Александр Бушков - Сыщик
Он не раз оказывался в опасности, когда просто нешуточной, а когда и откровенно смертельной. Однако в такую вот, насквозь мирную, но неловкую и нелепейшую ситуацию ротмистр Бестужев попадал впервые за все время службы — что в армии, что в Охранном отделении.
Он снова вздохнул — тяжко, досадливо. Мысли невольно возвращались к недавней беседе в Петербурге.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ШАНТАРСК И ВЕНА
Как сплошь и рядом случается в нашей жизни, все произошло неожиданно. В тот самый момент, когда Бестужев вплотную озаботился приобретением билета до Шантарска и прочими хлопотами, неизбежно связанными с отъездом, в его гостиничном номере появился штабс-капитан со значком Николаевской военной академии.
— Господин ротмистр? Имею поручение доставить вас в Генеральный штаб по крайне серьезному вопросу.
Что тут поделаешь? Пришлось снимать партикулярное платье и надевать военный мундир — кадровому офицеру от подобного приглашения отказываться как-то не пристало…
Ехали не в экипаже, в автомобиле. Штабс-капитан изо всех сил старался занимать Бестужева беседой о всевозможных пустяках, не имеющих никакого отношения к службе. Однако Бестужев, не новичок в своем ремесле, очень быстро понял, что молодой штабе сам ни малейшего интереса к разговору не испытывает. Вообще не испытывает ни расположения, ни неприязни: ему просто-напросто приказали, очевидно, быть во время поездки крайне любезным. И, что гораздо более интересно, штабе, судя по бросаемым украдкой любопытным взглядам, совершенно не представляет, зачем везет жандармского ротмистра в Генеральный штаб. Учитывая все это, Бестужев поддерживал светскую беседу, разумеется, — но формально, из чистой вежливости, как и его собеседник.
В Генеральном штабе он оказался впервые. Длиннейшие коридоры, высокие потолки… Во всем прочем — обычнейшее военное учреждение, в котором без лишней спешки идет налаженная работа: деловитые офицеры, стук пишущих машинок, сразу опознаваемые командированные. Разве что, учитывая специфику учреждения, на каждом шагу видишь то соответствующие аксельбанты, то значки Николаевской академии.
Хозяином кабинета, в который его провел штабс-капитан и после короткого рапорта исчез, как призрак, оказался довольно молодой, никак не старше сорока, генерал-майор со значком Николаевской академии и полудюжиной наград, неопровержимо свидетельствовавших, что их обладатель бывал на поле боя, где проявил себя не худшим образом.
Там же сидели еще двое. Генерал, судя по императорским вензелям на погонах, принадлежавший к свите его величества, был гораздо старше хозяина кабинета, лет этак пятидесяти с лишком, но выглядел бодрым и жизнерадостным: румяный, плотный и крепенький, как гриб-боровичок, с густой, короткой, аккуратно расчесанной и благоухающей вежеталем бородкой. Наград на его безукоризненном кителе красовалось, пожалуй, раза в три больше, чем у генерал-майора, причем половина иностранные — однако ни одной боевой Бестужев наметанным глазом среди них не высмотрел. По его первоначальным впечатлениям, это был типичнейший свитский байбак. Непонятно, зачем им военная форма-
Третьим оказался штатский, средних лет, осанистый, с густой бородой, напомнившей Бестужеву сибирские купеческие, университетским значком на сером сюртуке и Анной на шее. Пока что Бестужев не гадал о причинах странного вызова, предпочитая ждать объяснений, но поневоле отметил одно: компания в кабинете подобралась какая-то, как бы это выразиться точнее, странноватая. Они плохо сочетались друг с другом: Генерального штаба генерал-майор, несомненно, с боевым прошлым, классический свитский тыловой увалень и штатский ученого вида…
— Алексей Воинович? Прошу садиться, — сказал хозяин кабинета с безукоризненной вежливостью, присущей всем обитателям данного учреждения. — Вы, кажется, курите? Прошу без церемоний, вот пепельница. Позвольте представиться: Аверьянов Николай Донатович, можно без чинов. Имею честь представлять на данном совещании управление второго генерал-квартирмейстера Главного штаба. Разъяснения, думается, не нужны?
