Наталья Пронина - Иван Грозный: «мучитель» или мученик?
Так переплетались внешнеполитические интересы молодого Русского государства с интересами и устремлениями тех православных земель, которые были захвачены его воинственными соседями. Борьба за воссоединение единокровного и единоверного населения этих земель в едином государственном организме Московской державы, борьба за подлинную, а не мнимую, как на объятом жесткими тисками Реформации Западе, свободу вероисповедания для традиционно православного населения Украины и Белоруссии станет одним из основных факторов внешней политики России XVI века, одним из основных, но не единственным.
Дело в том, что едва окрепшая после тяжелейшего татарского ига Московская Русь мгновенно стала центром притяжения и, если можно так сказать, центром духовной надежды не только для тех народов, которые выпестованы были в колыбели древнего Киева. Нет, здесь, на Востоке Европы, в отличие от расколотого Реформацией Запада, именно религия - древнее ортодоксальное христианство (православие) стало главной объединяющей силой для народов этого региона, главным знаменем их борьбы против наступающей Османской империи. Но, как уже отмечалось выше, к концу XV века почти все народы юго-востока Европы были покорены турецкими войсками, включая крупнейший исторический центр православия - Константинополь, где с древнего прекрасного храма Святой Софии завоевателями был свергнут крест и водружен полумесяц (остающийся там и поныне), а сам храм обращен в мечеть. С того момента все утратившие собственную государственность греки, болгары, сербы с надеждой смотрели только на Московскую Русь - единственную православную страну, отвоевавшую собственную независимость. Оплотом и защитником мирового православия для них справедливо становилась теперь именно Москва, от которой они, подобно единоверным братьям в Белоруссии и Украине, тоже ждали помощи.
Эту общую боль и общую надежду всего православного славянства и выразил старец Филофей из псковского Елизарова монастыря, создавая свою знаменитую теорию о «Москве - третьем Риме». Обращаясь с посланием к Василию III, он писал о богоустановленном единстве всего христианского мира, о том, что первым мировым центром был Рим старый, «Великий», который, по многим грехам, не сберег чистоты веры и впал в ересь католицизма; за ним возвысился Рим новый - Константинополь, также по многим грехам нарушивший истинное православие, за что попущением Божиим и оказался под властью «неверных». Ныне же на их место встает третий Рим - Москва, а четвертому не бывать[24].
О том, что подобные заявления вытекали из реальных исторических событий и являлись плодом их глубокого осмысления, а не каких-то фантастических экспансионистских замыслов Кремля, как это выходит по г-ну Радзинскому, о том, что Москва действительно была последней надеждой на избавление и действительно оказывала помощь порабощенным славянам, свидетельствуют все те же исторические факты. Так, в 1509 г. к великому князю Василию III прибыла из Сербии целая делегация. Посланцы белградского митрополита Феофила и деспотицы Ангелины, жены ослепленного и убитого турками последнего сербского деспота (царя) Стефана, просили московского государя оказать Белградской митрополии материальное вспомоществование, стать ее официальным покровителем ввиду того, что сербские правители утратили независимость и не могут более материально поддерживать церковь[25]. В ответ на эту отчаянную просьбу в Сербию незамедлительно были отправлены богатые пожертвования, точно так же, как отправляли их еще задолго до Василия III его предшественники - в Белград, в Тырново и даже на далекий Афон в Греции. Не случайно один итальянский автор писал в 1575 г.: «Все народы Болгарии, Сербии, Боснии, Мореи и Греции поклоняются имени великого князя Московского, так как он принадлежит к тому же самому вероисповеданию, и не надеются, что их освободит от турецкого рабства чья-либо другая рука, кроме его»[26].
