Дональд Томас - Смерть на коне бледном

Я вполне ожидал появления переодетого Холмса, но ни один пассажир ничуть на него не походил. Разумеется, мой друг как никто другой умеет изменить внешность, но глаза замаскировать невозможно, если только не прибегнуть к очкам или повязкам. Не зря столько лет я проработал врачом и бесконечное число раз читал во взглядах своих пациентов надежду, страх и смирение. Вот и сейчас, внимательно вглядевшись в лицо каждого из сотни с лишним пассажиров, я мог бы поклясться собственной жизнью, что среди них нет ни Холмса, ни полковника Роудона Морана. Значит, телеграмма не врала: основные события действительно разворачиваются в Брюсселе.

Смеркалось, легкая дымка, поднимавшаяся от воды, сгустилась в плотный туман, который сомкнулся вокруг судна, окутав все холодной изморосью. Пароход начал отшвартовываться. Этот привычный ритуал приятно напомнил мне детство. Был отлив, а в порт «Графиня Фландрии» входила носом вперед. Пятиться кормой в море при такой низкой воде, да еще и в тумане, не очень разумно, а развернуться в небольшой гавани, где стоят другие суда, зачастую весьма трудно. Но проблема решается легко: портовый служащий в небольшой лодке подплывает к кораблю, принимает свободный конец швартова, другой конец которого закреплен в лебедке на корме, отправляется с ним на берег и накидывает петлю на кнехт на дальнем причале. С помощью лебедки швартов подтягивают и разворачивают пароход носом к выходу из гавани. Затем канат сбрасывают с пристани в воду, и матросы втаскивают его на борт. Сколько раз я видел подобный маневр в детстве на западном побережье Шотландии!

От причала отплыла крошечная лодочка, гребец принял конец швартова, вернулся на берег и накинул канат на кнехт. Загрохотала лебедка, из кормовой трубы поднялось облако пара, толстенная веревка натянулась, с нее капала морская вода. Корма медленно развернулась, и судно нацелилось носом на выход из гавани. Все тот же гребец сбросил швартов. Прямо надо мной прозвенел машинный телеграф: «Средний вперед».

Мы вышли в спокойное, окутанное туманом море, от Дувра нас отделяло шестьдесят или семьдесят миль — это всего несколько часов ночного плавания. Обогнем маяк напротив Дюнкерка и пойдем в сторону Англии. Обычно британские путешественники возвращаются из-за границы более коротким путем — из Кале. Но, к несчастью, нашему клиенту королевских кровей, как и другим претендентам на французский престол, законы Третьей республики строго воспрещали когда-либо ступать на землю Франции.

Туман сделался густым, но не настолько, чтобы отменить плавание. Мы миновали оконечность западного причала, и снова прозвонил машинный телеграф, на циферблате отобразилось: «Полный вперед». Гребные колеса завращались быстрее, оставляя по обе стороны парохода пенные дорожки. Мимо проплывали стоящие на якоре углевозы и каботажные суда. В море вдоль ровного песчаного берега «Графиня» шла со скоростью около двенадцати узлов. За темной линией прибоя виднелась цепочка огоньков — свет в окнах домов на эспланаде, но вот они растворились в сумерках.

Я все еще стоял, опершись на леер, и следил за исчезающим за кормой берегом. У фок-мачты появился первый помощник и поднял вверх, почти на двадцать футов, керосиновый фонарь, сияющий белым светом. Потом он отдал приказ, и стоящий позади матрос вручил юнге коробок спичек. Юноша зажег зеленый навигационный огонь на световом приборе, закрепленном на передней части колесного кожуха по правому борту. Матрос забрал у него спички и отправился зажигать красный огонь по левому борту.

В такую погоду во время плавания по Ла-Маншу я предпочитаю, что называется, «торчать на палубе» с трубкой, а не томиться в смрадном салоне. Гул двигателей, плеск лопастей гребного колеса — эти размеренные звуки успокаивали. По пути почти не попадалось других судов, лишь иногда я замечал призрачные очертания рыболовецкого баркаса или люгера, подставившего желтоватый парус легкому ветерку и направляющегося из Остенде или Дюнкерка в Северное море на поиски улова.

Через двадцать минут береговые огни окончательно пропали из виду. На полях моей шляпы и лацканах пальто висели крупные капли. Туман сгустился еще больше: стоя на носу «Графини Фландрии», я не мог разглядеть висящий на корме красно-желто-черный бельгийский флаг и с трудом различал очертания закрепленных там (поближе к пассажирам первого класса) двух спасательных шлюпок. Салон первого класса — так называемый королевский — отделяла от остальной палубы невысокая загородка с небольшими воротами.

