Кэролайн Роу - Средство против шарлатана

— Да, папа. Но сказать почти нечего. Его кожа очень бледная или скорее серая. Желтухи нет, кровь не прилила к коже, вокруг губ синевы тоже нет. Даже глаза не покраснели и не пожелтели. На руках и ногах у него синяки, но выглядят они старыми. На кисти руки след от ожога.

— Наверное, от печей, — пояснил Даниил. — Стоит на минуту зазеваться и обожжешься.

— Я ничего не могу найти, господин, — сказал Юсуф. — Кроме еще влажного полотенца. На нем желтоватое пятно.

— На влажной части?

— Да, господин.

— Я заберу его. Что ж, больше мы ничего не можем сделать, — сказал Исаак. — У меня много подозрений, но они принесут мало утешения твоим скорбящим родителям и тебе, Даниил.

— Я провожу вас, господин, — ответил Даниил, — а они пока обмоют и приготовят тело.

Когда они все очутились на узкой улочке, Даниил повернулся к врачу. — Мне не хотелось говорить этого в доме, господин Исаак, но в последние дни моего брата мучили видения и ужасные кошмары. Он приходил ко мне страшно удрученный.

— Сколько это продолжалось?

— Не знаю. Думаю, недолго. Возможно, две недели. Или три.

— Твой отец тоже заметил что-то неладное, — сказал врач. — Он советовался со мной по этому поводу.

— Думаю, Аарон потерял рассудок, господин Исаак, — ответил юноша. — Его мучили бред и кошмары, не всегда, конечно, но время от времени. В приступе помешательства он мог что-нибудь съесть.

— Ты полагаешь, он сам лишил себя жизни?

— Не намеренно. Я думаю, он съел или выпил какое-то ядовитое вещество, приняв его за полезное.

— Были ли у него приступы тоски? Он был несчастлив?

— Отнюдь. Порой он казался восторженным, порой испуганным. Ничто не указывало на то, что его гложет тоска. И когда этих приступов не было, когда он был в хорошем настроении, его можно было назвать скорее беспокойным, нежели отчаявшимся. Он строил планы побега из пекарни, мечтал стать бродячим ученым и поэтом. Мечтал отправиться в Тулузу. Кто-то ему сказал, что там ценят искусство и красоту. — Даниил остановился на краю маленькой площади. — Думаю, отец поступил бы мудрее, если бы оставил в пекарне меня, а Аарона отправил к дяде Эфраиму. Я смог бы стать пекарем и лучше бы противостоял отцу. А дяде Эфраиму пришелся бы по душе Аарон. Мой дядя — художник в своем роде. Он создает прекрасные предметы из кожи, хотя они и предназначены для повседневного использования.

— Мне известно ремесло твоего дяди, — сказал Исаак. — Еще с тех дней, когда я мог видеть. Оно по-истине прекрасно и изысканно.

— Прошу, не думайте, что я жалуюсь, — попросил Даниил. — Мне никогда не перечислить всех тех благ, что я получил, поселившись у дяди, хотя для меня и было ударом узнать, что папа меня продал, меня, своего первенца, чтобы купить новую печь. — Даниил натянуто рассмеялся. — Однако и с этой мыслью можно справиться, — быстро добавил он, неловко переминаясь на булыжной мостовой. — Бедняга Аарон. Мне нравится жизнь у дяди Эфраима, но по праву все это должно было принадлежать Аарону. В данном случае Исав получил лучшее, и я боюсь, что Аарон умер из-за этого.

— Ты не должен так думать, Даниил, — возразил Исаак. — Художник в твоей душе создал впечатляющий образ Аарона, лишенного своих прав и потерявшего вследствие этого рассудок, который лежит мертвый у ног ошеломленного брата. Незабываемая картина, но неверная. Мы можем никогда не узнать, как и почему он умер, но это произошло не по твоей вине. В этом я уверен. А теперь отправляйся домой и утешай мать и сестру. Ты им нужен. А где Рахиль?

— Она стоит вон на той улице и разговаривает с вашим мальчиком, Юсуфом, — ответил Даниил. — Я позову ее. И благодарю за мудрый совет. Меня очень опечалили странные видения моего брата и его смерть. Уверен, мы скоро встретимся снова, — сказал юноша.

— Рахиль, ты слышала, что сказал Даниил? — спросил Исаак, подождав, пока юноша удалится на почтительное расстояние.

— Кое-что, — призналась девушка, беря отца за руку и медленно направляясь в сторону дома.

— И я слышал, господин, — ответил Юсуф искренне, но довольно бестактно.

— Очень жаль, что он убежден, будто его брат погиб из-за него, — продолжал врач. — Это тяжкий крест.

— Но разве это не правда, господин? — спросил Юсуф.

