Жан-Франсуа Паро - Мучная война
И он, улыбнувшись, вновь взглянул на Николя.
— …от рождения. С самого отъезда принца Луи…
При упоминании имени Рогана лицо Бретейля исказила исполненная ненависти гримаса. Николя вспомнил, что после падения Шуазеля место посла в Вене ускользнуло от Бретейля, ибо д’Эгийон назначил на него Рогана.
— …он решил, что его полномочия перешли к нему, и стал тешить себя иллюзиями, весьма для него лестными. Ему кажется, что именно он является здесь самым нужным человеком, а потому ему следует оказывать безоговорочное доверие. Император и Кауниц поощряют его претензии, но меня вызывающее поведение этого субъекта нисколько не устраивает. И я его уволил, так что через несколько дней, седьмого или восьмого числа, он уезжает. Не знаю, хватит ли вам времени распутать это дело. Я со своей стороны сделал все, чтобы убедить его, абсолютно все!
Тон Бретейля дал понять Николя, что посол использовал все имевшиеся у него полномочия и даже более. Однако по собственному опыту он знал, что когда люди в рясах идут на поводу у собственных страстей, от них ничего нельзя добиться. Не действуют ни мягкость, ни угрозы, ни напоминания о долге перед государством, ни призывы уважать власть. Совершенно очевидно, Жоржель имел свой интерес или же, будучи иезуитом, работал во славу ордена. Дело принимало дурной оборот, и увольнение аббата пришлось весьма некстати, ибо создавало лишние препятствия. Впрочем, как говорил господин де Ноблекур: «Зовут на помощь, когда пожар уже начался!»
— Не хотите ли, господин маркиз, остановиться у меня? Разумеется с вашей… свитой. Полагаю, вы привезли бюст севрского фарфора, предназначенный для императрицы?
— Да, и он имеет поразительное сходство с моделью. И у меня с собой письмо от ее величества к ее августейшей матушке.
Лицо Бретейля озарилось радостью, и он, молитвенно сложив руки, театральным жестом вознес их ввысь, словно воздавая благодарность судьбе.
— Итак, благодаря вашему рвению и усилиям нас ожидает аудиенция во дворце. Вы были представлены королеве?
— Как только она прибыла во Францию: я сопровождал в Компьень короля и дофина.
Бретейль не стал более расспрашивать, а Николя остерегся расцветить свой ответ подробностями, ибо посвященным фраза его говорила о многом. В разговорах с придворными он приучился напускать таинственности. Привычка заинтриговать собеседника лаконизмом и никогда не отвечать на незаданные вопросы часто служила ему щитом. Приняв рассеянный вид, он скромно опустил глаза, усмехаясь про себя собственной хитрости. Он чувствовал, что эту партию он выиграл, и выиграл ее у опытного и жесткого игрока. Заметив, что Бретейль с блаженным видом наслаждается хорошими новостями, Николя посчитал момент вполне подходящим, дабы начать разговор о другой стороне его миссии в Вене.
— Могу ли я, господин посол, рассчитывать на вашу помощь в составлении доклада господину де Вержену относительно расширения границ империи, каковой доклад министр хотел бы получить исключительно тайным и безопасным путем?
Бретейль сурово взглянул на него: вопрос напрямую затрагивал сферу его компетенции.
— Помимо особого поручения министра, мы составляем донесение относительно Молдавии, а также о волнениях в Богемии, эхо которых успело докатиться до Вены. Остается только узнать, как передать эти донесения, не подвергая их риску… Ваш статус курьера вам нисколько не поможет… Они вскрывают дипломатическую почту, обыскивают курьеров и забирают все, что их интересует. Мы пишем протесты, а князь Кауниц в перерыве между охотой на мух высказывает сожаления о неловкости своих агентов. Насколько мне известно от министров других иностранных дворов, он вообще не склонен выражать соболезнования и приносить извинения. А зло тем временем продолжается! Как вы намерены провезти депешу?
— Позвольте мне пока умолчать о моем способе.
— Разумеется, мы ее зашифруем, но мы же знаем, как быстро они подбирают ключи к нашим шифрам.
Неожиданно посланник бросился к двери, расположенной ровно напротив той, через которую они вошли, и Николя услышал, как он тихо, но крепко выругался; вернулся посол весь красный, кипящий от гнева.
