Макс Коллинз - Кровавый срок
— Вы имеете в виду, куда не пускают евреев?
— Точно. Для меня любой человек — это человек.
Я признаю только одну религию — золото. Но о Господи! Не говорите моей жене, что я сказал так. Юнис верит во всю эту чепуху о загробной жизни.
— Гарри, как я смогу выполнить для вас работу в Нассау, если свободы здесь ограничены?
— Легко. Этот чертов Нассау — мой, Нат. В доме у меня есть для тебя специальная карточка. В ней говорится, что ты — мой гость. В городе нет ни одного клуба, ресторана или отеля, куда бы тебя с ней отказались впустить.
— А, если так...
— Кроме того, ты не похож на еврея.
— Вот здорово, спасибо, Гарри.
— Ты похож на чертового ирландца с этими рыжими волосами.
Он положил руку мне на плечо в то время, как наши ноги мягко ступали по белому песку.
— Ты хороший парень, Нат. А теперь я расскажу тебе о нехорошем парне, этом ублюдке — моем зяте.
— Зяте? Так вот в чем дело? Какая-то семейная ссора?
— Ты не женат, Нат?
— Нет.
— Так, значит, у тебя нет детей — по крайней мере, о которых ты знаешь, ха-ха. — Он грубо засмеялся. — Что ж, когда у тебя будут дети, я гарантирую тебе одно: они разобьют твое чертово сердце.
Я ничего не ответил. Он снял руку с моего плеча. В этот момент ему даже не требовался его замечательный отпрыск: стальные глаза Оукса сделались мокрыми.
— Ты отдашь им все, все. А что они дают тебе взамен? Чертово разбитое сердце.
Оказалось, Нэнси — его «чертова любимица» меньше года назад выказала свою признательность за безграничную щедрость папочки, выйдя замуж «за этого проклятого жиголо — охотника за состояниями».
— Знаешь, сколько лет ей было, когда он начал... Он запнулся, но затем слово вырвалось у него само.
— Трахать ее! Семнадцать. Семнадцать! А он, елейный ублюдок, был вдвое старше...
Я ничего не сказал, только шлепнул москита на рукаве пиджака. На этот раз я попал, и на пиджаке осталось небольшое кровавое пятно.
— Он хочет, чтобы его называли графом, этот де Мариньи.
Пока он говорил, я не мог понять, как звучит эта фамилия: у него это получалось «ди Махрини».
— Проклятый плэйбой — яхтсмен. Он дважды был женат, жил за счет своих жен.
Оукс остановился, сел на песок. Уставился на темных пеликанов, которые пикировали на море в поисках ленча. Было около полудня, и мне тоже не мешало бы пообедать. Я сел рядом с ним.
— Мы всегда были так близки, Нэнси и я... Она любила слушать мои рассказы о тех днях надежд... говорила, что хочет написать мою биографию, когда вырастет. — Он засмеялся почти тоскливо. Странно было слышать такой смех этого тертого калача. — Может, не стоило разрешать ей вольности в таком раннем возрасте. Эту поездку в Англию, чтобы учиться танцам. Она ходила в школу в Лондоне, а потом — в Торрингтон Парк. У нее были частные учителя по танцам и искусству. У нее было все, что она хотела. В ее четырнадцатый день рождения я сделал ей особый подарок: я разрешил ей год не учиться и отправился с ней и ее матерью в круиз по Южной Америке. А там я подарил ей что-то особенное...
Он, наверное, хотел, чтобы я спросил «что», и я спросил:
— А что это было, Гарри?
Он взглянул на меня и улыбнулся шире, чем, казалось, могли улыбнуться его тонкие губы. Я подумал, что его пергаментная кожа лопнет.
— Я взял ее в Долину Смерти, Нат. Ну, конечно, о чем же еще могла мечтать юная девушка?
Он уставился на песок и принялся чертить на нем линии пальцем.
— Мы повторили мои странствия тех времен, когда я искал золото и чуть не загнулся там. Я по-своему учил ее... Показывал ей, чего стоило заполучить все это. И я думал — я думал, может, потом у нас появится какое-то взаимное уважение...
Пеликаны кричали, будто издевались над ним.
— А потом она бросила меня ради этого лягушатника.
Сейчас он был больше похож на отвергнутого просителя, чем на любящего отца, но я не сказал это вслух.
Его лицо снова превратилось в горькую маску.
— Я послал ее в Калифорнию на каникулы, хотел, чтобы она уехала от этого вкрадчивого сукина сына. Но он полетел туда и встретился с ней... Всего два дня, как она стала совершеннолетней. Два маленьких дня ей было восемнадцать, а потом он женился на ней в Нью-Йорк Сити.
— Это было тяжело для вас, Гарри?
Он уставился на океан пустым взглядом.
— Я старался устроить все как можно лучше. Предлагал им деньги. Предложил ему землю. Работу. А он послал меня к черту. Гордый ублюдок! Как будто деньги ничего не значат... Как будто ему все равно, что я умру, и Нэнси унаследует миллионы...
