Вольфрам Флейшгауэр - Книга, в которой исчез мир
— Ибо так все происходит и с душой человеческой, — сказала она. — Едва лишь ее коснется Бог, как Он тотчас дает ей возможность вернуться к самой себе, вернуться в себя и соединиться с Ним. Тогда душа чувствует, что она сотворена не для мирских удовольствий и мелочей, но что она обладает средством и целью и что она должна сделать усилие, чтобы снова направить себя к ней.
Он не мог больше сдерживаться. Он резко приподнялся, обхватил ее торс и начал жадно искать ее губы. Она ответила на поцелуй, но это продолжалось лишь краткий миг. Потом она нежно повалила его на спину, принудив его просто смотреть на нее в бездействии, и снова заговорила:
— Вот так происходит с этими душами. Немногие движутся с мягкостью до завершения, но они сами никогда не достигают моря спасения, они попадают в извилистый мощный поток, который уносит их с собой. Там снова нет у них покоя, бешено рвутся они вперед, но в этом мало пользы для них. Они наталкиваются на скалы и истощают себя.
У Николая не было больше терпения слушать ее странные слова. Он изо всех сил желал биться о скалы и истощать себя. Он снова прижался губами к ее рту, принялся нетерпеливо гладить ее тело и ласкать ее грудь, обнял ее талию, приподнял ее и вместе с ней перекатился на бок. Теперь они лежали рядом на боку, глядя друг на друга. В волосах ее были соломинки, тело покрыто тонкой пылью, которая поднялась из смятой их движениями соломы. Она продолжала говорить, а он ласкал все ее тело. Она не сопротивлялась, но старалась нежно удерживать его. Но он не мог больше сдерживаться. Он сорвал с себя рубашку, стащив ее через голову, неловкими движениями освободил себя от штанов и попытался соединиться с ней. Но она внезапно неистово воспротивилась, прикрыла тайное место рукой и поднялась. Он ничего не мог понять.
— Что ты делаешь? — задыхаясь, спросил он. Она серьезно взглянула на него.
— Это твое вожделение, твоя похоть. Как же ты далек от него.
— От него? От кого? — Он был одновременно исполнен нетерпения и недоумения.
Она немного отодвинулась от него.
— Посмотри на меня, — сказала она тихо и снова улыбнулась. — Совсем спокойно. Я принадлежу тебе. Все хорошо.
Она провела пальцем по его бровям, по губам, прошлась пальцем по его языку. Другая рука скользнула между его бедер, она нащупала его член и обхватила его ладонью. Николай слегка застонал.
— Но мы принадлежим Ему, — продолжала говорить Магдалена. — Я всего лишь орудие твоего освобождения. Ты должен искать Его, а не меня.
Но Николай уже давно знал, чего он ищет. Он снова обхватил ее талию, почти теряя сознание от желания. Прикосновение ее обнаженного тела одурманило его, наполнило пьянящим вожделением, которое поразило его как удар грома. Она еще сильнее прижалась к нему, обняла его за шею и слегка открыла рот.
— …les fleuves de Dieu sont remplis… — зашептала она, — ибо божественный источник жизни не иссякает, и сколь многие хотят попробовать его сладость и поэтому жаждут… la douceur divine dans l'amour de nos corps… в любви наших тел…
Николаю показалось, что под ним колышется земля. Он уже не понимал, спит он или бодрствует. В наслаждении телесных движений в него входило совершенно неведомое ему доселе ощущение. У него было такое чувство, что он уплывает из самого себя, превращаясь в водоворот из света и тепла. Он не хотел туда, но уже не владел собой. Магдалена притянула его к себе, к своему жаркому, истекающему потом телу, и прижалась к нему. В его лоне появилось непередаваемое, невероятное чувство, которое, поднявшись по животу, пронзило все его тело. Он взглянул на себя, скосив глаза вниз. Она обеими руками обхватила член. Пальцы ее были переплетены, словно она молилась. Но она действительно молилась. Французские и немецкие слова, слетавшие с ее губ, были ничем иным, как молитвой. Она улеглась под Николая, вытянув шею и слегка двигая головой из стороны в сторону. Потом она снова обхватила член пальцами, обняла Николая бедрами, отпустила член и приняла его в себя.
