Сергей Богачев - Проклятие Митридата
Глава 37
Последняя «работа» Реваза
18 октября 2013 года
— Каждая история имеет свое начало и конец. Не может такого быть, чтобы развернувшееся действие или событие замерло как в пространстве, так и во времени. И люди, участники этих событий, не могут остановиться на полпути. Если такое происходит, все должны понимать, что это нарушение законов физики, которое отрицательно влияет на общее психоделическое состояние отдельного индивидуума и энергетическое равновесие добра и зла в масштабах нашей Вселенной…
— Послушай, индивидуум, можешь ты хоть сейчас помолчать на эту тему? — попросил Черепанов сидящего рядом с ним Заборского. — Посмотри вокруг: неужели тебе не хватает вечности и покоя?
Машина Ивана отъезжала от ворот городского кладбища. Только что они проводили в последний путь Степана Степановича Белякова. Злые языки утверждали, что местный олигарх «допился до ручки», но Степана Степановича подстерегла более серьезная болезнь, которая не оставила ему никаких шансов. Узнав свой диагноз, Беляков отказался поехать для лечения в Израиль или Германию, как это делали многие обеспеченные люди. Из Америки прилетели две его дочери, которые не отходили от отца ни на минуту. Умер Степан Степанович, как и хотел, дома, в окружении самых родных людей.
В последний раз они виделись, когда Беляков уже был в больнице. Выслушав рассказ Черепанова о признании Клары Иосифовны Мачавариани и проведенных арестах, Степан Степанович задал только один вопрос: «А где пектораль?», но, узнав, что ее так и не нашли, окончательно потерял интерес к этой теме.
Ивану наконец удалось протиснуться между автомобилями, плотно стоявшими вдоль кладбищенской ограды, и выехать на ведущее в город шоссе. За окном замелькали домики с копающимися на приусадебных участках хозяевами. Через приоткрытое окно в салон автомобиля проник щемяще-грустный запах осенних костров. «Последние дни октября, — подумал Иван, — самое время рвануть всем вместе куда-нибудь в лесной пансионат и выбросить из головы эту проклятую пектораль!».
С той памятной поездки в Харьков, когда прозвучало признание Клары Иосифовны, прошло уже два месяца. Экспертиза подтвердила, что в Полищука стреляла именно она. Клара Иосифовна рассчитала все идеально и сама поставила финальную точку в этой трагической истории, приняв под видом сахарина яд.
Еще один участник событий, генерал-майор Писаренко, застрелился в одиночной камере СИЗО. Пистолет с единственным патроном передала ему, судя по всему, молодая жена Татьяна. Известию о самоубийстве генерала Черепанов нисколько не удивился: люди, знающие столько, сколько знал Писаренко, до суда, как правило, не доживают.
Капитан Сидорченко стал майором. Но вырваться на офицерский мальчишник, устроенный по случаю его повышения, Черепанову не удалось.
А вот Перебейнос так и остался с погонами полковника. На прямой вопрос Ивана, почему он не получил генеральское звание, Юрий Викторович отшутился, что, мол, лучше быть единственным полковником в небольшом городе, чем сотым генералом в столице.
Как-то они встретились на очередной сессии городского совета.
Отведя Ивана в сторонку, Перебейнос спросил:
— Вот ты скажи мне, старому дураку, Иван Сергеевич, как после всего этого не верить в проклятие фараонов?
Увидев недоуменный взгляд Черепанова, он объяснил:
— Я тут на днях посчитал, скилькы людей помэрло от той клятой пекторали. Семь человек, Ваня! Семь! Вот как после этого не верить в проклятие?
«Вместе с Беляковым уже восемь, — громко вздохнув, подумал Иван, выезжая на оживленную магистраль города. — Кажется, все-таки восемь».
* * *Идея поехать на недельку в пансионат вместе с Заборскими принадлежала Ольге. Иван поначалу сопротивлялся, объясняя, что с Виталием, у которого двое маленьких ребятишек, спокойного отдыха не получится, но Ольга его и слушать не хотела.
И она оказалась права. Каждое семейство отдыхало так, как ему нравилось. Вместе собирались только поздним вечером, когда дети уже спали. Пили чай и, как говорила Ольга, «вели светские беседы».
