Алексей Ракитин - Неоконченный пасьянс
— Что с бочкой сделал?
— Ничего, стоит где стояла, у нас на водопроводной станции.
— Ладно, потом полицейским покажешь, — Шумилов поднялся со стула. — Вставай, Ванятка, пойдём в часть сдаваться.
— Дай картошки пожрать с салом, а-а? — неожиданно попросил Трембачов. Когда в другой раз доведётся?
Он повернулся к матери, сидевшей возле стенки и внимательно слушавшей всё, что говорилось в этой комнате.
— Мамаша, наверни-ка рабочему человеку, своему рОдному сынку плошку картошенки! Да сальца побольше…
— Ты мне не сын! — неожиданно ответила Евдокия Трембачова. — Мой сын сегодня умер. А ты гадина двуногая, человекоубийца и богоотступник. Нет у тебя больше матери. И дома больше нет. Пошёл вон с порога, подонок!
Уже в после десяти часов вечера в здании 2-й Адмиралтейской части, расположенной во дворах Галерной улицы, появился вызванный с Гороховой по телефону Агафон Иванов. Минут двадцать он разговаривал с Иваном Трембачовым, затем вышел к Шумилову, терпеливо дожидавшемуся его на скамье в коридоре. Внимательно выслушав рассказ Алексея Ивановича, отправился звонить начальнику Сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину. После этого Агафон Порфирьевич вернулся к Шумилову и сел на скамье подле него:
— Ну что, господин юридический консультант, похоже, ночка сегодня будет бессонной… — обронил словно невзначай сыщик.
— Неужели Иван Дмитриевич собственной персоной пожалует? — предположил Шумилов.
— Приедет, приедет. Точку будем ставить.
— Точку — это пожалуйста! Главное, чтоб кляксы не получилось. Вы, конечно, ребята умные, даже очень, да только на вашем месте, я бы ещё и господина следователя пригласил, — заметил Шумилов, — чтобы сразу и протокольчики настрочить, и ордерочки выписать. Закрепить полученный результат, так сказать, юридически.
— Нет, Путилин желает покончить с делом до утра и времени не терять. Неровён час, Анисимов узнает об аресте Трембачова и тогда всё…
— Что "всё"? — не понял Шумилов.
— Внезапность будет потеряна, — важно ответил Агафон Порфирьевич.
— Экая у вас милитаристская лексика прорезалась, — улыбнулся Шумилов, — Да только мне кажется, что к Анисимову не следует подходить прямо, в лоб. Пока заявление Трембачова не задокументировано, ссылаться на его слова будет ошибкой. Тут надо пойти другим путём…
— Расскажите, пожалуйста, что вы имеете в виду? — попросил Агафон. Сыщик прекрасно понимал, что дело фактически раскрыто Шумиловым, поэтому от слов Алексея Ивановича не следовало необдуманно отмахиваться.
Шумилов подробно рассказал Иванову о своём посещении конторы домоправителя и той роли «писателя-спирита», которую он сыграл во время разговора с Анисимовым. Исходя из выбранной им легенды, Шумилов предложил план, с помощью которого можно было попробовать вывести домоправителя на чистую воду. Иванов слушал Шумилова, почти не перебивая, лишь изредка уточняя некоторые детали; было видно, что план ему понравился. Во время их разговора появился Владислав Гаевский, подъехавший в часть из Управления Сыскной полиции. Он подключился к обсуждению, в результате которого идея Шумилова была дополнена и сделалась более реалистичной. В конце концов, и Иванов, и Гаевский сошлись во мнении, что план представляется вполне исполнимым и потому может быть предложен Путилину.
Уже после полуночи в полицейскую часть подъехал сам начальник Сыскной полиции. Запершись в кабинете начальника части, он примерно с четверть часа разговаривал с Иваном Трембачовым. Затем пригласил к себе Иванова с Гаевским. Наконец, дошла очередь и до Шумилова.
Иван Дмитриевич принял его довольно добродушно, что, видимо, объяснялось общим успехом дела. Если Путилин и поругал перед тем подчинённых ему сыскных агентов за нерасторопность, то в присутствии Шумилова своего нерасположения уже ничем не показал. Напротив, даже пошутил:
— Вы, Алексей Иванович, напоминаете мне Фигаро, всегда успевающего вовремя. Я бы позвал вас служить ко мне, в Сыскную полицию то есть… Да только знаю, что вы ведь ко мне не пойдёте.
— В самом деле не пойду, — согласился Шумилов.
— Как это вам удалось уговорить каналью эту, Трембачова, то бишь, явиться с повинной? — полюбопытствовал Путилин. — Он вроде бы и не побит даже.
