Александр Бушков - Дикое золото
– Иван Мокеевич, друг! Да ты в уме? Посреди приятного торжества чудесишь… Эй!
Кто-то торопливо сунул ему в руку громадный фужер с коньяком, Иванихин подсунул его скандалисту:
– Иван Мокеич, золото мое! Запей-ка, а то у тебя уж горлышко натруженное перехватило…
Старик в запале одним глотком осушил фужер, куда, с содроганием отметил Бестужев, было налито не менее трети бутылки. По-лошадиному мотнул головой, осипшим голосом плаксиво сообщил Иванихину:
– Костенька, точно тебе говорю: матушкин! И был он у нее на шее, когда их на тракте варнаки…
– Ну пойдем, пойдем, обтолкуем и обсудим… – Иванихин властно повел его в угол, полуотвернувшись, сделал гримасу, и понятливый официант зарысил следом с полной бутылкой коньяка и тем же фужером.
– Это и называется – таежный Шекспир, – раздался рядом девичий голос. Таня улыбнулась Бестужеву. – У нас, господин ротмистр, случаются страсти, не уступающие шекспировским, вот только мировая литература о них не знает…
– Но как же это… – растерянно проговорил Бестужев.
– Ничего, – сказала она уверенно. – Сейчас напоят бедного Ивана Мокеича, спать уведут, замнут… – Понизила голос: – Про покойного Афиногена давно кружили разные слухи, нужно же было случиться такому совпадению… Не удивляйтесь, ротмистр. В той же весьма благополучной Англии многие основатели славных фамилий, по устойчивым слухам, капиталы свои составили в Вест-Индии, под черным флагом… – Она обернулась. – Андрей Афиногенович, что же вы так оплошали?
– Голубушка, Татьяна Константиновна… – убито простонал младший Буторин. – Кто ж знал… Из отцовской укладочки вынуто, заветная укладка была, жестью обита с росписью «морозом»… Церковку построить просил, богаделенку, я исполнил, да осталось еще много… Господин ротмистр! Молю вас, объясните, какое из всего этого может получиться уголовное продолжение?
Слезы не только стояли у него в глазах – покрывали бороду, как утренняя роса траву.
– Давно это… имело место? – спросил Бестужев. – Прискорбный… случай?
– Дай бог памяти, в семьдесят восьмом, аккурат на мясоед…
– Успокойтесь, Андрей Афиногенович, – сказал Бестужев искренне, жалея простодушного старика. – За давностью лет юридическая ценность улик равна нулю. Ничто не доказуемо, говорю вам, как жандарм… Ваш отец мог ведь и купить у кого-то эту драгоценность…
– Вот и я говорю! Мог, конечно!
– Успокойтесь, – повторил Бестужев. – Такие дела оканчиваются без всяких официальных последствий. Очень уж зыбки обвинения.
– Дай-то бог… – всхлипнул Буторин и, махая рукой, пошел прочь.
– Только не говорите мне, что у вас в России такого не случалось, – сказала Таня. – В старину, как пишут историки, и бояре на больших дорогах разбойничали…
Бестужев смотрел на нее неотрывно и грустно. В дорогом платье последнего фасона, с огромными изумрудами на шее, с модной прической она была совершенно другой. Невозможно было сейчас поверить, что именно эта красавица лежала обнаженной в его объятиях и шептала то, что тогда шептала.
– Умоляю вас, сделайте что-нибудь с лицом, – сказала Таня тихонько. – Оно у вас…
Усилием воли он придал лицу равнодушно-светское выражение. Сказал потерянно:
– Что ты со мной сделала? Я с ума схожу…
Таня прищурилась, выговорила громко:
– Вы совершенно правы, ротмистр, старикам следовало бы себя ограничивать в спиртном…
К ним подходил пристав Мигуля, в парадном мундире, при всех регалиях – еще один почетный гость.
Когда он оказался совсем рядом, Бестужев уже выглядел, как человек вне всяких подозрений, – но далось это нелегко.
– Изволили слышать, какой вышел казус? – спросил Мигуля, явно испытывая в присутствии Тани определенную робость. – Ничего-с, там Ивана Мокеича уже напотчевали шустовским, скоро уложат в коляску и баиньки повезут, проспится, помягчает и забудет-с…
– Но ведь ротмистр прав, и это недоказуемо? – спросила Таня. – Братья Буторины – милейшие люди, забавные старички, сами они ни в чем предосудительном не замечены…
– Совершенно правильно, Татьяна Константиновна, недоказуемо-с, – поклонился Мигуля. – Вообще, не извольте нервничать, там уже стоит черкесец Исмаил-оглы и клянется магометанским богом, что он сам присутствовал в девятьсот четвертом, когда Андрюшка Буторин у неизвестного проезжего этот самый кулон покупал. Папенька ваш, Татьяна Николаевна, – большого и быстрого ума человек-с… – он чем-то неуловимо напоминал африканского гиппопотама, пытавшегося станцевать котильон. – Осмелюсь спросить, когда же увидим вас в приятной роли новобрачной?
