Дмитрий Леонтьев - Петербургская баллада
— Плохо учит! Плохо! Я за полгода сумел больше, чем за десять лет! Посмотрите кругом: страх их всколыхнул, страх, а не идеология! Может быть, я опять успел мало, но кое-что все же смог: заговорили! Начали думать. А почему? Испугались… Я познакомился с Сухановым еще во время первой чеченской. Приезжал туда по делам, а он как раз в это время был ранен и… Полковой врач рассказал мне тогда, чем может быть опасен такой человек, оставаясь на свободе. При определенном подходе — я не стану вдаваться в подробности — он может выполнить все, что от него потребуют… Да, это подло — использовать такого человека, но я делал это не ради своих интересов.
— Я думаю, Катерина бы вас не одобрила, — тихо сказала Беликова. — Нет, не одобрила бы.
— Знаю, — спокойно согласился он, — я все знаю… И был на все готов. Я тогда был не готов только к одному: увидеть вас. Словно рок… Словно Катерина хотела мне этим что-то сказать… Я испугался, поторопился уйти, а потом подумал: какая разница, как все кончится? По крайней мере, хоть кто-то будет знать всю правду… Я знал, что вы меня подозреваете. Но мы же профессионалы, играть на раскрытых картах для нас не позор… Да и вам повезло: оказались в нужное время в нужном месте. Судьба сложилась так, что, кроме вас, вряд ли кто-ни-будь смог распутать тот узел, который я завязал…
— Смогли бы. В мире все устроено правильно, — покачала головой Беликова, — так или иначе, но это должно было закончиться, ибо это… Неправильно…Последнее убийство организовали, потому что Бортко пожалели?
— Много было причин, — отмахнулся Смоляков, — одна из них — вы…
Он достал из ящика стола небольшой, блестящий серебром пистолет и положил поверх тетрадки, в которой до этого что-то писал.
— Убивать меня будете? — с любопытством спросила Беликова.
— Вас? — удивился он. — Нет, что вы… Я был почти влюблен в вас… Это странно в нашем возрасте, не правда ли?.. Бежать мне тоже, к сожалению, поздно… Да и некуда… Они скоро приедут?
— Я просила дать мне полчаса, — призналась Беликова.
— Значит, надо торопиться. У меня к вам просьба.
— Все, чем могу.
— В этой тетрадке я написал, почему и как я сделал… то, что сделал. Сможете позаботиться, чтобы не была она похоронена в архивах следствия? Чтоб узнали…
— Не знаю, — тихо ответила она, — я не думаю, что это… пойдет на пользу…
— Спасибо за откровенность, — усмехнулся он и, вдруг став серьезным, спросил: — Екатерина Юрьевна… А вы смогли бы меня полюбить… Если б мы встретились с вами раньше… До всего этого?
Беликова растерялась, не зная, что ответить.
— Мне казалось, что я вам не противен, — он посмотрел на нее с таким жалобным лицом, что она решительно сказала:
— Да, наверное, смогла бы…
— Спасибо, — он улыбнулся, — даже если врете — спасибо… А теперь отвернитесь, пожалуйста… На минутку…
— Может быть… — неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:
— Не говорите глупостей. Все идет так, как надо…Спасибо вам за эти последние дни… А теперь все же отвернитесь.
Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки — шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы… Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке:
— Я не врала… Если б все было не так…
Взяла со стола тетрадку и медленно пошла к дверям…
Дома, поджав хвосты, собаки смотрели на нее виноватыми глазами.
— Догадываюсь, — вздохнула Беликова, — по куче уже наделали? Но это не ваша вина. Хозяйка у вас безалаберная, за целый день и пяти минут для вас не нашла. Не вам, а мне перед вами извиняться надо… Подождите, мои хорошие, сейчас я переоденусь и покормлю вас.
Пройдя в комнату, на мгновение остолбенела от неожиданности: весь стол был завален охапками красных роз. Беликова недоуменно оглянулась на дверь, посмотрела на ключ в своей руке, снова на цветы…
— Проходной двор, — покачала она головой, — заходи кто хочет, бери что хочет… Хотя брать-то особо нечего… А вы куда смотрели? — укорила она собак. — А еще звери. Непутевые из вас охранники.
Поверх цветов лежала записка:
«Забыл поблагодарить. Вы — классная тетка, хоть и мент… Был бы я лет на двадцать постарше…»
— Сынок, — невесело рассмеялась Беликова, — если бы ты был лет на двадцать постарше, ты бы знал, что шестидесятилетней женщине надо дарить не цветы, а корм для собак и слабительное для нее… Вот так-то, — пояснила она собакам, — в кои-то веки заинтересовала сразу двух мужчин, так и тут один оказался вором, а другой маньяком.
