Бернард НАЙТ - Чаша с ядом
Спотыкаясь о разбросанный на тропинке мусор, де Пейн добрался до двери и забарабанил по грубым доскам. После продолжительной паузы он возобновил стук. На этот раз внутри послышалось чье-то невнятное бормотание, и неверными шагами к двери приблизился священник. Он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы подозрительно посмотреть в узкую щелочку: он не привык к визитам своих прихожан после наступления темноты, да и вообще в любое другое время, принимая во внимание ту нищету и заброшенность, в которой он прозябал.
Для таких случаев у Томаса уже была разработана специальная методика. Он быстро подтвердил свой религиозный статус, пробормотав на хорошей латыни подобающее приветствие и осенив себя крестным знамением. Озадаченный пастор, уже изрядно навеселе, с трудом распахнул дверь, пробурчав что-то невразумительное, что секретарь счел за приглашение войти.
Де Пейн протиснулся внутрь и обвел взглядом комнату, освещенную тусклым светом единственной свечи, явно оставшейся после возжигания на алтаре. Как и в жилище старосты, здесь почти совсем не было мебели, если не считать старого табурета для дойки, заменявшей стол каменной плиты, водруженной на два булыжника, и охапки соломы в углу, накрытой рваной рогожей, которая служила священнику постелью. В очаге в центре комнаты дотлевали угли, окруженные грязными горшками. Самыми заметными предметами были большой кувшин, стоявший рядом с табуреткой, и грязная глиняная кружка, наполненная красноватой жидкостью.
Чтобы усыпить подозрения, которые могли появиться у священника, Томас пустился в разглагольствования, заявив, что он – личный капеллан нового коронера, прибывшего для расследования смерти моряков, выброшенных на берег. Он заверил одурманенного винными парами местного служку, что он, Томас, прибыл сюда не для того, чтобы убивать его или завладеть его несуществующим имуществом. Тот дружелюбно махнул рукой в сторону табуретки, приглашая сесть, всунул еще одну грязную кружку ему в руку и налил в нее ярко-красной жидкости из кувшина. После чего сам со вздохом плюхнулся прямо на пол.
– Выпьем, брат, за встречу, – заплетающимся языком провозгласил он.
Томасу не пришлось долго ломать голову над тем, откуда у нищего священника образовался неограниченный запас хорошего французского вина: ответ казался очевидным, и он понял, что уже кое-чего достиг в своей шпионской операции, предпринятой на благо его господина. Он сделал вид, что пьет с жадностью, хотя спиртное его совершенно не интересовало. Воспользовавшись случаем, когда хозяин не смотрел в его сторону, он выплеснул большую часть своего напитка в камыш на полу. Томас намеревался сохранить ясность рассудка, чтобы уговорить священника поделиться с ним секретом об источнике своих запасов. Разговор, впрочем, оказался малопродуктивным. Священник, жалкое подобие человека, с желтой кожей и налитыми кровью глазами, впал в мрачное состояние духа. Оставалось только гадать, было ли это следствием долгих лет, проведенных в ссылке в забытой Богом деревушке, или результатом хронического алкоголизма. Томас рассудил про себя, что же было следствием, а что причиной: то ли священник пил оттого, что застрял здесь, то ли его сунули в эту дыру из-за чрезмерного пристрастия к спиртному. Как бы то ни было, тот явно избрал путь медленного самоубийства, поглощая алкоголь в неограниченных количествах.
Томас попытался выудить у него хоть какие-то подробности о кораблекрушении и утонувших моряках, но священник, чьего имени он так и не узнал, оказался в тот день «недееспособным». Он ничего не знал об этом деле, и его даже не попросили прочитать молитву над умершими, когда их хоронили в песке. Когда Томас поинтересовался, не знает ли он, как назывался корабль, тот пробормотал, что староста приволок обломок доски, на котором были вырезаны какие-то слова, но, поскольку с грамотой у него обстоит неважно, то расшифровать их он не смог. Томаса совсем не удивила неграмотность человека духовного сословия: хотя предполагалось, что священники должны уметь читать и писать, многие из них едва могли нацарапать собственную подпись.
Священника вскоре утомили расспросы де Пейна, и он неуверенно поднялся с пола, на котором сидел, прихватив с собой опустевший кувшин. Неверными шагами он направился к дыре в задней стене, которая вела в крохотную пристройку. Наклонившись, он протиснулся в отверстие, неловко гремя чем-то – чем именно, Томасу не было видно. Осторожно ступая по разбросанному на полу камышу, он подошел к дыре и заглянул внутрь. Глазам его предстал небольшой бочонок, вероятно самый чистый предмет во всей хибаре. Крышка была выбита, и священник как раз окунал пустой кувшин в его темно-красное содержимое.
