Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник
Возможность разными путями достичь цели усложняла его задачу, ибо у вора имелось несколько путей отступления. Начав подниматься, он быстро добрался до верха, задул свечу и угостил печеньем вытянувшегося рядом Плутона. Устроившись в стенной нише, он наблюдал за длинным коридором, куда выходили двери нескольких комнатушек. Когда глаза его привыкли к темноте, он отчетливо разглядел ночные вазы, выстроившиеся в линейку на одинаковом расстоянии друг от друга. За время его ожидания обитатели комнатушек дважды выходили в коридор опустошить свои ночные горшки.
Когда время приблизилось к трем, вдалеке послышался шум. Плутон проснулся и грозно заворчал. Николя погладил его, пес с благодарностью лизнул ему руку и умолк; однако чувствовалось, что он весь напрягся и приготовился к прыжку. Шум приближался, и скоро Николя различил шаркающие шаги, сопровождавшиеся бряцанием железа. Сердце его сильно забилось, словно перед боем или на охоте, когда дичь неожиданно выскакивает из зарослей. Звуки доносились с противоположного конца коридора.
Внезапно он увидел мерцающий свет, не освещавший ничего вокруг. Возле его ног, напрягшись, задрожал Плутон. Интересно, что заставило его дрожать: страх или инстинкт охотника? Далее события разворачивались с невероятной стремительностью. Николя вскочил. Холодный огонь, неуклонно двигавшийся вперед, оказался совсем близко. Именем короля комиссар велел ему остановиться. Огонь остановился и, повернувшись вполоборота, бросился бежать. Велев Плутону догнать и взять дичь, комиссар спустил его с поводка. В один прыжок пес исчез из поля его зрения. Он слышал, как собачьи лапы стучат по паркетному полу, затем в наступившей тишине раздался сухой треск, а следом жалобный вой.
Выхватив из кармана пистолет, Николя выстрелил в воздух. С потолка посыпалась штукатурка. Громкими криками он позвал гвардейцев. Из распахнувшихся дверей в коридор с воплями выскакивали полуголые жильцы. В мгновение ока все пространство оказалось заполненным перепуганными и орущими людьми. Чтобы пробиться в другой конец коридора, Николя пришлось применить грубую силу. Добравшись до цели, он увидел лестницу и в несколько прыжков преодолел лестничный пролет. На лестничной площадке аттика он наткнулся на недвижное тело Плутона. Ощупав его, он понял, что собака еще дышит. Тогда он зажег свечу и увидел, что его товарищ весь в крови. При каждом шаге под ногами что-то скрипело, словно по площадке рассыпали песок. Быстро спустившись вниз, он убедился, что там все спокойно. Со стороны улицы Сюрантанданс тяжелым шагом бежал караульный отряд во главе со знакомым ему лейтенантом, а следом за ними, обливаясь потом, трусил Тьерри. Вскоре подбежал и Триборт. Оказалось, он тоже ничего не видел — ни до громко прозвучавшего в ночной тишине выстрела Николя, ни после выстрела.
Перекрыли все входы и выходы. Николя вместе с гвардейцами обшарил каждый уголок дома, коридор за коридором, этаж за этажом, но так и не нашел ни малейшего следа ночного посетителя. Неразрешимая загадка приводила Николя в бешенство. На лестнице стоял неприятный запах, успевший проникнуть во все комнаты; его отнесли на счет загадочных варев, которые, невзирая на запреты разводить огонь по ночам, готовили себе некоторые обитатели комнатушек. Николя взял на руки несчастного Плутона; собака по-прежнему тяжело дышала.
Операция провалилась, а тайна осталась. В надежде, что загадочный визитер больше не сунется в Дом для прислуги, Николя поблагодарил лейтенанта и его людей. Вместе с караулом удалился и Тьерри, с грустью заметив, что, следуя обычаю королевской псарни, раненых собак в живых не оставляют, а приканчивают на месте. Но Николя успокоил его. Никто не собирается убивать такую отважную и преданную собаку. Он берет все на себя, обо всем позаботится и сделает все возможное, чтобы спасти пса. И с помощью Триборта уложил собаку в кабриолет.
Дома они осторожно положили Плутона на стол в кухне. Триборт, многому научившийся во время службы на кораблях Его Величества, осмотрел рану, нанесенную, судя по ширине, кинжалом или ножом. Удар пришелся на левое плечо, видимо, в тот момент, когда собака прыгнула на неизвестного. Рану очистили, промыли водкой и промокнули губкой. Затем Николя увидел, как Триборт взял толстую иглу, напомнившую иглу сапожника, отрезал кусок суровой нитки, натер ее жиром, вставил в иглу и, сблизив края раны, принялся аккуратно зашивать ее; закончив дело, он смазал шов медом. Плутон, очнувшись, принялся старательно вылизывать руку лекаря.