Бестужев понятливо склонил голову. Любой кадровый офицер и без разъяснений прекрасно знал суть названного управления: специальная служба Генерального штаба, то есть военная заграничная разведка…
— Свиты Его Величества генерал-адьютант Страхов Виктор Сергеевич, профессор Бахметов Никифор Иванович, ученый и изобретатель, крупнейший специалист по электротехнике. Чтобы не томить вас неизвестностью, Алексей Воинович, а также сберечь полезное время, сразу изложу обстоятельства: в силу соответствующих решений вы временно откомандированы из Корпуса жандармов в мое распоряжение. Согласования проведены, соответствующие распоряжения отданы в письменном виде. Прошу ознакомиться.
Бестужев бегло просмотрел три выложенных перед ним документа — все было оформлено надлежащим образом, комар носа не подточит, все бюрократические каноны соблюдены…
— У вас есть вопросы, ротмистр?
— Как теперь обстоят дела с моим назначением в Шантарск?
— Остается в силе, — спокойно ответил Аверьянов. — Откомандирование ваше, повторяю, временное… — Он едва заметно улыбнулся. — Позвольте спросить: это назначение вам не по нраву?
— Наоборот, ваше… Николай Донатович, — решительно сказал Бестужев. — Я сам его добивался в силу… определенных причин.
— Ах, вот как? Ну что же, ротмистр, Сибирь, уж не посетуйте, подождет. Поскольку весомые соображения требуют вашей поездки в противоположном направлении: в Австро-Венгрию, в Вену. Высшие государственные соображения, — добавил генерал веско и крайне серьезно. — Миссия на вас будет возложена ответственнейшая, прошу уяснить это с самого начала и отнестись предельно серьезно.
Страхов, с невероятно важным, напыщенным (и чуточку глупым) видом выпрямился в кресле так, словно аршин проглотил. И добавил торжественно:
— Высочайшее указание, ротмистр, понимаете? Его величество изволит лично наблюдать за проведением… акции.
— Я понял, ваше высокопревосходительство, — ответил Бестужев с подобающей серьезностью.
— Разумеется, в Вене мы располагаем и военными агентами и, как бы поделикатнее выразиться, людьми, действующими далеко не столь официально, — сказал Аверьянов деловито. — Однако ввиду особой важности предстоящего было решено ввести в акцию человека совершенно постороннего, не знакомого с австрийскими специальными службами… Вы что-то хотите сказать?
— Боюсь, я как раз прекрасно знаком с теми службами, о коих вы упомянули, — сказал Бестужев. — После истории в Лёвенбурге…
Аверьянов чуть улыбнулся:
— Я во всех подробностях осведомлен о ваших делах в Лёвенбурге… но для данного случая это как раз и есть благоприятное обстоятельство. Во-первых, вы известны австрийской тайной полиции не как человек, работавший против них, а, наоборот, предотвративший злодейское покушение на императора Франца-Иосифа, что отмечено австрийским орденом, который я вижу у вас на груди… Во-вторых, вы им прекрасно известны как офицер Охранного отделения, то есть сугубо политического сыска. Таким образом, если вы попадете в поле их зрения во время выполнения миссии, какое-то время они будут считать, что вы занимаетесь своим привычным делом, то есть наблюдением за революционерами. Далеко не сразу вас свяжут с настоящим делом… Именно эти мотивы и повлияли на то, что дело поручено именно вам. Как видите, все продумано. Или у вас есть возражения?
— Приказ есть приказ, — кратко ответил Бестужев.
— Отлично. Ну а теперь, когда все непонятности разъяснены, перейдем к делу. Не так давно некий Леопольд Штепанек, подданный Австро-Венгерской империи, получил в Англии патент за номером пять тысяч триста один на изобретенный им аппарат, позволяющий передавать изображения на дальние расстояния. Вы представляете, о чем идет речь?
— Смутно, признаться, — сказал Бестужев искренне. — Нечто вроде синематографа… или телеграфа, но передающего не токи-тире, а изображение?
— Совершенно верно, — сказал Бахметов. — Доходчиво объясняя, существуют передающий аппарат и принимающий. Если мы, находясь в этом кабинете, поместим перед объективом, скажем, свежий номер газеты… или, учитывая специфику кабинета, очередной приказ, уже через несколько секунд где-нибудь во Владивостоке будет получена точная копия данной бумаги. Понимаете?
— Да, конечно, — сказал Бестужев. — Позвольте, это ведь полезнейшее изобретение!
«Действительно, — подумал он. — Если фотографические карточки подлежащих розыску революционеров, а также секретные бумаги, которые нельзя доверить даже шифрованными телеграфу, будут не с фельдъегерями перемещаться по необъятным просторам империи Российской, а в секунды передаваться меж разделенными тысячами верст отделениями и управлениями… Гораздо легче будет работать».
