Оливер Пётч - Дочь палача и дьявол из Бамберга
В отличие от прошлого раза Якоб решил подойти к живодерне с обратной стороны. Он понятия не имел, что Бартоломею понадобилось в это время в лесу, но не хотел давать ему возможность избежать разговора.
А причин, чтобы поговорить, было предостаточно.
Когда Георг сказал ему, что Бартоломей отправился на живодерню, Якоб немедленно пошел за ним. Его недоверие к младшему брату росло с каждым днем. Пометка в травнике Лоницера стала последней каплей. Неужели Бартоломей и в самом деле готовил снотворное? Снотворное, которым предполагаемый оборотень усыплял своих жертв? Обвинение было достаточно серьезное, и поначалу старший Куизль отказывался в это верить. Но потом ему вспомнилось множество других странностей. Тот незнакомец в плаще и шляпе, которого Якоб видел рядом с домом скорняка, – он хромал и даже издалека показался Магдалене знакомым. Когда речь заходила об оборотнях, Бартоломей всякий раз обрывал разговор, словно не хотел, чтобы Якоб лез в это дело. Он постоянно, без всяких объяснений, шатался по лесу. И его помощник Алоизий, видимо, тоже чего-то недоговаривал. Куизль уже дважды пытался пройти на задний двор живодерни, и каждый раз его в грубой форме одергивали. Что же от него там прятали такое, чего не позволялось видеть?
Что ж, в этот раз от него так просто не отделаются. Якоб обогнул поляну и направился к постройкам с противоположной стороны. Собаки заливались радостным лаем – похоже, кто-то был возле псарни.
Подкравшись к строениям, уже видневшимся за деревьями, Куизль тихо выругался. Стен или заборов с этой стороны не оказалось, но в этом и не было необходимости. Проход загораживали густые, усеянные шипами заросли боярышника. Палач попытался пролезть сквозь них, но продвинулся всего на пару шагов, а колючки, как длинные когти, уже разодрали одежду. Пробираться дальше вообще не имело смысла. Якоб выбрался из колючих зарослей и двинулся вдоль кустарника, пока не обнаружил среди папоротника, плюща и чертополоха естественный лаз высотой до колена. По всей видимости, здесь совсем недавно пролез какой-то зверь.
Выругавшись вполголоса, палач пригнулся и пополз на четвереньках сквозь заросли. Шипы без конца цеплялись за одежду, колючие ветки царапали лицо, и репьи путались в бороде. Но Якоб все-таки перебрался на другую сторону.
Он оказался возле одного из сараев, расположенных позади дома. Собаки уже не лаяли, но где-то совсем рядом слышался низкий, злобный рык.
И доносился он не из псарни.
Куизль огляделся. В нос ударил приторный запах, и к горлу сразу подступила тошнота. По левую руку тянулся длинный ров, в котором, присыпанные известью, виднелись ошметки шкур и кости. Над ямой черным облаком кружили мухи.
Свальная яма. Хоть в этом отношении Алоизий не солгал.
Задержав дыхание, Куизль направился к ближайшим двум строениям. Одно из них представляло собой сколоченный на скорую руку сарай, и держали в нем, скорее всего, дрова. Второе было куда внушительнее, устроенное из крепких досок и с массивной дверью. На уровне глаз по всему периметру были проделаны узкие щели.
Оттуда и доносился рык.
Палач осторожно подошел к двери. На сырой земле были видны следы, они вели со стороны дома к сараю и обратно. Похоже, кто-то был здесь совсем недавно. Куизль взглянул на засов, запертый на ржавый замок. Присмотревшись, он заметил, что скоба замка была отодвинута. Тот, кто был здесь, не потрудился запереть его как следует.
Или он вернется в ближайшее время.
Рев стал еще громче. Низкий и угрожающий, он походил на медвежий. Якоб вынул замок из засова и неслышно положил на землю.
Потом принялся медленно отодвигать засов.
Что-то царапнуло дверь изнутри.
Куизль помедлил, но потом все-таки приоткрыл дверь. Если и существовала какая-то опасность, ему просто необходимо было взглянуть на нее. Возможно, тогда он получит ответы на многие свои вопросы…
В этот миг за спиной у него послышался шум, и палач заметил краем глаза, как мелькнула дубинка. Он инстинктивно пригнулся, так что удар пришелся не по затылку, а в плечо. Но удар оказался такой силы, что Куизль рухнул как подкошенный и уткнулся лицом в грязь и мокрую листву.
Прежде чем нападавший замахнулся во второй раз, палач перевернулся на спину и выбросил вперед обе ноги. В глаза набилась сырая земля, но Якоб, не видя, почувствовал, что удар достиг цели. Противник вскрикнул и повалился на спину.