4
Внезапно проснувшись, он сел и недоуменно огляделся. Постепенно до него дошло, где он находится. Он лежал, укрытый своим плащом, на мягком соломенном ложе. Магдалена исчезла. Он прислушался. Снаружи доносились какие-то голоса. Должно быть, приехали ее друзья. Он постарался восстановить в памяти последний момент до того, как он заснул. Ее волосы, тепло ее кожи, ее чудесная близость. Ее странные речи. Как долго он спал?
Он отбросил в сторону плащ и быстро оделся. Через окно под коньком крыши он разглядел, что небо было ясным и синим. Должно быть, уже наступил полдень. Закрылась какая-то дверь, и голоса снаружи стали глуше. Когда Николай, все еще слегка сонный, вышел из пристройки, двор был уже пуст. Окно главной усадьбы было закрыто, но над крышей к синему небу поднимался белесый дым. Николай помедлил. Надо ли следовать за ней и стучаться в дверь? Но она открылась сама. Из дома вышла Магдалена, быстро закрыла за собой дверь и подошла к нему.
— Они вернулись, — сообщила она. — Я рассказала им, что нам нужна их защита до наступления темноты, а потом мы уйдем. Здесь еда. Я приду к тебе сегодня вечером.
— Сегодня вечером? Но что ты будешь так долго делать?
— Мне надо переговорить с одним из них. Мы очень давно не виделись. Ты не можешь показаться им на глаза, потому что ты — не один из нас. Прошу тебя, пойми это и жди меня здесь.
С этими словами она покинула его и вернулась в дом. Николай развязал льняной мешок, который она дала ему. Там была половина хлеба, яблоко и кусок сала. Расстроенный, он вернулся в сарай.
Вид перерытой соломы рассеял все его сомнения. Все, что произошло сегодня утром, отнюдь не приснилось ему. Пока он ел, прошедшие события снова ясно вспомнились ему. Секта фанатиков, подумал Николай. Магдалена принадлежит секте фанатиков. Прежде всего ему сейчас надо иметь ясную голову. Так с ним до сих пор не разговаривала ни одна женщина. И он все еще не понимал, что, собственно, происходило. Зачем она это сделала? Почему именно сейчас? Она решила использовать его, оглушить его своими прелестями и сделать его послушным орудием в своих руках. Иначе невозможно было все это объяснить. Но зачем?
Он должен узнать, что здесь разыгрывается. Магдалена весной была в Альдорфе. В этом больше не могло быть никаких для него сомнений. Так же как советник юстиции, она искала разгадку тайны Альдорфа. А когда Альдорф умер, она пустилась по следу Зеллинга и Циннлехнера. Вот почему она оказалась в том перелеске. Она преследовала обоих и сама едва не стала жертвой засады. Ей надо было попасть в число тех, у кого были средства для продолжения расследования, и именно поэтому она добровольно явилась к ди Тасси, чтобы взять на себя роль свидетельницы.
Он встал и принялся ходить по сараю взад и вперед. Ожидание заставляло его нервничать. Но одновременно оно же давало ему возможность еще раз хорошенько все обдумать. Он должен ехать в Лейпциг. Все началось именно там. Магдалене нельзя доверять. Что-то в ней было не так. Он должен найти какого-нибудь человека, который знал ее брата и мог рассказать ему, что произошло в действительности. Надо узнать и об отношениях при берлинском дворе. Правда, в этом деле была одна зацепка. Б. и В.? Это были весьма ценные намеки. К этому сходилось все, что он успел узнать об Альдорфе и иллюминатах. Но, кроме того, был еще яд. Самая загадочная часть всего этого дела. Гнилостный распад легкого. Ностальгическая болезнь.
