удовольствием пожал ему руку. После чего ушел. Он заглянул к Павлу, раз уж оказался в Военном министерстве. Огенквар[9], где служил сын, находился в отдельном коридоре, куда дневальный впускал офицеров лишь по особому списку. Павлука вышел, покалякал с папашей на семейные темы, позвал его на именины жены. Узнав, что тот уезжает в Финляндию, легкомысленно махнул рукой и скрылся в своих секретных комнатах.
Глава 3
Подготовительные мероприятия
Утром в кабинет к Лыкову без стука вломилась целая делегация военных. Впереди шел вчерашний знакомец полковник Свечин. За ним вразвалку шагал старый приятель сыщика подполковник Ерандаков. Замыкал колонну штабс-капитан Насников.
Подполковник, к удивлению хозяина, был одет не в жандармский мундир, а в общеармейский, при синих шароварах. А до того он заведовал контрразведывательным отделением Санкт-Петербургского ГЖУ[10]. Лыков задал закономерный вопрос:
– Василий Андреевич, давно ли вы перелицевались в драгуны?
– Неделю назад, Алексей Николаевич, – ответил тот. – Переведен в распоряжение начальника Главного штаба с зачислением по армейской кавалерии. А что, мундир плохо сидит? Не успел еще привыкнуть…
Подполковник был опытным служакой. Он сменил на должности первого русского официального контрразведчика полковника Лаврова, уехавшего по состоянию здоровья во Францию. Там Лавров продолжил секретную деятельность, руководя резидентурой в Германии. Когда органы противодействия шпионажу только-только создавались, Военное министерство пыталось обойтись своими силами. Быстро выяснилось, что лишь жандармские офицеры обладают нужным опытом, им и поручили новое дело. Только в последние годы появились среди военных первые доморощенные специалисты, такие как Насников. Штабс-капитану Лыков пожал руку особенно крепко:
– Рад встрече!
Гости расселись вокруг хозяина. Тот вызвал служителя и приказал принести чаю на всех. Когда дядька в медалях удалился, сыщик сказал:
– Валяйте. Ишь каким составом приперлись…
Свечин был фраппирован, но остальные двое лишь хмыкнули:
– То ли еще будет! Можем и Сухомлинова привести.
– Так все серьезно?
– Увы.
Ерандаков взял беседу на себя:
– Алексей Николаич, как вы знаете, я уже пятый год заведую контрразведкой в Петербургском военном округе. Финляндия до последнего времени не очень нас занимала. А зря. Война близится, а эти ребята смотрят через Ботнический залив на тот берег, зовут германцев избавить их от русского ига. Представляете, если немцы высадят там десант? До Петербурга камнем добросишь, а войск – неполная дивизия. Под названием корпуса.
– Так усильте присутствие, что мешает?
– Много что. Автономию княжества росчерком пера не ликвидировать, приходится действовать осторожно, чтобы не возбудить население окончательно и не получить полноценный бунт. Для начала следует хотя бы наладить негласное освещение внутреннего положения. Помогите нам с этим.
– Василий Андреевич, поясните ради бога. В княжестве имеется собственное жандармское управление. Двадцать второй армейский корпус тоже ведет контрразведывательную работу. Для чего понадобился вдруг уголовный сыщик?
Ерандаков погрустнел:
– Финляндское жандармское управление состоит под плотным наблюдением активистов, то есть активных противников русской власти. За каждым офицером, которых там раз-два и обчелся, следят с утра до ночи. Обложили плотным кольцом. А полномочий вести разыскную деятельность в Великом княжестве жандармы не имеют. Не положено! Могут только наблюдать и писать рапорты в Петербург. В Двадцать втором корпусе контрразведкой занят всего один офицер, который тоже под лупой.
– Заведите агентуру.
– Местные не идут, а чужих как внедришь?
Лыков начал терять терпение:
– Господа! В Петербурге проживает двадцать тысяч финнов. И четыре тысячи шведов, которые в княжестве тоже свои. И среди этой массы вы не можете завербовать дюжину надежных людей?
Заговорил Свечин:
– Все вроде бы так. На бумаге. Половина Выборгской стороны заселена белоглазыми[11]. И в улицах вокруг лютеранской церкви Святой Марии на Конюшенной их тоже немало. Свои гимназии, своя газета, союзы, три книжных магазина… Но попробуй попади в ту среду. Финны – большие патриоты. Нам удалось завербовать, как вы изволили выразиться, дюжину агентов. Из числа запойных и лентяев. Все они уроженцы Старо-Финляндии, то есть Выборга и Карелии. Их выгнали за пьянство с заводов, люди перебиваются с хлеба на водку и на все готовы. Даже на предательство. Осведомители из них, как… А Ново-Финляндия, которая Суоми, другая. Народ там твердый, волевой, упрямый. Порядочный, если уж говорить честно. Как таких заставить работать на нас? Они в Петербурге временно, обязательно потом возвращаются домой. Чтут свою родину. Словом, мы смогли заполучить только одного настоящего осведомителя. Такого, кому можно доверять. Его зовут Клэс Лииканен. История с ним приключилась необычная, печальная история. Клэс обиделся… на свой народ.
И полковник изложил эту необычную историю. Лииканен проживал в Таммерфорсе и не помышлял ни о каком сотрудничестве с русскими. Второй город в Великом княжестве, Таммерфорс называли «финляндским Манчестером». Сильная текстильная промышленность, писчебумажная фабрика, асфальтовый завод – всем этим город был обязан силе водопада на реке Таммеркоски. Река связывала два больших озера, причем перепад высот между ними составлял восемнадцать метров. Прямо посреди города бурный поток обрушивался сверху вниз, давая бесплатную двигательную силу для местной промышленности. Дар Божий! Как ни странно, впервые мысль использовать воду озвучил государь Александр Первый. Попав в скромный тогда городок и увидев величественный водопад, он сказал своим спутникам: «Жаль, что эта сила не употребляется на что-то доброе, и какие полезные учреждения англичанин сумел бы соорудить на этом месте». Слова монарха запомнились администраторам. Вскоре промышленные предприятия Таммерфорса были освобождены от казенных податей и получили право беспошлинного ввоза сырых материалов. Привилегии действовали аж до 1906 года – в ущерб русской промышленности. В результате город с сорокатысячным населением процветал, одних только заводов в нем числилось до восьмидесяти, и все они питались дармовой природной энергией.