Ведь помимо чисто материальной поддержки, оказывавшейся Московской Русью православным народам Балкан, пожалуй, не менее важными и обнадеживающими были собственные военные победы Руси в борьбе с общим их врагом - Османской империей. Выше нам уже пришлось упомянуть о том, что, захватив в 1475 г. Кафу, туркам удалось подчинить своему влиянию Крымское ханство - осколок распавшейся Золотой Орды. Для Руси на протяжении всего XV века не существовало более страшного бедствия, чем нашествия крымчаков. Теперь же, когда за спиной Крыма встали Османы, сила и опустошительность этих набегов возросла многократно, ибо происходили при прямой военной поддержке Стамбула... Это весьма тяжелое положение на южных границах Руси многократно усугубилось в начале XVI века тем, что в это время в сферу влияния турецкого султана был вовлечен еще один далеко не мирный сосед Московского государства на востоке - Казанское ханство. Так же, как и Крымский улус, Казань являлась осколком могучей некогда империи Чингисидов. Так же, как и Крым, Казань еще в середине XV века; выйдя из-под контроля Сарай-Берке - столицы распадающейся Золотой Орды, взяла курс на укрепление собственной государственности. И так же, как и Крым, молодое, агрессивное это Казанское ханство быстро переняло роль Золотой Орды как главного поставщика славянского «живого товара» на невольничьи рынки Османской империи и всего Средиземноморья. Историком подсчитано: 20 000 рабов ежегодно выставляла Турция на эти рынки, а значит, бесперебойно работали перевалочные торжища Казани и Кафы. Продажа «русского полона», захватываемого путем больших и малых, объединенных и порознь, но совершавшихся почти ежегодно нашествий на Русь Крыма и Казани, стала для них основной статьей дохода. Так что, действительно, «надо было жить в то время» (говоря словами Э. Радзинского), чтобы ощутить весь ужас того положения, когда над русскими полями в любой момент могло вдруг раздаться дикое «ржанье татарских коней - голос набега, за которым следовали кровь, пожары и рабство». Вот только сам господин автор, лишь мимоходом и изредка допуская в тексте такие краткие реалистические зарисовки, словно бы не понимает (или не желает понять) это положение до конца. Словно бы не знает (хотя факты известны и общедоступны), какие титанические усилия требовались от Московского государства, чтобы сдерживать этот постоянный огненный натиск на свои южные и восточные рубежи. В отличие от насмешливого знатока «исторических тайн», эту героическую, тяжелую и во многом неравную борьбу Руси с татарско-турецкой агрессией хорошо знали и понимали, например, те же безымянные сербские хронисты, на данные которых мы уже ссылались выше. Надо лишь раскрыть их предельно краткие, лаконичные записи, и сразу будет видно, что они пестрят сообщениями о Руси. Что, несмотря на гигантские, по тем временам, расстояния, лежащие между Балканами и Москвой, сербские летописцы были прекрасно осведомлены обо всем, происходившем на Руси и вокруг нее. А сам живой, искренне сопереживающий тон этих записей ясно говорит о том, что их авторы воспринимали борьбу и победы Руси как свои собственные, как общую борьбу славян против общего врага.
Даже официально-бесстрастная «История Европы» вынуждена констатировать: «В первые десятилетия XVI века политика Крыма окончательно определилась как откровенно враждебная России, симптомом чему стал произошедший в 1505 г. под влиянием Крыма разрыв мирных отношений с Москвой казанского хана Мухаммед-Эмина»1[27], сопровождавшийся жестоким погромом и резней, учиненными в Казани над многочисленными русскими торговыми и дипломатическими представителями[28]. Наконец, в 1521 г. на казанский престол с крымской помощью возведен был Сагиб-Гирей, брат крымского хана Мухам-мед-Гирея, и в тот же год оба брата вместе со своими объединенными войсками, одновременно с юга и востока совершили нападение на русские земли. По Руси пронесся печально знаменитый «крымский смерч», когда, казалось, вновь вернулись самые худшие времена татарского ига. Братья-ханы подступили непосредственно к самой Москве, избрав своей резиденцией Воробьевы горы, где пили мед из великокняжеских погребов, в то время как буквально все близлежащие окрестности объяты были пламенем пожарищ, а в самом городе уже начиналась паника от огромного скопления беженцев. Василий III вынужден был начать с захватчиками переговоры и подписать унизительнейшую грамоту, согласно которой он признавал свою зависимость от Крымского ханства и обязывался выплачивать ему ежегодную дань «по уставу прежних времен», как платила Русь ханам Золотой Орды. Правда, благодаря мужеству и самоотверженности русского воеводы И.В. Хабара горькую эту грамоту очень быстро удалось вернуть[29]. Но полон все же в результате нашествия был захвачен казанцами и крымцами очень большой, и они начали отступать, ибо, как пишет историк, «их отряды способны были только к грабежу беззащитного населения во время кратковременных рейдов, после которых они возвращались с полоном в Крым»[30].