– Не берет никто, Ермолай Лукич, – она улыбнулась так, что сердце Бестужева вновь ухнуло в смертную тоску. – Простите, мне пора…
И упорхнула, так и не закончив фразы. Презирая себя, но будучи не в силах с собой совладать, Бестужев отвел пристава в сторонку, к приоткрытому окну:
– Ермолай Лукич, можно вас спросить? Вы не обязаны отвечать, но… Надеюсь, в материалах касаемо ваших «танцующих подпольщиков», не зафиксировано имени… – и посмотрел в ту сторону, куда ушла Таня.
Мигуля покряхтел и тихонько сказал:
– Да не томите себя, ротмистр. Танечка – девушка своеобразная и вольная, но это вам не Серебрякова. Ни в чем похабном симпатия ваша не замечена-с, даю вам офицерское слово… Да не сверкайте вы так на меня глазами-то, Алексей Воинович, – досадливо поморщился он. – Дело ваше, дело молодое. Вы только послушайте совета старого полицейского волка-с: с девицами, занимающими в обществе подобное положение, следует соблюдать строжайшую конспирацию.
– Вы о чем? – недобро спросил Бестужев.
– Слухи поползли-с, Алексей Воинович. Пока что – смутные и неоформившиеся, однако два имени настойчиво связываются, с присовокуплением-с нахальных выдумок, будто дело дошло до тех вольностей, что допустимы лишь у легкомысленных французишек… Вы уж поосторожнее. Я уж, простите, не буду конкретизировать источники, однако, как вы легко догадаетесь – человек опытный, сыщик, – ползут эти слухи не со стороны низших классов… Не хотелось бы мне, чтобы у вас с господином Иванихиным начались опасные контры…
Он поклонился и побыстрее отошел с таким видом, что бросаться вслед, требуя подробностей, было заранее бессмысленно. Бестужев, чувствуя себя прескверно, огляделся. Большая часть гостей еще не садилась за стол в ожидании новой перемены блюд, но Мельников как раз остался на месте, о чем-то лениво беседовал с Даником.
Нужно было, во-первых, претворять план в жизнь, во-вторых, уходить отсюда. Казалось, что здесь он – лишний, несмотря на все хлебосольство Буториных. Но какая же сволочь пронюхала и начала…
Он приблизился сзади и вежливо сказал:
– Рад вновь видеть вас, господин Мельников. Вы, я вижу, веселы и беспечны…
– В полном соответствии с местом пребывания нашего, – ответил Мельников со спокойной уверенностью барина. – А вы что же, в хлопотах?
– Увы, – сказал Бестужев. – Нет, господин Инженер, нам, сатрапам, покоя и отдыха, даже в такой день… Позволите, я лишь ненадолго прерву вашу увлекательную беседу? Вы, помнится мне, в свое время показали, что никогда не навещали господина Струмилина в гостинице «Старая Россия»?
– Да, именно. Меня расспрашивали, как и всех, кто был с ним знаком…
– Это ваш стакан? – невежливо прервал его Бестужев.
– Да, – поднял бровь Мельников.
– Пст! – щелкнул пальцами Бестужев, полуотвернувшись.
Перед ним моментально вырос вышколенный официант. Бестужев взял чистое блюдечко, поставил на него стакан, накрыл вторым блюдечком и подал «шестерке»:
– Моя личность вам известна? Нет? Я – офицер охранного отделения, вот моя карточка. Извольте отнести это на кухню, – он поднял нижнее блюдечко. – Плотно обмотайте бумагой, ни в коем случае не прикасаясь к стакану. Перевяжите шпагатом. Потом принесете мне. Ясно?
– Так точно-с, – заверил официант, не выразив ни малейшего удивления, словно к нему каждый день обращались со столь идиотскими просьбами. – Будет сделано, в лучшем виде-с.
Подхватил блюдечко и, балансируя сооруженной Бестужевым конструкцией, стремительно удалился к выходу. Даник таращился на Бестужева так, словно узрел привидение. Мельников держался не в пример более хладнокровно. Он спросил:
– В чем дело, ротмистр?
– Помилуйте, да нет никакого «дела»… – сказал Бестужев со злым воодушевлением.
– Но вы так странно себя ведете…
– Неужели? – иронически усмехнулся Бестужев. – Бога ради, объясните, в чем эта странность заключается?
– Вы забрали мой стакан…
– Возьмите чистый, их здесь сколько угодно… – поклонился Бестужев с издевательской вежливостью. – Господин Мельников, вы меня удивляете. Этому питекантропу, – он небрежно кивнул в сторону Даника, – простительно было бы усматривать в моих действиях некие странности… Но вы-то – человек образованный, инженер, представитель точных наук. Неужели никогда не слышали о науке дактилоскопии? В Европе с ее помощью наши тамошние коллеги уже несколько лет творят сущие чудеса, у нас в империи дактилоскопия пока что не получила должного развития, но определенные успехи, честное слово, достигнуты…