— Черт побери, это он мед слизывает.
— Нет, матрос, это он вас благодарит.
Уложив Плутона на старое одеяло, Николя и Триборт рассказали друг другу, что довелось увидеть каждому, и расстались, чтобы успеть поспать до наступления утра.
Вторник, 11 августа 1778 года.
Громкое пение дрозда, пробудившегося с первыми лучами солнца, разбудило Николя. Не дожидаясь, пока ему принесут горячей воды, он привел себя в порядок и направился в кухню, откуда доносились голоса и взрывы хохота. Распахнув дверь, он увидел за столом Триборта и Бурдо; на столе стояло блюдо с ветчиной и свежим хлебом. Оба его помощника держали в руках стаканчики и как раз собирались опустошить их. У их ног, тихо поскуливая, лежал Плутон; судя по тому, что нос его мелко подрагивал, а глаза заинтересованно смотрели по сторонам, было понятно, что пес пошел на поправку.
— Боже, — воскликнул Николя, — однако, голубки мои, утро еще не наступило, а вы уже со стаканами в руках!
— Это все потому, что ночь оказалась коротка, господин офицер! И вдобавок жаркая. Приходится восполнять запасы жидкости в организме, особенно когда работаешь языком.
— Мы познакомились, — раскрасневшись, радостно сообщил Бурдо.
— Что ж, мне остается только присоединиться к вашему завтраку.
И Николя принялся излагать инспектору события предшествующей ночи.
— М-да, — задумчиво проговорил тот, — весьма любопытное приключение, однако оно не имеет ни малейшего отношения к нашему расследованию.
— Никакого.
— Черт побери, — воскликнул Триборт, отрезая Николя третий ломоть ветчины, — не могу понять, как вору удалось сбежать незамеченным? Держите, отличный кусочек, с жирком. Скажу честно: постное мясо мне в глотку не лезет.
— В самом деле, ответа на этот вопрос нет.
— Не мог он пройти незаметно. Как только раздался выстрел, а прозвучал он громко, словно из пушки, так дом тотчас окружили со всех сторон. Я с одной стороны, караул с другой. Ни одной кареты не стояло — не проехало…
Подкрепившись, Николя повел Бурдо в парк. Жара еще не началась, и розы, усеянные мелкими капельками росы, источали удушающий аромат.
— Расскажи мне, какие новости заставили тебя подняться так рано и отправиться разыскивать меня в Версале?
— Рано? Вовсе нет. Тебе показалось. Впрочем, я не ужинал и не спал. К счастью, твой матрос… После нашей встречи я пробегал целый день и часть ночи.
— Но, похоже, не напрасно.
— Совершенно верно! Сначала о д’Асси. Он подкидыш, в двенадцать лет отданный в учение к часовщику в Лизье. Через год сбежал, прихватив часы и кассу учителя. Я нашел приказ о его розыске. Настоящее имя Жак Саном. Полиция нравов несколько раз арестовывала его, однако никто не догадался связать его дело с делом сбежавшего воришки. Работал натурщиком у художников, пока наконец не занялся своим особым делом. Клиентов чаще всего ищет в Воксхолле, в Атенее или в Тюильри. Остроумный, любит сорить деньгами, задолжал поставщикам, играет, но редко. Соседи Ренара по улице Пан видели его. Он часто приходил к нему и оставался на ночь. И, самое главное, в ночь смерти Ламора он действительно был там, как нам и сообщил Ретиф. Но утром он вышел из дома один.
— И что это значит?
— Что Ренар не пошел вместе с ним.
— Но он мог выйти позднее.
— А вот и нет, тут наше уязвимое место. Он не ночевал у себя. Привратница, что ведет хозяйство инспектора, утверждает, что дома его не было. Следовательно, в ту ночь он от нас ускользнул, обведя вокруг пальца и Филина, и нас заодно.
— Это все меняет!
— Да еще как! Но и это еще не все. Приглашение в Самаритен, доставленное маленьким савояром, действительно написано рукой инспектора. Сравнение образцов почерка не оставляет сомнений. Но листок, пришпиленный к стене, напротив, написан не его рукой.
— Итак, то, что мы полагали ясным, снова запутывается. Что еще?
— О! Кинжал, который ты мне дал, оказался итальянской работы. Такие имеют хождение в Перудже. Это подтвердили оружейник и два торговца редкостями, так что ошибка исключается. И, наконец, пробегав весь вечер, я нашел кучера, подвозившего высокую даму, прыгнувшую в фиакр возле Самаритен.
— Скольким же я тебе обязан, Пьер!
— Кучер сообщил мне, что отвез ее в Версаль и высадил на улице Сатори.
