Антон Кротков - Загадка о морском пейзаже
Сапруянов попытался вмешаться, но наемники его не послушались. Тогда Анри подошел к командиру «пинкертонцев», представился и потребовал:
— Вы должны немедленно прекратить это. И советую немедленно покинуть город.
Анри натолкнулся на самоуверенный, даже наглый взгляд бывалого мужчины. Лицо его было отмечено шрамами от ножа и залеченного сифилиса. Такого волчару переубедить в чем-то было почти невозможно. Переместив в угол рта маленькую сигарку, этот тип «прожевал» в ответ, скаля вставные зубы:
— Это не в наших правилах, «сэр», — оставлять безнаказанным зло. Этот мужик покалечил одного из моих парней и заплатит за это. И мы никогда не отказываемся от работы, если взяли аванс.
— Тогда я арестую вас.
— Попробуйте, — невозмутимо ответил «одесский ганфайтер» и пыхнул облачком табачного дыма в лицо Вильмонту. — Только вряд ли это у вас получится. Мы заключили официальный контракт с Петербургским департаментом полиции… Так что считайте, что мы обезвредили опасного террориста, если так вашей совести будет спокойнее.
Анри был в замешательстве от такой наглости, одессит это видел и чувствовал себя королем положения.
— Лучше полюбуйтесь на редкое зрелище, господин капитан, — насмешливо предложил он. — Может, возьмете на вооружение методы нашей фирмы. Правда, в Америке, где сидят наши боссы, любое изобретение стоит денег и охраняется законом о коммерческой тайне, но мы-то в России. Считайте это небольшим презентом от нашей фирмы. Жандармов мы уважаем.
«Пинкертонец» протянул Вильмонту раскрытый портсигар с дорогими американскими сигариллами и стал хлопать себя по карманам в поисках спичек. Взгляд Анри случайно упал на разложенный неподалеку штурмовой арсенал наемников. Чиркнула спичка и связка динамитных шашек с шипящим коротким бикфордовым шнуром оказалась у лица одессита. В первый момент «пинкертонец» отпрянул от неожиданности, но затем все-таки принял вызов и заставил себя прикурить от опасной зажигалки. Матерый мужик посмотрел на офицера с суровой насмешкой, мол, зря вы, господин хороший, затеяли эту игру, в которой неизбежно проиграете и выставите себя дураком.
Теперь настал черед Вильмонта.
— Значит, если я вас правильно понял, из города вы не уедете? — уточнил он, делая вид, что никак не может прикурить.
— Правильно, — кивнул жандарм.
Анри продолжал разыгрывать криворукого неумеху.
— Возьмите другую, — с легкой нервозностью предложил «пинкертонец» и вновь протянул Вильмонту раскрытый портсигар. — Позвольте, я помогу вам.
— О, благодарю вас!
Наконец Анри блаженно втянул в себя табачный дым, наслаждаясь вкусом карибских плантаций. И спросил:
— Говорят, в сигариллах традиционно присутствует больше ароматических добавок, чем в сигарах, поэтому дым у них более насыщен и вкусен?
— Вы забыли… — деликатно указывая пальцем на по-прежнему тлеющую в левой руке офицера бомбу, напомнил ему «пинкертонец».
— Да-да, — рассеянно кивнул Вильмонт и ехидно поинтересовался: — Я слышал в Америке такие «малышки» курят те, кто не заработал на настоящие большие сигары.
— Не знаю, я там не был. Это подарок управляющего. — Голос «пинкертонца» зазвучал быстрее. Его глаза напряженно следили за бегущим по бикфордову шнуру огоньком. Вокруг двоих сумасшедших, затеявших дикую игру со смертью, не осталось ни одной живой души. Собеседник Вильмонта тоже попытался было улизнуть, но Анри поймал его за локоть:
— Ну куда же вы! Не лишайте меня приятного общества.
Под щетинистой кожей наемника нервно передернулись острые скулы, он нервно облизал пересохшие губы и сообщил:
— У нас с вами осталось пятнадцать секунд…
— Ну, правильно, — согласился Вильмонт, нарочито растягивая слова, — большими и длинными сигарами у заокеанских Рокфеллеров и Морганов принято поощрять начальников покрупнее, а маленькими… Ну да не отчаивайтесь, вы и так уже почти янки. Скоро ваши боссы разглядят в вас настоящего самца и разрешат иметь штуку подлиннее.
— Да пропади она пропадом — эта Америка! — не выдержав, воскликнул «пинкертонец». — Хорошо, мы уедем из города. Только прошу: поскорее загасите этот дьявольский фейерверк!
Анри тут же попытался потушить динамитную шашку. Но у него это не вышло. Запальный огонек уже почти подобрался к капсюльному детонатору. Анри похолодел от ужаса. Он изо всех сил зашвырнул бомбу подальше и упал на землю. Над головой оглушительно хлопнуло, по спине прошла горячая волна. Если бы динамит был заключен в металлическую оболочку, то участникам опасной забавы вряд ли удалось бы избежать тяжелых осколочных ранений. А так «пинкертонец» отделался всего лишь легкой контузией и небольшим ожогом шеи. А Вильмонт временно оглох.
