Джозефина Тэй - Дитя времени

Тридцать лет из-за этой зеленой, немноголюдной страны велась война розы. Правда, скорее это была кровавая междоусобица, нежели всеобщая война. Нечто вроде вражды между Монтекки и Капулетти, не представлявшей особого интереса для среднего англичанина. Никто не врывался по ночам к тебе в дом, чтобы узнать, сторонник ли ты Йорков или Ланкастеров, и отправить в концлагерь в случае неверного ответа. Война имела значение лишь для узкого круга участников. Отряды сражались где-нибудь в долине, рядом с твоим домом, использовали твою кухню для перевязки раненых, а затем перемещались куда-нибудь для следующей стычки. Через несколько недель можно было услышать об ее исходе, и у тебя, возможно, происходил по этому поводу спор с женой, поскольку она, к примеру, могла быть сторонницей Ланкастеров, а ты — Йорков, и оба походили на болельщиков футбольных команд. Никто не преследовал тебя за поддержку Ланкастеров или Йорков, как не преследуют теперь за поддержку «Арсенала» или «Челси».

Раздумывая о той далекой, зеленой Англии, Грант незаметно заснул.

Он ни на шаг не продвинулся к разгадке тайны, окружавшей судьбу двух юных принцев.

3

— Неужели вы не можете разглядывать что-нибудь повеселее? — спросила на следующее утро Лилипутка, заметив портрет Ричарда, который Грант поставил на тумбочке у изголовья, прислонив к стопке книг.

— Разве у него не интересное лицо?

— Интересное! От него у меня мурашки по коже бегают.

— Историки считают, что он обладал большими способностями.

— Синяя Борода тоже обладал.

— И пользовался популярностью в народе.

— Синяя Борода тоже пользовался.

— Он был отличным солдатом, — с озорным упрямством продолжал Грант. — Как насчет Синей Бороды?

— И чего вы на него таращитесь? И вообще, кто он такой?

— Ричард Третий.

— Так я и знала!

— Вы хотите сказать, что представляли его именно таким?

— Точь-в-точь.

— Почему?

— Он же был злодей и убийца, верно?

— Вы хорошо помните историю.

— Ну, это все помнят. Погубил обоих малюток. Устроил, чтобы бедняжек придушили.

— Придушили? — заинтересовался Грант. — Я этого не знал.

— Задушили подушками. — При этом медсестра ловко взбила его собственные подушки маленьким кулачком.

— А почему задушили? Почему не отравили? — осведомился Грант.

— Не спрашивайте. Не я это организовала.

— А откуда известно, что их задушили?

— Из моего школьного учебника.

— Понятно, но на кого там ссылались?

— Ссылались? Ни на кого. Просто было так написано.

— А в учебнике говорилось, кто их задушил?

— Некий Тиррел. Вы что, историю в школе не учили?

— Я присутствовал на уроках истории, а это разные вещи. Кем был этот Тиррел?

— Понятия не имею. Какой-нибудь подручный Ричарда.

— А как узнали, что принцев убил именно Тиррел?

— Он сам сознался.

— Сознался?

— Конечно, после того, как его признали виновным. Перед виселицей.

— Вы хотите сказать, что Тиррела на самом деле повесили за убийство принцев?

— Ну да. Можно я заберу эту жуткую физиономию и поставлю что-нибудь повеселее? В той пачке, что вам вчера принесла мисс Хэллард, много симпатичных лиц.

— Меня интересуют не симпатичные лица, а только жуткие физиономии. Желательно — злодеев и убийц.

— О вкусах, как известно, не спорят, — вздохнула Лилипутка. — Слава Богу, я не обязана смотреть. Но, по моему скромному мнению, одного его вида вполне достаточно, чтобы ваши кости плохо срастались.

— Что ж, если моя нога не срастется, можете отнести это на счет Ричарда III. Еще один пункт в длинном списке его злодеяний.

Гранд отметил в уме, что, когда придет Марта, надо будет спросить, что ей известно про Тиррела.

Но первым представителем внешнего мира, появившимся в палате, оказался сержант Уильямс — упитанный, розовощекий здоровяк. На время Грант позабыл о делах давно минувших и увлекся разговором о текущих событиях. Уильямс сидел на стуле, широко расставив ноги и моргая голубыми глазами, как кот, блаженно развалившийся на солнышке. Грант глядел на него с теплотой. Как приятно снова поболтать о работе, используя тот полный намеков и иносказаний жаргон, понятный только коллегам, услышать последние новости, полицейские сплетни, узнать, кому сейчас везет, а кому и не очень.