— Доктор Ватсон? — прозвучал за моей спиной голос с акцентом.

Я почти ожидал увидеть давешнего почтальона из гостиницы «Дю ля-Пляж», но это был один из сопровождавших принца офицеров, молодой человек в темно-синей форме.

— Лейтенант Теодор Кейбелл, — поспешил представиться он, слегка щелкнув каблуками и склонив голову в уважительном поклоне.

Не время и не место для подобных формальностей, подумалось мне. Мы пожали друг другу руки. Хрупкий и белокурый Кейбелл напоминал скорее немца, нежели француза. Вряд ли кто-то заподозрит в нем агента разведки, да и на королевского камердинера он мало походил. Юноша указал на распахнутые ворота, ведущие во владения первого класса.

— Пожалуйста, пойдемте, сэр. Этого желает его высочество.

Я с удовольствием остался бы на выбранном мною наблюдательном пункте, но едва ли стоило спорить с претендентом на французский престол.

— Прошу вас, окажите любезность, — продолжал настаивать Теодор Кейбелл. — Все в порядке. Его высочество хочет просто побеседовать с вами.

Меньше всего на свете хотелось мне отвечать на вопросы о мерах безопасности, принятых для защиты Плон-Плона и его имущества. Увы, Шерлока Холмса на судне не было, а об этом знал только он.

Лейтенант откатил в сторону боковую дверь в салон первого класса и пропустил меня вперед. Когда мы вошли, он громко произнес мое имя — на свой странный манер. В дальнем конце довольно просто обставленной залы съежился в глубоком кресле господин в сюртуке и шелковом шейном платке. Он поднял на меня глаза. Вылитый высокопоставленный чиновник какого-нибудь лондонского банка. Рядом с креслом стояли двое — один был во французской генеральской форме, а второго, мужчину средних лет в гражданском платье, я принял за генерала Жоржа Буланже. Вот и вся свита, больше никого не видно.

— Доктор Ватсон, — повторил вслед за Кейбеллом принц.

Он протянул руку, но не встал с кресла, как и приличествовало его положению.

Я пожал его ладонь и слегка наклонил голову — подходящий способ поприветствовать того, на ком нет пока французской короны, но кто вполне может надеть ее еще до конца лета.

— Ответьте мне, — продолжал принц с едва заметным акцентом. — Я немного озадачен. Здесь должен быть мистер Шерлок Холмс. Его мне рекомендовал сэр Майкрофт. Но вот я вижу вас, а где же мистер Холмс?

— Мой коллега напал на след людей, которые, как мы подозреваем, собирались проникнуть на это судно. Ему удалось задержать их в Брюсселе, и вам ничто не угрожает. В Остенде я лично проверил каждого пассажира. До самого Дувра паром следует без остановок, а там нас ждут сотрудники Скотленд-Ярда — инспектор Лестрейд или инспектор Грегсон, а с ними вооруженный эскорт. Мистер Холмс об этом позаботился.

Я очень надеялся, что сказал Жозефу Наполеону, которого мысленно продолжал величать Плон-Плоном, нужные слова.

— Напал на след? — повторил принц, словно пробуя фразу на вкус. — Это мне очень нравится. Напал на след. Приятно слышать.

— Очень приятно, — вторил ему Теодор Кейбелл, одарив меня почтительной улыбкой.

— Да? — Плон-Плон оглянулся на своего лейтенанта. — Да, именно так. Очень приятно. Мне очень приятно. Раз мистера Холмса нет, быть может, я вас смогу попросить о небольшом одолжении, сэр. Спуститесь вниз. Узнайте, не открывал ли кто почтовое отделение, где лежит мой сундук.

Интересно, а почему бы Кейбеллу этого не сделать? Видимо, лейтенанту нельзя оставлять принца без присмотра.

— Разумеется, сэр.

— Вы, месье, проявили храбрость в Афганистане. Мне рассказал сэр Майкрофт. Достойную храбрость.

— Вряд ли, сэр. Я просто присутствовал на поле боя во время битвы при Майванде, но не сражался.

— Но вы были солдат! — парировал Плон-Плон с улыбкой, словно я сказал что-то забавное. — Вы должны мне все рассказать. Мне это понравится. Жду с нетерпением.

Поерзав в кресле, он посмотрел на мужчину, которого я считал генералом Буланже. Кейбелл прикоснулся к моему локтю и отвесил своему господину такой глубокий поклон, будто перед ним был не принц, а церковный алтарь. Плон-Плон больше на меня не глядел, и я, слегка наклонив голову в знак уважения, удалился в сопровождении лейтенанта. Разумеется, мне было ясно: мы с принцем никогда более не встретимся и не обсудим ни афганскую войну, ни что-либо другое.