Вот и сейчас, забравшись на диван, женщины укутали ноги пледом и мило болтали, а мужчины коротали вечер, играя в шахматы. В это время по телевизору, на который никто не обращал внимания, передавали новости. «Сильнейший пожар охватил левое крыло Харьковского дворца детского и юношеского творчества, — вещал между тем диктор. — Благодаря самоотверженным действиям четырех пожарных расчетов огонь удалось потушить. Необходимо отметить, что за последние месяцы это уже третий пожар в здании бывшего дворца пионеров, которое расположено в самом центре города».
Рука Заборского зависла над шахматной доской. Он встретился взглядом с шефом, и они поняли друг друга без слов.
— Что с вами, мальчики? — удивленно спросила Ольга.
— Я же говорил, что с Заборским отдыха не получится, — виновато ответил Иван.
* * *— В который раз уже горим, а понять, откуда такая напасть, никто не может, — жаловалась Черепанову с Заборским пожилая вахтерша из харьковского дворца пионеров, или, как теперь говорят, дворца детского и юношеского творчества. — И что интересно, загорается только левое крыло. Проверили все от крыши и до подвала и ничего, что могло бы вызвать пожар, не нашли. Прямо проклятие какое-то на наши головы!
Дежурная принадлежала к той категории людей, с которыми очень любят общаться журналисты и следователи: им не нужно задавать никаких вопросов, они сами все расскажут.
— Это вы меня ожидаете?
Пересекая вестибюль, к ним приближалась невысокого роста, моложавая, но уже с сединой в волосах женщина.
Протянув Черепанову, а затем Виталию руку, она представилась:
— Каминская Вера Алексеевна, руководитель археологического кружка.
Пока поднимались наверх к юным археологам, Черепанов что-то говорил о небывалом интересе к истории родного края, охватившем в последнее время Лугань, и просветительской миссии телекомпании «Зенит».
Вера Алексеевна с пониманием отнеслась к сказанному. Для нее, выражаясь языком Заборского, любимое дело было не профессией, а диагнозом. Выяснилось, что она профессиональный археолог, участвует в раскопках скифского городища, пишет научные статьи, но при этом большую часть своей жизни посвятила работе с детьми. Была ли она знакома с Ревазом Мачавариани? Конечно, ведь университет находится совсем рядом и многие преподаватели, особенно молодые, подрабатывают во дворце. Реваз занимался с детьми археологическими реконструкциями — лепили из глины горшки, добывали огонь трением, пытались из кремня изготовить каменные орудия труда.
Вера Алексеевна распахнула перед журналистами одну из многочисленных дверей:
— Вот, кстати, кабинет, в котором проводил занятия Реваз.
У этой комнаты практически отсутствовали стены: они были заставлены высокими стеллажами, на которых аккуратными рядами стояли всевозможные кувшины, горшки, миски и еще какие-то вещи, назначение которых Черепанов даже не пытался угадать.
Центральную стену кабинета, расположенную прямо напротив входа, украшали гипсовые копии древних вещей. Среди них в глаза сразу же бросалась золотая пектораль.
— Вы тоже обратили внимание на пектораль? — скорее констатировала, чем задала вопрос Вера Алексеевна. — Она появилась у нас совсем недавно. Это последняя работа Реваза Константиновича.
— Вы позволите? — спросил Заборский, аккуратно снимая гипсовую модель со стены. — Тяжелая…
* * *— Ну и что будем делать? — спросил у Заборского Иван, рассматривая харьковскую улицу из окна гостиничного номера.
Посередине стола на обыкновенной газете лежала золотая скифская пектораль. Им пришлось немало повозиться, чтобы со всей возможной аккуратностью освободить реликвию от слоя гипса. Это была завораживающе красивая вещь. Вот лошадь, спину которой терзает фантастическое существо с крыльями и клыкастой пастью; вот теленок, испуганно прижавшийся к боку матери; а вот бородатый скиф, который занес свой короткий меч над головой безусого юноши… Пектораль можно было рассматривать часами.
Вернувшись к столу, Черепанов сам себе ответил:
— У нас два варианта. Первый — позвонить Перебейносу и сейчас же отнести эту красоту его другу, подполковнику Яковлеву. Второй — отправить ее курьерской доставкой еще одному нашему фигуранту — младшему Полищуку. Ведь этот Эдичка — единственный, кому удалось избежать расплаты. Но мы-то с тобой, Виталий, лучше других знаем, что заправлял всем наркобизнесом в нашей родной Лугани именно он, да и в истории с пекторалью еще как отметился.
— Вы что же, Иван Сергеевич, верите в эти байки о проклятии пекторали? — Заборский не скрывал своего удивления.