— А я его и не бил. Зачем же так грубо? Я ему просто выбора не оставил, — с улыбкой ответил Шумилов.
Он вкратце рассказал о своём посещении домоправителя Анисимова, который испугавшись «спирита», послал своего подельника на расправу с Шумиловым. Не забыл упомянуть о короткой стычке в проходном дворе, полученном по плечу ударе молотком, брошенном в подворотне чертёжном тубусе и необычных стихах на нём.
— Установил автора стихов, узнал, что он учится в Горном институте. Отправился туда, установил владельца тубуса. Оказалось, он был соседом Трембачова. Так я и вышел на Ивана. В общем-то, всё просто, — подытожил Алексей Иванович.
— Ну да, конечно, просто. Особенно когда знаешь, чем дело кончится, — Путилин улыбнулся ещё раз и сделался серьёзным. — Господа Иванов и Гаевский рассказали мне о вашем плане изобличения Анисимова. Я всегда был и остаюсь ныне принципиальным противником привлечения к розыскной работе посторонних лиц. Но… в данном случае, я склонен принять предложенную вами комбинацию. Если мы всё сделаем правильно, то получиться может изящно и даже красиво. Но есть важная оговорка, которую вы должны будете принять. В противном случае, к Анисимову вы этой ночью не поедете…
— Что за оговорка?
— С вами поедет Агафон Иванов. Это не обсуждается. Сыграете с ним в четыре руки.
13
Пётр Кондратьевич Анисимов проживал в той же самой «яковлевке», домоправителем которой являлся. Правда, квартира его находилась в другом крыле дома, нежели контора, и выходила окнами на Вознесенский проспект. В видах предстоявшей полицейской операции это было даже неплохо; во всяком случае, члены семьи Анисимова не могли слышать его разговор с визитёрами и, соответственно, никак не могли повлиять на возможные действия преступника.
Ровно в три часа ночи Агафон Иванов в одиночку отправился на квартиру Петра Анисимова. Задачу он имел самую простую: используя свой статус официального лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей, разбудить домоправителя и заставить того явиться в контору. Разумеется, не объясняя цели его прихода и по возможности вообще ничего не объясняя. Алексей же Шумилов должен был дожидаться обоих перед дверями конторы; согласно выработанному сценарию, Анисимов не должен был видеть Шумилова раньше времени.
Ожидание в пустом тихом подъезде, растянувшееся почти на четверть часа, могло бы вызвать в Шумилове какие-либо философские или просто отвлечённые размышления, но только не в эту ночь. Мысли о предстоящем разговоре не шли из головы, вытесняя все остальные переживания. Даже боль в плече хотя и ощущалась, но где-то на периферии сознания и почти не беспокоила, что было совсем уж удивительно.
Когда Пётр Кондратьевич Анисимов, поднимаясь по лестнице в сопровождении Агафона Иванова, увидел Шумилова, то лицо его отразило целую и притом весьма богатую гамму чувств, подобную той, что можно видеть на физиономии схваченного за руку карточного шулера. Тут было и недоверчивое изумление, и трусоватая опаска, и готовность взорваться благородным негодованием. Переживания домоправителя можно было понять: буквально прошлым вечером он посылал своего подельника убить Шумилова, а теперь его приводят на встречу с ним!
Алексей Иванович, однако, с самым невинным видом поздоровался с Анисимовым и даже извинился за беспокойство. Эта вежливость, судя по всему, ещё больше сбила с толку преступника, совершенно не понимавшего, чего ему ждать дальше. Дождавшись, пока домоправитель трясущимися руками отопрёт дверь своей конторы, Шумилов и Иванов прошли внутрь, причём первый сел на стул, а второй, не присаживаясь, потребовал клея.
— Извините, а для чего вам клей? — озадаченно спросил у сыщика Пётр Кондратьевич.
— Чтобы опечатать двери, — флегматично ответил Агафон, извлекая из кармана толстую стопку бумажных полосок с оттисками гербовой печати.
— А что вы хотите опечатывать? — тут же полюбопытствовал домоправитель.
— Квартиру Барклай, разумеется, — по-прежнему спокойно ответил Агафон и безо всяких эмоций брякнул, — Мы ведь туда заходили, спиритический сеанс устраивали…
На лицо домоправителя в эту секунду стоило посмотреть: он был близок к панике, в глазах его стоял ужас. А Агафон, делая вид, будто не замечает эффекта своих слов, всё также флегматично продолжал:
— Да вам господин Шумилов сейчас всё расскажет. Я покамест, сбегаю вниз, приклею свежие "маячки".
И вышел за дверь.
Пётр Кондратьевич повернул своё стремительно бледневшее лицо к Алексею Ивановичу.