* * *Обратно в гостиницу Анри возвращался в трамвайчике конки. Кондуктор не сразу подошел к нему. А потом стал что-то требовать. Вильмонт не сразу понял, чего от него хотят, так как кроме звона в ушах почти не различал слов. Тогда кондуктор принес из будки ямщика огромный гроссбух, в котором были расписаны все права и обязанности пассажиров и полномочия трамвайной обслуги. Выяснилось, что согласно постановлению магистрата за пользование городской собственностью можно было расплачиваться только финскими марками.
До сих пор Анри спокойно обходился рублями и был удивлен таким известием.
— У меня нет с собой марок. Может быть, вы обменяете мне несколько рублей.
— Сожалею, господин, но нам это запрещено делать, — на самое ухо пояснил глуховатому пассажиру кондуктор. — Но не беспокойтесь. На следующей остановке находится банковская контора. Вагон вас подождет.
Такая смесь утонченного национализма и европейской вежливости обезоруживала. Если бы Вильмонту грубо заявили, что за рубли ездить в трамвае нельзя, жандармский офицер, как представитель имперской власти, напомнил бы финнам, что по закону их марка ходит в Герцогстве Финляндском наравне с рублем. А так — не хотелось выглядеть хамом-завоевателем. Пришлось выйти. Конечно, Вильмонт не захотел, чтобы трамвай его ждал. Не хватало еще на глазах нескольких десятков пассажиров растягивать свой позор, признавая тем самым, что ты со своими рублями в их городе не ко двору. И это происходило во второй по величине после Кронштадта базе Балтийского флота! «Прав наш государь, издающий законы для Финляндии без согласия ее сейма, — со злостью говорил себе Вильмонт. — Предыдущее либеральное правление и породило эти хищные цветы сепаратизма. Излишний либерализм и предоставление чрезмерной автономии национальным провинциям неизбежно ведет к распаду государственности».
Однако, немного успокоившись, Анри был вынужден все же признать, что принуждение к совместному проживанию других народов лишь силою штыков не более морально, чем действие в России запрета на разводы, когда сотни тысяч женщин не могут легально получить законную свободу от опостылевших им мужей. Любой негодяй, развратник, пьяница имеет полное право пожизненно держать подле себя на правах личного имущества женщину, если их отношения скреплены церковным браком.
Впрочем, офицеру, тем более жандарму, не подобало слишком долго размышлять на столь крамольные темы. Его дело нехитрое — служить интересам своего народа и государства, согласно принесенной царю и Отечеству присяге.
* * *Погруженный в свои мысли, Анри как-то забыл про свою глухоту и что улица полна опасностей. Он не слышал шума приближающейся к нему сзади повозки и криков ее возничего. В последний момент к мужчине подбежал какой-то мальчишка и настойчиво потянул его за руку. Ничего не понимая, Анри все же сделал несколько шагов за пареньком, и тут же сбоку налетела пара лошадей. Они встали на дыбы. Это сопровождалось конским ржанием, звоном металлической упряжи и грохотом кованых колес по выложенной булыжником мостовой. Натянувший поводья кучер стоял на передке фургона во весь рост и что-то сердито кричал разине. Но до Анри его гневный голос, как и прочие шумы, доходил сильно приглушенным, словно через толстую стену.
Вокруг немедленно стала собираться толпа. Но обошлось без вмешательства полиции. Анри извинился перед владельцем повозки и дал ему несколько серебряных монет. Инцидент был улажен.
Теперь Вильмонт хотел как-то отблагодарить мальчугана, который, возможно, спас ему жизнь. Лицо паренька сразу показалось мужчине очень знакомым, даже каким-то родным. Теперь Вильмонт узнал его и поразился совпадению. Это был сын Лизы — женщины-террористки из дома на холме. Когда-то они были очень близки. И когда Анри только увидел ее здесь в Гельсингфорсе, он поймал себя на том, что прежнее чувство к этой женщине никуда не делось из его души. После смерти отца Вильмонта Лиза осталась единственным родным ему человеком в этом мире, какая бы пропасть ни разделяла их теперь. Наблюдая издалека за ее сыном, Вильмонт чувствовал, что их связывает нечто гораздо больше, чем он полагал раньше. Правда, до сих пор Анри все не решался поверить в свою догадку до конца. Но теперь, глядя на мальчика, Анри словно видел себя в его возрасте. Мальчику было на вид лет двенадцать. Мальчуган что-то спрашивал у него. Анри объяснил, что временно потерял слух. Тогда мальчишка достал из кармана блокнот, карандашик и написал ему: «Давайте общаться записками. Я так часто делаю, когда меня наказывают».