Внезапно он ощутил присутствие секретаря у себя за спиной, и его худое лицо осветилось виноватой улыбкой.
– Дар от моих прихожан. – Он захихикал, нетвердой рукой расплескивая вино по полу. – То ли еще будет! – добавил он, подмигнув.
Шатаясь, он ввалился в комнату вместе со своим кувшином, и Томасу опять пришлось устраивать представление с выпивкой.
Хвастливое заявление викария о том, что где-то припрятан еще изрядный запас спиртного, подстегнуло любопытство Томаса, и при первой же возможности он удрал, решив продолжить шпионские поиски.
Стоя снаружи, в темноте, на пронизывающем холодном ветру, он принялся размышлять, где же могли находиться украденные товары. Самым очевидным местом – пожалуй, даже слишком очевидным – был церковный амбар, где хранилась принадлежащая церкви десятина всех произведенных в деревне товаров и продуктов.
Амбар высился рядом с лачугой священника, подавляя ее своими размерами, и Томас очень осторожно двинулся к нему: луна выбрала этот момент, чтобы скрыться в облаках. Ощупывая руками грубые доски и плетенные из прутьев стены, он на ощупь пробирался к воротам, которые были достаточно высоки, чтобы в них могла пройти запряженная волами повозка.
Он нащупал засов, которым запирались две шаткие половинки ворот, и приподнял его из пазов. Скрип отворяемой двери потонул в шуме ветра, и Томас проскользнул в образовавшуюся щель. Внутри было совершенно темно, хоть глаз выколи, и он вслепую двинулся вперед, выставив перед собой руки. Овес давным-давно был продан на рынке, так что в амбаре оставались только сено и корнеплоды на корм скоту, хотя деревенские жители, которые к концу зимы часто оказывались на грани голодной смерти, в феврале не брезговали наведаться сюда за турнепсом.
Добравшись до тюков с сеном, сложенных у стены до самого потолка, секретарь начал слепо шарить по сторонам, и тут, словно в ответ на его невысказанную молитву, из-за туч снова выглянула луна. Стены амбара змеились трещинами и провалами, сквозь которые неясный лунный свет освещал его внутренности. Глаза Томаса к этому моменту уже вполне привыкли к темноте, и он повалился на сладко пахнущее сено, погрузив в него обе руки, и быстро переползая с места на место. У самой стены его пальцы наткнулись на что-то твердое. Вскоре он понял, что обнаружил ряд бочек и ящиков разных форм и размеров, выстроенных вдоль стены и небрежно прикрытых тонким слоем сена. Он насчитал по меньшей мере полдюжины, включая несколько деревянных ящиков.
Луна продолжала светить, и Томас подбежал к насыпанной куче турнепса, но для того чтобы разгрести ее и посмотреть, нет ли чего внизу, понадобилось бы слишком много времени и усилий.
Но тут свет угас так же внезапно, как и появился, и ему пришлось прекратить свои поиски. Секретарь был чрезвычайно доволен своей находкой, справедливо полагая, что она изрядно улучшит отношение к нему строгого и сурового коронера. Он вновь забросал бочки сеном, чтобы скрыть следы своей шпионской деятельности, выскользнул из амбара и направился к дому старосты.
Глава вторая,
в которой коронер Джон находит три тела
На следующее утро, на рассвете, отряд коронера был уже на пляже. Поев горячей каши и запив ее холодным пивом в доме старосты, они прошагали небольшое расстояние через поросший скудной травой луг к морю, где на небольшом возвышении над верхней точкой прилива стояли три жалкие рыбацкие лачуги. Аэльфрик размашистым шагом шел впереди, в конце береговой черты свернув налево, туда, где местность повышалась к подножию скалистых утесов.
Ураган миновал, но сильный юго-восточный ветер по-прежнему срывал пенные барашки с увенчанных белыми шапками волн, которые накатывались на берег и разбивались на полпути к утесам. Наступил отлив, оставляя после себя гладкую полосу песка, на которой пока еще не было ничьих следов.
Когда они шагали к цели, за ними пристроились несколько любопытных деревенских жителей. Староста нагнулся, зачерпнув с верхней отметки прилива горсть песка.
– Видите? Здесь повсюду фрукты. – Он протянул руку, и Джон увидел у него на ладони перепачканные песком ягоды сушеного винограда и инжира.