Он вытащил карту ди Тасси, разложил ее и как зачарованный уставился на похожий на облако рисунок из мелких точек, нанесенных на пергамент. То, что здесь было отображено, не было случайными событиями. Кто-то совершал эти нападения, чтобы подать сигнал, дать знак. Но как прочесть этот знак, как его разгадать? Был ли это тайный шифр, который и сам ди Тасси со всем своим штабом шпионов и знатоков тайнописи был не в силах разгадать? И что означал этот шифр? Обозначал ли он какую-то цель? Сообщал ли он об успехе? Ставил ли вопросы? Кто и с кем здесь общался? И о чем?
Николай ломал себе голову. Но так и не приблизился к решению загадки. Одним разумом в этом деле не сдвинешься с места. Здесь действовали люди, охваченные безумными идеями и представлениями. Он должен понять, что это за безумие. Может быть, в данном случае речь идет о таком же заболевании, как у той девицы, которую он лечил железными пластинами? Ее болезнь была надуманной и воображаемой. Но ее тело производило вполне реальные симптомы. Может быть, и в этом случае все обстоит точно так же? Не реагировали ли эти заговорщики на то, что только им самим представлялось действительным и реальным? И не порождала ли эта реакция на нечто воображаемое нечто вполне действительное? Не такое ли безумие отражала эта карта? Не была ли она реальным воплощением чьего-то воображения, чьей-то фантазии? Но какой именно и в чем заключалась эта фантазия?
Он должен охватить и осмыслить факты. В течение нескольких недель некая банда разбойников захватывает кареты. По всей вероятности, Альдорф незадолго до смерти задал образец этих нападений. Но зачем? Для кого? Николай склонился над картой. От замка Альдорф облака точек протянулись в разных направлениях. Одно было направлено на восток, другое на запад, третье на север. На юге, как явствовало из рисунка, нападений не было. Или ди Тасси нанес на карту не все случаи? Николай выбрал те донесения, в которых агенты сообщали о самых последних нападениях, и сравнил рисунок на карте с указанными в донесениях почтовыми маршрутами. Действительно, он нашел сообщения о новых нападениях, происшедших в нескольких местах к югу от Нюрнберга. Но он увидел не только это. Существовал еще один почтовый маршрут, который он вообще не смог найти на карте. Он пометил точками перегоны на южном направлении. Потом взял в руку несколько длинных тонких соломинок и так расположил их на карте горизонтально и вертикально, что на полотне карты образовалась сеть квадратов. Потом он принялся внимательно рассматривать каждый квадрат в поисках неизвестного ему почтового перегона. В пятом квадрате он его обнаружил. Почтовый перегон Юкермюнде — Пазевальк лежал далеко на севере, возле Штеттина. Николай удивленно пометил это место, убрал соломинки и снова стал рассматривать получившийся рисунок. Эта банда действовала на пространстве до самого Балтийского моря? Нет, это было маловероятно. Может быть, тамошние нападения совершили обыкновенные разбойники с большой дороги? Но в его душу тотчас же закрались сомнения. Нет, если об этом случае сообщили, то только потому, что и в этом месте был поджог кареты. И это было совершенно необычно. Ни один нормальный грабитель в здравом уме этого не сделает. И это может означать только одно — нападения поразили всю Германию. И что же за рисунок получился в результате? Николай свел все воедино. Естественно! У ди Тасси, очевидно, не было времени нанести на карту новые точки. Если бы он успел нанести на карту самые южные и самые северные точки, то и он сразу бы все понял, рисунок тотчас бы бросился ему в глаза. Без этого последнего штриха складывалось впечатление, что все точки лежат на одной оси, соединяющей Франкфурт и Вену. Но теперь появилась еще одна, куда более длинная ось, которая протянулась на север. Крест! Казалось, что постепенно на карте вырисовался крест. Стоящий основанием вверх крест, составленный из пылающих точек.