Выгуляв и накормив собак, она взяла томик Цветаевой и устало прилегла на диван. Долго думала о чем-то, потом раскрыла наугад:
…Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? — Чья победа? — Кто побежден?
Кто был охотник? — Кто — добыча? — Все дьявольски — наоборот! Что понял, длительно мурлыча. Сибирский кот? И все-таки — что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?
У каждого — свой долг…
Когда Протей вошел в палату, больной даже не пошевелился, лишь покосился на посетителя — презрительно и чуть раздраженно, словно его отвлекали от какого-то важного дела.
«Интеллигент, — со спокойным высокомерием подумал Протей, — смотрит, словно запачкаться боится. А ведь это твой выбор, не мой. Мне-то все едино: кого, за что…»
— Я от Игнатия Ростиславовича, — назвал пароль Протей. — По поводу решения ваших проблем…
Больной чуть заметно кивнул. Был он стар, седовлас и изможден. Не надо было иметь медицинское образование, чтобы понимать, что больному осталось совсем недолго мучиться в этой тихой и стерильной палате.
— Почему вы настояли на личной встрече? — спросил Протей. — Вы же понимаете, что это гигантский риск. Если б не настоятельная просьба Игнатия Ростиславовича…
— Дело таково, что некоторые детали я хотел объяснить сам, — скрипучим от долгого безмолвия голосом ответил старик. — Да и посмотреть на вас хотел… Когда вы… начнете, меня, скорее всего, уже не будет. А мне надо знать… Хотя бы представить… ТЕХ я не могу даже представить, так хоть вас…
— Вам сказали, что за это я возьму с вас дороже?
— Неважно, — поморщился старик. — Деньги для меня уже не имеют значения. Мне все равно уже не выйти отсюда, а здесь у меня есть все… Но все равно — спасибо. Мне объяснили, что так не делается, но я очень просил… Ник… Игнатий Ростиславович — мой старый друг, и, зная, что меня опасаться не стоит, он пообещал вас уговорить… Пусть мое имя останется для вас тайной — оно все равно не играет роли… — «Тайной, — усмехнулся про себя Протей. — В моем деле ничто так не раздражает, как тайны. Раз тайна — значит, опасность. Ты — Михайлов Анатолий Викторович, профессор мединститута, шестидесяти трех лет. Все я про тебя знаю: и адрес, и семейное положение, и… причину…» — Дело сложное, — сказал старик после некоторой паузы, — нужно не только… наказать, а еще и найти всех, кто замешан в этой истории… Я и не успел… Да и не смог… Вы сможете?
— Работу будет контролировать Игнатий Ростиславович. Я буду находить людей, сообщать ему степень их виновности, он будет «утверждать». Но вы понимаете, что в данном случае «заказов» может оказаться много? Почему вы не хотите наказать только виновника?
— А там нет невиновных! — Неизвестно откуда взялась ярость в этом высохшем теле, но умирающий даже приподнялся на кровати, сверкая сухими, полубезумными глазами. — Те негодяи, с камерой… Это не первое их дело… Они зарабатывают на этом, я узнал… Нет-нет, всех… Всех, чтоб и следа их поганого на этой земле не осталось… Всех!..
Вспышка ярости угасла, и он обессилено откинулся на подушки, сипло втягивая воздух. Узловатые, перевитые сильно выступающими венами пальцы хищно сжимались и разжимались, комкая одеяло.
— Меня уже не будет, — повторил он. — Но Ник… Игнатий Ростиславович не подведет. Он мой старый товарищ, еще с университета… Не подведите и вы…
«Не только интеллигент, но и не выученный жизнью дурак. — Протей с презрением посмотрел на старика. — Предают как раз друзья, это на врагов всегда можно положиться. И твой «друг детства» с превеликим удовольствием после твоей смерти хапнул бы деньги, отменив заказ».
— Денег вам должно хватить, — сказал старик. — Я продал все, что нажил за свою жизнь. Все, до последней книги из библиотеки… Какая у меня была прекрасная библиотека! Если б вы только видели!.. Квартира в сталинском доме, в центре города, машина… не новая и престижная, но вполне ничего… Дача в Разливе… Мебель, иконы, картины… Должно хватить на все… и на всех… Но прошу вас: сделайте так, чтобы они мучились! Я хочу, чтобы они мучились! Как я, как Катя!..
