Борис Акунин - Весь цикл «Смерть на брудершафт» в одном томе.

Технически опять-таки пара пустяков. Но это надо было делать раньше, на стадии проектирования. Теперь поздно. Эффект снова получится обратный: террористическая акция лишь уверит русское командование, что «Муромец» имеет большое стратегическое значение.

Вообще, чем больше будет шума и грохота вокруг воздушного корабля, тем хуже для дела.

Значит, третье.

Уязвимый кончик хобота у «Летающего слона» — колебания высокого начальства, которое а) консервативно и плохо разбирается в вопросах авиации; б) экономит деньги; в) делится на клики, фракции и группировки, у каждой из коих собственные интересы.

У «Ильи Муромца» наверху есть покровители, но есть и многочисленные влиятельные противники. Вот и нужно помочь этим славным людям одержать победу в их подковерной борьбе.

Первая же рекогносцировка в околоштабные круги определила время и место. Судьба воздушного корабля выяснится на авиационном смотре, который сторонники «Муромца» затевают специально, чтоб произвести впечатление на верховного главнокомандующего. Если сам Никник поддержит проект — все препятствия рухнут как по мановению волшебной палочки. Значит, нужно, чтобы многомоторный аэроплан великому князю не понравился.

У сложной задачи нашлось неожиданно легкое решение. Во всяком случае, таковым оно представлялось Зеппу издалека.

Попасть в Особый авиаотряд при имеющихся связях и навыках, да при общем дефиците пилотов будет нетрудно. А там можно устроить с помощью Тимо, мастера-золотые-руки, какую-нибудь техническую бяку, от которой «слон» во время демонстрации свалится прямо на чугунную башку его высочества. Нет, лучше где-нибудь поблизости, а то, не дай боже, вместо Никника назначат другого главнокомандующего.

Сказано — сделано.

Через шесть дней после того, как капитан фон Теофельс нашел у слона кончик хобота, в Особый авиаотряд прибыл рубаха-парень Миша Долохов со своим долговязым механиком. Осмотрелся, принюхался, наладил теплые отношения с начальством и товарищами.

И шапкозакидательское настроение скисло.

Секретная зона была близехонько, на краю летного поля. Близок локоть, да хрен укусишь.

Первые впечатления были неутешительны.

Объект охранялся всерьез, без обычной российской расхлябанности. Перед ответственным смотром меры безопасности наверняка еще больше усилятся. Проникнуть на территорию — не шутка. Деревянный забор — не Великая китайская стена. Подобраться к машине в ночь перед парадом и что-нибудь там нахимичить сложно, но можно. Однако, как вскоре выяснил Зепп, перед каждым вылетом «Муромец» подвергается тщательной двухчасовой проверке — по всем аварийноопасным узлам. По случаю смотра проверка наверняка будет усиленной. Каким бы мастером ни был чудесный Тимо, механики аэроплана все равно знают уязвимые места своей машины лучше.

Насколько легче работалось в России до начала войны или в самом ее начале! Русские были беспечны, как дети. Во время августовско-сентябрьского наступления штабы армий передавали по радио в корпуса и дивизии приказы открытым текстом… О где ты, утраченная невинность!

Парадокс: именно из-за того, что германская разведка очень хорошо работала, русские так быстро обучились осторожности.

Так что вблизи орешек оказался крепким. Сразу не раскусишь.

В офицерской столовой

Жизненный опыт Зеппа свидетельствовал, что самое слабое звено в любой системе защиты — человеческий элемент.

Капитан был убежденным гуманистом и очень любил своих братьев и сестер по биологическому виду. За полезность.

Мягкие, теплокровные, доверчивые создания, такие открытые всякому доброму слову и участливому взгляду, были восхитительно непоследовательны и алогичны. Попробуйте-ка вскрыть банковский сейф, не зная комбинации цифр. А человека погладишь там-сям, ущипнешь, пощекочешь, и он сам раскроется. Просто талант нужно иметь. Любить надо человека, вот что.

Поэтому Зепп сразу полюбил всех своих новых друзей, боевых соратников, с которыми, черт побери, вместе на смерть идти, защищать Родину от тевтонского нашествия.

Честно говоря, полюбить летунов полковника Крылова было совсем нетрудно. Это всё были забубённые головушки — молодые, веселые парни, как две капли воды похожие на немецких летчиков.