Только теперь у Куизля появилась возможность вытереть грязь с лица. Он вскочил и приоткрыл глаза. Перед ним, всхлипывая, лежал Алоизий и держался за промежность. Рядом валялась дубинка, которой он свалил палача.
– Чертов ублюдок! – прохрипел Якоб. – Тебе чего…
– Осторожно, дверь! – прогремел вдруг громкий голос.
В следующий миг из-за сарая показался Бартоломей. Несмотря на хромоту, он был проворен, как черт. Брат метнулся к двери, уже распахнувшейся. В нее ударилось что-то тяжелое, раздался свирепый лай и рев. Дверь приоткрылась, и Якоб заметил белесый силуэт и пару красных сверкающих глаз.
– Быстрее, помоги! – крикнул Бартоломей.
Якоб вскочил и встряхнул головой, словно хотел отогнать дурное видение. Потом всем весом налег на дверь. Младший Куизль со вздохом облегчения задвинул засов и защелкнул замок. Яростный лай не утихал еще какое-то время, дверь сотрясалась под ударами, но выдерживала. В конце концов лай сменился тихим ворчанием. Рядом постанывал Алоизий.
– Что… черт возьми, что это было? – спросил Якоб, отдышавшись.
– Это? – Бартоломей вытер пот со лба. – Алан. Да не один, а сразу два. Если б я не подоспел вовремя, они бы загрызли тебя, как олененка. Дьявол! Может, и поделом было б тебе за твое любопытство!
– Алан? – Якоб старался не обращать внимания на угрожающий рык за дверью. – Что еще за алан такой?
– Наверное, прекраснейшая из собачьих пород, когда-либо созданных Богом. Сильные, отважные, с белоснежной шерстью, идеальные охотники, – Бартоломей глубоко вздохнул, голос у него стал куда мягче. – К сожалению, за последние столетия они практически вымерли. Остались только в испанских Пиренеях, да и тех совсем немного. Когда-то в древности аланы были бойцовыми собаками, и от них произошло большинство крупных пород. Доги, громадные молоссы, в том числе и мастифы, которых мы держим здесь для епископа… – Он показал в сторону загонов и гордо улыбнулся: – Но аланы самые крупные и сильные, величиной с теленка. Мне удалось вывести несколько особей…
Бартоломей с любовью посмотрел на сарай. Вместо рычания оттуда доносились визг и радостный лай. Похоже, собаки узнали голос хозяина.
– Брут, Демиан и Цербер. Вот моя настоящая гордость.
– Ты говорил, что в сарае их двое, – заметил Якоб. – Где же третий? Отвечай!
Бартоломей помедлил с ответом. Но потом лишь махнул рукой:
– Черт с ним, все равно ты рано или поздно узнал бы. Да третий сбежал. Бедняга Брут, самый крупный из них. Алоизий оставил дверь приоткрытой, когда кормил их, и глупая псина умчалась сквозь заросли.
Якоб вспомнил, как несколько дней назад увидел в лесу что-то большое и белое, вспомнил зловещий рык… По спине у него побежали мурашки.
– Хочешь сказать, по лесу шатается такая вот зверюга и рвет животных и людей только потому, что мой младший братец заделался собаководом? – спросил он, стараясь сохранять спокойствие.
Бартоломей закатил глаза:
– Я знаю, что ты имеешь в виду. Что Брут и есть тот оборотень. Многие так и решили бы, если б узнали о нем. Поэтому я держу это в тайне и разыскиваю его сам, с Алоизием. Мы уж и у реки искали, у старого охотничьего дома. В каждую нору заглянули. Должен же он где-то быть! Верно, Алоизий? Мы разыщем его. Если не сегодня, так завтра уж точно!
Он повернулся к своему помощнику. Алоизий, покорно кивнув, подошел ближе, по-прежнему кривясь от боли и потирая промежность.
– Поверь мне, Якоб, – чуть не с мольбой в голосе продолжал Бартоломей, – Брут не имеет никакого отношения к этим жутким историям! Да, может, он и задрал кое-кого из зверей и представляет опасность для одиноких путников. Но подумай же! Некоторые из жертв совершенно точно были убиты в городе, там же нашли их конечности. Брут просто не мог этого сделать! Как бы он попал в город? Кроме того, он сбежал всего неделю назад, а эти убийства начались гораздо раньше. Он где-то в лесу, поверь мне!
Якоб нерешительно кивнул. Похоже, Бартоломей говорил правду. Теперь становилось понятным, почему и он, и Алоизий старались не пускать его на задний двор. И почему Алоизий так подробно рассказывал о том, как трудно украсть собак епископа.