— Шеф шлет привет, — сказал Уильямс, поднявшись со стула и собираясь уходить, — спрашивал, не нужно ли вам чего. — Глаза его скользнули по фотографии, стоявшей на тумбочке. Склонив голову набок, сержант стал рассматривать портрет. — Это что за личность?

Грант уже открыл было рот, чтобы ответить, но спохватился, сообразив, что перед ним стоит коллега-полицейский, такой же профессионал-физиономист, как и он сам, человек, по роду службы ежедневно сталкивающийся с людьми.

— Портрет мужчины неизвестного художника XV века, — сдержанно сказал Грант. — Что ты о нем скажешь?

— В живописи я полный профан.

— Нет, не то. Я спрашиваю, что ты думаешь об этом человеке?

— Понятно. — Уильямс склонился над портретом, сосредоточенно нахмурил брови. — Что я о нем думаю?

— Ну, куда бы ты его посадил: в кресло судьи или на скамью подсудимых?

Уильямс на мгновение задумался и затем уверенно заявил:

— В кресло, разумеется.

— Точно?

— Конечно. А что? У вас разве другое мнение?

— Нет. Но, страшная штука, мы оба ошибаемся. Его место — на скамье подсудимых.

— Вы меня удивили, — заметил Уильямс, беря портрет в руки. — Кто же это?

— Ричард Третий.

Уильямс присвистнул.

— Вот оно что!.. Принцы в Тауэре и все прочее. Дядюшка-злодей. Наверно, когда знаешь, кто он, все это заметно, а сразу даже и в голову не придет. Я имею в виду, что он злодей. Посмотришь, так с виду — вылитый судья Хэлсбери, а у старины Хэлсбери если и был недостаток, так это его мягкость к подсудимым.

— Тебе известно, как убили принцев?

— Я знаю о Ричарде III только то, что мать вынашивала его целых два года.

— Вот как! Откуда такие сведения?

— Наверное, из школы.

— Интересная же у тебя была школа. В моих учебниках подобные вещи не упоминались. Ты когда-нибудь слышал о Тирреле?

— Да. Пароходный шулер, утонул на «Египте».

— Нет, я имею в виду Тиррела из истории.

— Ну, из всей истории я помню только 1066 и 1603 годы.

— А что случилось в 1603 году? — спросил Грант, все еще думая о Тирреле.

— Англия и Шотландия объединились.

— Что ж, это лучше, чем бесконечно враждовать.

— Говорят, именно Тиррел убрал с дороги тех двух мальчишек.

— Племянников Ричарда? Нет, не помню такого. Ну ладно, мне пора. Что я могу для вас сделать?

— Ты говорил, что собираешься на Чаринг-Кросс-роуд?

— Да, в те края.

— Загляни в какой-нибудь книжный магазин и купи мне историю Англии. Только серьезное издание, не для школьников. И биографию Ричарда III прихвати, если сможешь найти.

— Конечно, о чем речь.

Выходя из палаты, сержант столкнулся с Амазонкой, с удивлением обнаружив, что та не уступает ему в росте. В замешательстве пробормотав приветствие, Уильямс вопросительно посмотрел на Гранта и скрылся в коридоре.

Амазонка объявила, что ей пора заняться больной из четвертой палаты, но она все же зашла к Гранту проверить, достаточно ли он убежден.

— Убежден? В чем?

— В благородстве Ричарда Львиное Сердце.

— Я еще не добрался до Ричарда I. Но пусть больная из четвертой палаты немного подождет, а вы расскажите мне, что вы знаете о Ричарде III.

— Ах, эти бедняжки! — всплеснула руками Амазонка, и ее большие коровьи глаза наполнились жалостью.

— Кто?

— Два молоденьких принца. В детстве мне даже кошмары снились — я сплю, а меня кто-то подушкой душит.

— Значит, их так вот и убили?

— Да, а вы разве не знали? Сэр Джеймс Тиррел прискакал в Лондон, когда весь двор находился в Уорике, и велел Дайтону и Форресту убить принцев, а затем они завалили их тела камнями под какой-то лестницей.

— Но в вашей книге таких сведений нет.

— Так это же учебник. Он годится разве только для зубрежки перед экзаменом. В таких книгах ничего интересного не прочтешь.

— Где же вы откопали такую славную сплетню про Тиррела, разрешите спросить?

— Никакая это не сплетня, — обиженно возразила девушка. — Все это можно найти у сэра Томаса Мора в хронике его времени. А ведь во все времена не сыщешь более уважаемого и достоверного автора, чем сэр Томас Мор, не так ли?

— Верно, противоречить сэру Томасу считается дурным тоном.

— Во всяком случае, именно так пишет сэр Томас, а ведь он жил в то время и был знаком со всеми.

— В том числе и с Дайтоном и Форрестом?