Борис Акунин - Любовник смерти
Полковник попробовал открыть барабан, но у него тряслись руки. Тогда он просто откинул револьвер в сторону — тот лязгнул об пол, малость покрутился и застыл.
Последним избавился от пуль Будочник.
— Так-то лучше, — крякнул он, засучивая рукава. — От пукалок этих одна морока. Нут-ко, померяемся, кто кого. Только тихо! Кто орать будет — тому первому смерть.
Князь вытянул из кармана кастет. Очко отошёл к стене, тряхнул кистью — у него между пальцами блестящей рыбкой замельтешил клинок. Упырь нагнулся, взял из груды серебряный прут, пару раз махнул, со свистом рассекая воздух. Даже пристав оказался не прост. Отбежал в угол, щёлкнул чем-то, и из кулака у него выпрыгнула узкая полоска стали — тот самый ножик, которым он в участке яблоко резал.
Инженер же просто двинулся вперёд, пружинисто ступая на чуть согнутых ногах. Ай да Эраст Петрович, голова-палата, ловко всё обернул. Ну он им покажет, предвкушающе потёр ладони Сенька. Как пойдёт руками-ногами молотить, по всей японской науке!
Скорик тронул Смерть за плечо: гляди, мол, чего сейчас будет. А она говорит:
— Ах, как хорошо всё выходит, будто по молитве. Пусти-ка, Сенечка.
Повернулась, быстро поцеловала его в висок и выбежала на середину каморы.
— А вот и я, ваша Смерть! Легка на помине.
Нагнувшись, подцепила с пола брошенный приставом револьвер, взялась за него обеими руками, щёлкнула курком.
— Спасибо вам, Эраст Петрович, — сказала она остолбеневшему инженеру. — Вы очень хорошо придумали. Идите себе, вы здесь больше не нужны. Уводите Сеню, да поживей. А вы, любовнички мои ненаглядные, — обернулась она к остальным, — тут, со мной, останетесь.
Князь, зарычав, кинулся было к ней, но Смерть подняла дуло к потолку.
— Стой, выстрелю! Думаешь, побоюсь?
Уж на что Князь храбрец, и то попятился — вот как убедительно она крикнула.
— Не нужно этого! — опомнился господин Неймлес. — Прошу вас, уходите! Вы только всё испортите.
Она мотнула головой, сверкнула глазищами.
— Ну уж нет! Как же я уйду, если мне такая милость от Господа? Всегда боялась — буду неживая в гробу лежать, а все смотреть станут. Теперь никто меня мёртвую не увидит, и хоронить не надо. Земля-матушка прикроет.
Сенька увидел, как Будочник, мелко переступая, боком-боком двинулся к Упырю и Князю, зашептал им что-то. А Эраст Петрович на них не смотрел, только на Смерть.
— Вам незачем умирать! — крикнул он. — Что вы вбили себе в…
— Давай! — выдохнул Будочник, и все трое — он, Князь и Упырь — кинулись на инженера.
Городовой налетел на него всей своей тушей, прижал к стене, ухватил за запястья и растянул Эрасту Петровичу руки крестом.
— Ноги! — прохрипел Будочник. — Он лягаться мастер!
Князь и Упырь присели на корточки, схватили господина Неймлеса за ноги. Он задёргался, будто рыба на крючке, а вырваться не может.
— Пустите его! — вскрикнула Смерть и наставила револьвер, но стрелять не стала.
— Эй, очкастый, отбери у ней оружию! — приказал городовой.
Очко двинулся прямо на Смерть, вкрадчиво приговаривая:
— Верни, жестокая, молю, младой любви залог священный.
Она повернулась к валету.
— Не подходи. Убью!
Но тонкие руки, сжимавшие револьвер, дрожали.
— Стреляйте в него! Не бойтесь! — отчаянно крикнул Эраст Петрович, пытаясь вырваться.
Но могучие лапищи Будочника держали его крепко, да и скорченные Упырь с Князем, хоть и злобно щерились друг на друга, но пленника не выпускали.
— Чёртов болван, стойте! — взвыл пристав. — Она выстрелит! Вы всех нас погубите!
Тонкие губы валета расползлись в улыбке:
— Сами вы болван. Мадемуазель не выстрелит, пожалеет красавца-брюнета. Это, пёс легавый, называется любовь.
Внезапно он сделал два быстрых, широких шага, вырвал у Смерти “кольт” и отбросил его подальше — к самому выходу, после чего спокойно сказал:
— А теперь кончайте умника, можно.
— Чем, зубами, что ли? — просипел побагровевший от натуги Будочник. — Здоровый черт, еле держим.
— Что ж, — вздохнул Очко, — долг интеллигенции — помогать народу. Ну-ка, служитель правопорядка, чуть в сторонку.
Городовой отодвинулся насколько мог, а валет не спеша поднял нож, готовясь к броску. Сейчас сверкнёт стальная молния, и не будет больше Эраста Петровича Неймлеса, американского инженера.
“Кольт” валялся на полу в двух шагах от горловины и посверкивал воронёной сталью, будто подмигивал Сеньке: что, Скорик, слабо?
А, была не была, двум смертям не бывать, одной не миновать!