В Особом авиаотряде, как во всякой воинской части, имелось два отдельных помещения, дабы вкушать хлеб насущный. Только в обычном полку есть столовая для нижних чинов и офицерское собрание, а здесь разделение было по иному принципу: для «соколов», то есть для летного состава, и для «ужей» — то есть наземного персонала. Летуны между собой званиями не мерялись, только мастерством да удачей. В лучшем из деревенских домов, бывшей цукерне «Роскош», расположилась кантина для небесного люда, неважно — со звездочками на погонах или без. «Рожденные ползать» — адъютант отряда, командир зенитчиков, старший механик, военные чиновники — столовались в другом месте.

Но и в летчицкой кантине, как приметил Зепп, тоже соблюдалась своя иерархия. Часть залы, приподнятая на одну ступеньку и огороженная перильцами, пустовала. Там белел ослепительной скатертью какой-то особенно нарядный стол, украшенный вазой с цветами. За остальными столами прислуживали дневальные солдаты в фартуках, а у этого священнодействовала пухлая, миловидная кельнерша с кружевной наколкой на золотистых волосах.

— Для начальства? — спросил Теофельс у соседей.

— Для экипажа «Муромца», — ответили ему. — Эти аристократы у нас на особом положении.

После этого Зепп принялся разглядывать интригующий стол с удвоенным вниманием. Как, впрочем, и остальные новички. Воздушный корабль интересовал всех, и разговоры сначала тоже были исключительно о нем.

Кто-то рассказал (правду или небылицу — бог весть), что на первом «Муромце», еще мирного образца, якобы был спальный отсек и ватерклозет. Предполагалось, что самолет дальнего радиуса будет использоваться для полетов вдоль Северного морского пути. Совершил же он перед самой войной беспосадочный перелет Киев — Петербург.

Позавидовали многомоторности богатыря. Главная беда обычных аэропланов — отказ двигателя — «Муромцу» нипочем. У него аж четыре пропеллера, а лететь он может и на одном.

Обсудили новые баллистические таблицы, позволяющие кораблю осуществлять бомбометание с невероятной точностью, учитывая высоту, скорость и силу ветра. А 25 пудов бомбочек в одном сбросе — это вам не комар чихнул. Все равно что залп из орудий целого артиллерийского дивизиона.

Зепп сидел, наматывал на ус. Правда, вскоре общая беседа рассыпалась на несколько локальных, уже не имевших отношения к «Летающему слону». Гауптман умудрялся участвовать во всех сразу, то и дело поглядывая на аристократический стол — не появились ли «муромчане».

Разговоры были обыкновенные, летунские.

У кого лучше маневренность — у «ньюпора-4» или «фармана 22-бис». Правда ли, что французы начали ставить на аэропланы радиопередатчик, а немцы придумали, как стрелять из пулемета через вращающийся пропеллер. Будут ли в добавку к «столовым» и «квартирным» платить «залетные» по количеству летных часов. Еще обсуждали какого-то Карасева, который раньше был лихой пилот, но после аварии потерял сердце и все норовит увильнуть от полетов.

Агбарян с важным видом рассказал, что на Путиловском заводе для летчиков разработан противопулевой доспех из какой-то особенной закаленной стали. Прикрывает главным образом задницу и соседствующие с ней важные места. Изобретение было горячо одобрено всеми обедающими. Кто из летчиков не боится получить пулю в мужскую область при обстреле с земли?

За соседним столом, где сидела публика постарше, слушали бывшего генштабиста Ланского, который за время обучения на курсах летнабов успел стать большим патриотом авиации.

— …Это, господа, черт знает что, — негромко говорил рядовой, хмуря брови. — Все наши беды объясняются вульгарной нехваткой средств. В других странах военные министерства тоже экономят на самолетах, но там передовая общественность понимает значение авиации и периодически устраивает сбор средств в помощь военному флоту. Я специально интересовался цифрами. Немцы за прошлое лето собрали по подписке семь миллионов. Французы пять. А наши думские демосфены патриотствуют только на словах. Известно ли вам, сколько дал сбор пожертвований для «Муромца», устроенный в Петрограде? Сотрудники Военного министерства расщедрились на 3 рубля 44 копейки. Служащие канцелярии императорского двора отвалили до кучи 59 копеек. О прочей, менее ответственной, публике и говорить нечего… Не собрать денег для такого дела! Ох, Русь-матушка… Поскупилась вооружить богатыря. Кто же тебя защищать будет?