— Ну, что я вам говорил! Я со всех сторон окружен шпионами и доносчиками. Этот мошенник лакей решил подслушать нашу беседу. Вы, наверное, подумали, что теперь я выгоню его. Увы, тот, кого я найму, будет еще хуже. К счастью, дверь обита толстой тканью, наподобие матраса. Принц Роган принимал здесь своих шлюх, переодетых аббатами… Знаете, в пользу кого они шпионят? Да в пользу Рогана, Эгийона и их своры. Об австрийском кабинете мы даже не говорим; не исключено, что они делятся подслушанными сведениями даже с самим грозным владельцем Сан-Суси.[5]
Он перевел дыхание.
— Господин маркиз, я рассчитываю на ваше рвение; вся ваша предыдущая деятельность позволяет надеяться, что на этот раз нам повезет. А сейчас я без промедления отправляюсь к ее величеству просить об аудиенции, день и час которой я вам сообщу. Долго искать Жоржеля вам не придется: он живет в гостинице «Золотой телец», ибо надменно отверг мое приглашение расположиться у меня в посольском особняке.
Пройдя через лабиринт коридоров, они вернулись в кабинет посла. Затем Бретейль проводил Николя до лестницы, по дороге громко расспрашивая его о парижских актрисах и сокрушаясь о холодной зиме.
Сев в карету, Николя подвел итог встречи с послом. Заручившись лояльным отношением Бретейля с первой же встречи, он мог считать себя счастливчиком: все говорили, что поначалу посол ведет себя с теми, кто ему представляется, исключительно грубо. Тем не менее за позолотой слов и дипломатическими софизмами ему почудилось некое противодействие. Но сейчас Николя был нужен послу, даже необходим, да и связи комиссара были таковы, что пренебрегать ими не стоило. Теперь Николя предстояло выслушать аббата Жоржеля, второй голос дуэта, который он составлял с послом. Так как местопребывание аббата не секрет, задача упрощалась. Он чувствовал, что разговор не будет простым, ибо противник его не боялся навлечь на себя гнев ни своего непосредственного начальника, ни самого министра. Неизменно чувствуя себя слугой короля, комиссар не мог не возмущаться поведением аббата, хотя понимал, что поступать так Жоржелю позволяет как слава его ордена, так и уверенность в поддержке могущественного клана Роганов и его сторонников.
Он нашел аббата Жоржеля в салоне гостиницы: тот наслаждался чашечкой шоколада с пирожным. Прежде чем подойти к нему, Николя долго изучал его отражение в одном из висящих на стене зеркал. Маленький рост, завитые и напудренные волосы, черное, элегантного покроя платье со скромными брыжами, более напоминавшими галстук, нежели обязательную принадлежность облачения священника. Светлые глаза, узкий рот, стиснутый двумя асимметричными складками, и вздернутые плечи производили впечатление скучное и безрадостное. Он приблизился.
— Господин аббат, вы мне позволите потревожить вас, невзирая на трапезу? Разрешите представиться…
Аббат смерил его холодным взором, и плечи его еще больше заходили ходуном.
— Вы маркиз де Ранрей, более известный под именем Ле Флока, комиссара полиции Шатле.
Казалось, аббат нисколько не удивлен их неожиданной встречей. Похоже, его предупредили о ней заранее. Николя почувствовал в этом скрытую угрозу.
— Что ж, тем лучше, мне не придется представляться. Это упрощает мою задачу.
Губы аббата слегка искривились, видимо, обозначая улыбку.
— Садитесь, господин маркиз. Здесь прекрасно взбивают шоколад. Не хотите ли чашечку?
— Вряд ли можно отказаться от такого соблазнительного и высказанного в столь изящной форме приглашения, — опускаясь на стул, ответил Николя.
Он выбрал самый беззаботный тон. Сумеет ли он с его помощью растопить лед недоверия собеседника? Аббат умолк. Николя не терпелось узнать, насколько далеко простиралась его осведомленность. Не сумев подобрать подходящего предлога для начала разговора, он решил приступить прямо к делу.
— Полагаю, вам известна причина моего приезда в Вену?
— Вы правильно полагаете. Вы привезли бюст севрского фарфора, подарок нашей нынешней государыни, предназначенный для королевы Венгрии, и прихватили с собой записочку от дочери к маменьке.
Николя внутренне собрался. И тон, и форму высказываний аббата он считал неприемлемыми.
— Вы прекрасно информированы.
Он вспомнил аудиенцию в Версале. Помимо королевы, в покоях ее величества присутствовали посол Мерси-Аржанто и несколько придворных дам. Любой мог оказаться виновником утечки сведений. А аббат, без сомнения, получил их через Роганов.
— Итак, господин аббат, мне не стоит распространяться об истинной цели своей миссии, а именно встретиться с вами по указанию господина де Вержена и выяснить у вас причины, на основании которых вы отказываетесь информировать вашего посла относительно известного вам вопроса…