Он кинулся к револьверу, схватил его и как заорёт:
— Стой, Очко! Жизни лишу!
Тот обернулся, редкие брови удивлённо поползли вверх.
— Ба, явление седьмое. Те же и Скорик. Зачем ты вернулся, дурашка?
— Эй, малый! — зачастил жавшийся к стене пристав. — Не вздумай! Ты не знаешь — тут стрелять нельзя, обвал будет. Завалит вчистую!
— Обвал!!! — вдруг пронзительно крикнул Эраст Петрович.
В то же мгновение раздался грохот, куча земли и щебня, загораживавшая дверной проем, шевельнулась и обрушилась. Под истошный вопль пристава из завала выпросталась плотная, коренастая фигура в чёрном. Упругим шаром она выкатилась на середину сокровищницы и с воинственным клёкотом кинулась на валета.
Маса!
Вот уж чудо так чудо!
Эраст Петрович немедленно воспользовался замешательством врагов: Князь отлетел в одну сторону, Упырь в другую. Из лап Будочника инженеру, правда, вырваться не удалось, и после короткой борьбы оба рухнули наземь, причём городовой очутился сверху и пригвоздил господина Неймлеса к земле, по-прежнему крепко держа его за запястья. Однако теперь Упырь и Князь помогать Будочнику не стали — ненависть друг к другу оказалась сильней. Сцепившись, фартовые покатились по земле.
Очко швырнул нож в японца, но тот успел присесть. Так же легко Маса увернулся от второго и третьего ножа. Однако опустошив свой манжетный арсенал, валет не угомонился — откинул полу длинного сюртука, и Сенька разглядел прикреплённую к брючному ремню деревянную тросточку.
Что у Очка в трости, Скорик помнил — длиннющая заточка под названием “шпага”. Не забыл он и про то, как лихо управляется валет с этой страшной штуковиной.
Заложив левую руку за спину и выставив вперёд ногу, Очко засеменил вперёд, высвистывая клинком сверкающие круги. Маса попятился. Ещё бы, с голыми-то руками!
— Стрельну! Сейчас стрельну! — закричал Сенька, но никто на него даже не оглянулся.
Он стоял, как дурак, с заряженным револьвером, а все на него плевали с отхарком, каждый был занят своим делом: Будочник сидел на инженере и всё норовил припечатать его в лицо своим чугунным лбом; Князь с Упырём рычали и взвизгивали, будто два осатаневших кобеля; Очко загонял в угол Масу; Смерть пыталась стащить городового с Эраста Петровича (только куда ей против такого бугая); полковник очумело озирался по сторонам, выставив вперёд свой нож-попрыгунчик.
— Что встал, собакородие?! — прохрипел Будочник. — Вишь, одному мне не сладить! Режь его! Промеж собой после разберёмся!
Подлый пристав — ещё слуга закона называется! — послушался, кинулся резать лежащего. Оттолкнул Смерть, замахнулся, но она вцепилась ему в руку.
— Да смотрите же на меня, гады! — плачущим голосом закричал Сенька, потрясая “кольтом”. — Щас как пальну — всех к бесовой тёще завалит!
Солнцев перехватил нож левой рукой, не глядя ткнул Смерть остриём в бок — та осела на пол. Лицо у ней сделалось удивлённое, точёные брови поднялись кверху, будто от некой радости. Она осторожно прикрыла руками раненое место, и Сенька с ужасом увидел, как меж её белых пальцев заструилась кровь.
— Подвинься, черт! — выдохнул пристав, опускаясь на колени. — Сейчас я ему в шею!
И стало Скорику всё равно. Пускай святая Троица всех тут подавит, раз такие дела. Он выставил вперёд револьвер и не целясь нажал на крючок.
Оглох сразу, даже выстрела толком не слышал — просто заложило уши, и всё. Из ствола скакнул язык пламени, голова полковника отчаянно мотнулась в сторону, словно указывая некое направление, и тело тут же последовало указанию — именно в ту сторону и повалилось.
Дальше всё закончилось очень быстро, в гулкой и страшной тишине.
Потолок-то ничего, не обрушился, только пыль немножко осыпалась. Зато Эрасту Петровичу удалось выдернуть у оглянувшегося на грохот Будочника левую руку. Этой рукой инженер распорядился следующим образом: сжал в кулак и коротко ударил городового пониже подбородка. Будочник только всхрапнул, да и бряк набок, чисто бык на бойне.
Сенька повернулся в другую сторону — застрелить уж заодно и Очка, пока своей тыкалкой Масу не пропорол. Но обошлось без Скорикова участия. Загнав сенсея в самый угол, валет, как разжатая пружина, выбросил вперёд руку со шпагой и по всему должен был бы пришпилить японца к стенке, но клинок со звоном ударился о камень — Маса скакнул влево и плеснул рукой. Из руки вылетело что-то маленькое, блестящее. Очко вдруг закачался, будто ватная кукла. Вяло потянулся к горлу, но не достал — руки у него обвисли, колени подогнулись, и валет рухнул навзничь. Голова запрокинулась, стало видно, что в горло глубоко впилась стальная звёздочка с острыми краями. Вокруг диковинной штуки пузырилась тёмная кровь, а сам Очко лежал тихо, только немножко дёргал ногами.