— Со стороны Даниила не было никаких преднамеренных действий, — ответила Рахиль. — Но я согласна с Юсуфом. Причина — он.

— Вот так странная гармония, — проговорил Исаак, — когда вы сходитесь во мнениях по вопросу более сложному, чем хороший ужин. — Он остановился перед воротами дома и хлопнул рукой по своей кожаной сумке. — Какой я забывчивый! Не оставил для госпожи Эсфири склянку со снотворными каплями. Юсуф может вернуться к своим занятиям, а мы должны опять пойти в пекарню и еще раз потревожить родителей Аарона.

— У тебя нет склянки со снотворными каплями, папа, — сказала Рахиль.

— Тогда мы оставим кое-что другое, моя милая. Но на этот раз не будем беспокоить домочадцев, а пройдем через лавку. — И Исаак быстрым шагом направился к воротам квартала.

Когда Исаак появился в пекарне, Моссе вынимал из печи готовые буханки.

— Снова вы, господин Исаак? Вас позвала моя жена?

— Вообще-то нет. Это все моя проклятая забывчивость вынуждает меня снова побеспокоить вас. Рахиль, отнеси эту настойку госпоже Эсфирь. Или служанке. Прошу прощения, что опять беспокою вас в такой день. Если вы позволите мне подождать немного, пока не вернется моя дочь, мы совсем скоро оставим вас в покое.

— Моя жена и сын считают меня бессердечным, потому что я продолжаю трудиться.

— Не сомневаюсь, что ты находишь утешение в работе, Моссе.

— Верно, — ответил пекарь. — А рыдания женщин наверху действуют мне на нервы. Все равно Аарона уже не вернуть.

— Это помогает им утолить печаль, подобно тому, как труд помогает отвлечься тебе, — мягко произнес Исаак. — В жизни Аарона две недели тому назад произошло что-нибудь значительное?

— Две недели назад? Когда это было? — Пекарь задумался. — Незадолго до Ём Киппура. Верно, кое-что произошло. Мы испекли шесть дюжин буханок особого хлеба для совета. Мы трудились всю ночь и большую часть следующего дня, потому что надо было продавать хлеб и другим покупателям.

— Я имел в виду что-то особенное в жизни Аарона. Возможно, он нашел новых знакомых или друзей?

— У Аарона никогда не было много друзей. Ему хватало общества семьи. И брата.

— Он был одинок?

— Можно и так сказать. Но его одиночество — не наша вина, — ответил Моссе. — Мы делали для него все, что могли, пытались устроить его брак с богатыми, красивыми девушками, но он этого не желал. И какое это имеет отношение к его смерти? Нужно только найти колдуна, который наложил на него проклятие, и обвинить его в гибели Аарона. Потому что пока этого не случится, ему не успокоиться в его могиле. Он будет продолжать бродить ночами, как делал эти последние две недели. А я не хочу с этим жить. — И вместе с сильным ароматом испеченного хлеба Исаак уловил запах страха и отвращения.

— Я расспрошу всех, кого только можно, Моссе. Большего я обещать не в силах. Кажется, возвращается Рахиль.

— И с ней мой сын. Знаете, он хороший юноша. Его ждет богатое наследство. — Моссе громко окликнул мальчика, который завалился спать в углу, и велел ему бросить топлива в печь и начать работать с мехами, после чего его внимание вновь было обращено к хлебу.

Даниил проводил их до дверей лавки.

— Скажи мне, Даниил, — попросил Исаак, — что за друзья были у Аарона?

Воцарилось тяжелое молчание.

— Об этом нужно спрашивать не меня, — наконец ответил Даниил. — За прошедшие две недели мы виделись всего несколько раз, но я живу с дядей Эфраимом и тетушкой Долсой. Я много работаю и больше знаком с их посетителями, нежели с друзьями моего несчастного брата. Мама, наверное, знает. Или служанка. Но не папа, — с горечью добавил Даниил, — если только друг Аарона по пути не зашел купить хлеба. А теперь я должен возвращаться к родителям, — прервал он разговор. — Доброго вам дня, господин Исаак.

Исаак подождал, пока шаги юноши стихли в глубине лавки, и медленно побрел по мощеной улице.

— Ты разговаривала со служанкой, Рахиль?

— Да, папа. Она рассказала мне, что с тех пор как поступила служить в этот дом, Аарон отлучался почти каждую ночь и часто возвращался домой пьяным. Несколько раз ей приходилось укладывать его в постель и убирать в комнате, когда его тошнило от выпитого, а порой он давал ей несколько монет в знак благодарности. Но она понятия не имеет, с кем он пил. И куда ходил. Знает только, что Аарон выходил через лавку, а не через дом и порой забывал запереть дверь на ключ и на засов после возвращения. Каждое утро, до того как хозяин вставал, она шла в пекарню, чтобы убедиться, что дверь будет заперта, когда он спуститься.