Он сжал горсть песка, как будто хотел задушить его, но песок лишь просыпался между его толстыми пальцами.
— Теперь этот сукин сын пытается столкнуть меня с Сидни!
— С Сидни?
— Это мой сын! Он впечатлительный мальчик, а этот французик говорит так гладко. Он такой... чертовски очаровательный.
В этом слове сквозил сарказм.
— С этими его яхтами и россказнями о Европе и его фальшивым титулом...
Сэр Гарри, должно быть, знал все о фальшивых титулах. Он погрозил кулаком океану.
— Он настроил Сидни против меня! Ублюдок! Грязный ублюдок!
Обветренное лицо сэра Гарри залилось румянцем.
— А потом, это последнее оскорбление... Он заставил Нэнси написать это жестокое письмо ее матери. Написать, что она порывает с нами «до тех пор, пока» мы не примем ее обожаемого супруга обратно в лоно семьи...
Я рискнул коснуться рукава его рубашки.
— Гарри, похоже, ничего нельзя сделать с этим злосчастным сукиным сыном.
У него даже ноздри покраснели.
— На этот раз можно! — Его глаза сузились, а тонкий рот искривился в усмешке, когда он наклонился ко мне и таинственно зашептал: — Моя дочь сейчас проводит лето с матерью в Бар Харбор. Изучает там танцы и какие-то дурацкие штуки. А знаешь, чем занимается этот проклятый гулящий французик каждую ночь, пока его жены нет рядом?
— Нет, Гарри.
Он откинул голову назад и проревел:
— Снимает девок!
Расшнуровывая ботинок и вытряхивая оттуда песок, я размышлял, все ли баронеты Британской империи так красноречивы.
Он схватил мою руку. Его хватка была как тиски.
— Я хочу, чтобы ты добыл улики против этого складно говорящего ублюдка!
— Улики?
Он говорил сквозь сжатые зубы, ехидно улыбаясь.
— Я хочу, чтобы ты достал мне кучу откровенных снимков, на которых был бы этот фальшивый граф, чтобы я мог бы бросить их в лицо моей дочери, и она упала бы в обморок!
Пока Оукс гоготал над своим гениальным планом, я мысленно поставил его в номинации «Отец года» на первое место.
— Мистер Оукс... Сэр Гарри... Я обычно не занимаюсь такого рода работой...
Он сердито покосился на меня — хотя с его рожей трудно было определить, смотрит ли он сердито.
— Не нужно этих высоких фраз, Геллер. Я проверил тебя. Я знаю твою репутацию.
Он опять ткнул широким пальцем в мою грудь.
— Почему, черт возьми, ты думаешь, я позвал тебя сюда?
Я схватился за воздух ладонями.
— Да нет, мое агентство просто живет делами о разводах. Просто я не занимаюсь этим лично. — Тут я гордо ткнул себя в грудь сам. — Я президент своего агентства, мистер Оукс...
Он фыркнул от смеха.
— Черт, парень, сэру Гарри Оуксу не нужен неквалифицированный ассистент — мне нужен главный детектив, понятно! Ты бы послал этому чертову Генри Форду своего помощника?
— Конечно, нет, сэр Гарри...
Он положил руку на мое плечо.
— Просто Гарри, Нат.
— Отлично. А почему бы вам не нанять какого-нибудь местного сыщика? Зачем посылать за мной, в Чикаго, когда...
— Здесь, в Нассау, только два частных детектива Нат. И обоих хорошо знает этот «граф» Альфред де Мариньи. Ты же, напротив, сможешь смешаться с туристами, военными и американскими авиационными инженерами... Ты же знаешь, многие офицеры часто не носят свою форму, когда они не на дежурстве.
— Ну...
Он встал, его ступни утопали в песке, как ноги статуи.
— Сколько ты хочешь за эту работу, Геллер?
Я тоже приподнялся, отряхивая песок со своей задницы.
— Честно говоря, я считаю, что это будет общая работа, и мне придется вызвать одного из моих оперативников...
Я пожал плечами. Ткнул пальцем в небо. В высокое небо.
— Три сотни в день и расходы.
Сэр Гарри тоже пожал плечами и указал в сторону дома.
— Как насчет чека на десять тысяч долларов в качестве предварительного гонорара? Плачу прямо сейчас.
— Хорошо, — быстро сказал я, пораженный. — Просто здорово.
— Я выпишу тебе чек, — сказал он. — Я не думаю, что будут проблемы с тем, чтобы обналичить его.
Глава 4
Марджори Бристол ждала на крыльце. Она выглядела веселой и бодрой в своем голубом платье, сложив руки перед собой, будто держа в них невидимый букет.
Широкополая соломенная шляпа исчезла, обнажив правильной формы голову с коротко подстриженными темными, курчавыми волосами.
— Я разогрела кое-что на обед для мистера Геллера, — сказала она.
