Господин следователь. Книга пятая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич
Но, если уж совсем откровенно, то привык я к Нюшке. А то, что моя невеста и ее родственники одобрили ее поездку вместе со мной — оно даже и лучше. Сам бы я не рискнул заводить разговор ни с Леночкой, ни с ее матушкой.
— А еще старые барыни вашу невесту услали, а между собой говорят — мол, если барин загуляет, то камердинер, как мужчина, его покроет.
— В смысле — загуляет?
— Ну, как, разве непонятно? — хмыкнула Нюшка. — Если вы по девкам непотребным пойдете, так камергер. камердинер, то есть, ни за что барышне не расскажет, куда хозяин ходил. Тут они между собой заспорили — Ксения Глебовна говорит, что если Иван Александрович по девкам пойдет, пусть Нюшка нам все расскажет, а Анна Николаевна считает, что рассказывать ничего не надо. Дескать — мужчине до свадьбы не возбраняется погулять, оно даже полезно.
— Анька, уволю, на хрен. Без выходного пособия.
— Иван Александрович, да разве я вас выдам? — заговорщически подмигнула мне Нюшка. — Гуляйте себе. Не я же за вас замуж собираюсь пойти, а Елена Николаевна. Главное, чтобы вы дурную болезнь не подцепили. Лечи вас потом. Как думаете, не стоит мне к доктору сходить, посоветоваться?
Убью, на хрен! Где мой револьвер?
Эпилог
Как-то незаметно подошел апрель. Скоро ехать в Москву, в университет. Почтовые кареты и поезда, пусть и ходят по расписанию, но накладок много. Есть еще и природные факторы. Казалось бы, чего проще, куда спешить? Сел вечером в вагон, лег спать, а проснулся уже в Москве. А тут, шиш, не доберешься. Нет у нас железной дороги и регулярное сообщение появится только в 1907 году.
Покамест, лучший вариант — доехать на почтовых до Вологды (два дня пути, но можно и за один уложиться), а там, по железной дороге, до Москвы. Но тоже проблема. Моста через Волгу нет и все пассажиры, добравшись до Ярославля, выходят из вагонов, переправляются через реку, потом пересаживаются надругой поезд, следующий до Москвы. Ничего, вроде и страшного. Летом лодочники перевозят, зимой по льду отправляйся — хоть сам иди, хоть извозчика нанимай. Но есть такая штука, как ледоход. В прошлом году лед на Волге уже в марте тронулся, а в этом зима что-то затянулась. Возможно, я и успею перебраться, а если нет? Прибыл, а лед взял, да и тронулся. И сколько я просижу на берегу? День, два? А если дольше?
Нет уж, лучше не рисковать. К тому же, ехать в Москву через Санкт-Петербург по времени получится столько же. На почтовых до столицы те же два дня, а поезд Санкт-Петербург-Москва идет часов двенадцать. В столице пробуду неделю, а потом, вместе с матушкой, отправлюсь в Москву.
Отъезд — это всегда муторно. А уж отъезд на долгий срок — особо муторно. Расставание с Леночкой — отдельная тема, душещипательная, о ней даже и говорить не стану. Замечу только, что при наших встречал мой сюртук становился мокрым, а ленточка ордена святого Владимира почернела от слез.
Вру. Не было ни мундира, промокшего от девичьи слез, ни прочего. Леночка, разумеется, переживала из-за моего отъезда, но держала себя в руках. Как-никак, сказывалось воспитание, когда дворянских деток, будь ты мальчик или девочка, учат не давать волю чувствам, к тому же — здесь эпоха, когда отъезд мужчины на длительный срок является нормой. И мой батюшка уезжал в длительные командировки, да и статский советник Бравлин в 1879 году отсутствовал почти полгода из-за служебных надобностей. Родственники невесты подробностей не говорили, но намекнули, что это было связано с участием в комиссии, рассматривающей чьи-то злоупотребления. Любопытно, конечно, что за злоупотребления? Чьи? И какого уровня комиссия? Авось, как-нибудь да узнаю.
А пока нужно «подчищать хвосты». Во-первых, служебные. Открытое мною дело по обвинению в убийстве господина Василевского мною же и закрыто. Да-да, это Лентовский только шутил — мол, «исправляющий некоторые обязанности помощника прокурора следователь станет только жалобы принимать», а на самом-то деле я теперь получил право направлять в суд свои собственные дела! Красота! Соответственно, сам же имею право закрыть дело, что не имеет права сделать обычный следователь. Так я и закрыл! Эх, что же я написал! А написал, что в данном случае имеет место так называемый казус, то есть, случай, когда господин Василевский не предвидел, да и не мог предвидеть результат собственного деяния, ввиду того, что покойная умышленно подготовила орудие убийства. Копию посмертной записки и допрос приказчика о том, что он опознал в актрисе покупательницу патронов, я вложил в дело, хотя это чистейшая формальность. Никто эту папку листать не станет, она укроется под кучей иных и прочих дел. Возможно, лет через сто какой-нибудь историк его и отыщет, покажет знакомому писателю или сам сядет за письменный стол. Роман не получится, но повесть — вполне.
И все довольны. И наши члены суда во главе с Лентовским, которым не нужно заседать на абсолютно ненужном процессе, и артисты, которых отпустили-таки домой.
Василевскому — исполнителю роли Карандышева, пришлось показать предсмертное письмо его напарницы по сцене, чтобы молодой человек не считал себя виноватым. Сумеет пережить — слава Богу. И как у него сложится артистическая карьера, отношения с коллегами — никому неизвестно.
Мужу покойной — Ипполиту Савельевичу Свистунову, вызванному телеграммой, я отдал украшения, принадлежавшие Марии Эккерт и ее прощальное письмо.
Когда Свистунов прочитал письмо, его глаза увлажнились, а потом он спросил:
— Господин следователь, а вы не могли бы его сжечь?
— Письмо предназначено вам, — улыбнулся я, пододвигая Свистунову подсвечник с горящей свечой.
Не знаю, зачем Иммануилу Савельевичу понадобилось жечь письмо именно в моем кабинете, зато бывший муж сможет похоронить несчастную актрису на Ярославском кладбище, рядом с могилами отца и матери. А я церковным властям не обязан докладывать о случившемся.
С этим делом покончено, теперь еще одно. То, что нужно было прописать «во-вторых». А во-вторых, мне следует написать и подписать у Лентовского прошение на отпуск «по личным делам». Вернее — четыре прошения. На «личные дела» можно взять отпуск не дольше месяца, а дальше требуется продлевать. Новую бумагу можно и по почте прислать, но Его Превосходительство, изрядно поднаторевший в бюрократических делах, предложил не полагаться на почтовую службу (запросто потеряют, забудут доставить), а сразу написать несколько штук. Пусть бумаги лежат у него, хлеба не просят, зато, в случае какой надобности (типа, проверки из Судебной палаты), все на месте. А кто станет исполнять мои обязанности? Кажется, это волновало только меня. Или Лентовский считает, что с моим отъездом в уезде прекратятся преступления? Впрочем, может и прекратятся. А если что — дернут сюда кого-то из моих коллег. Литтенбрант давно отдыхает, пора и честь знать. Медовый месяц прошел, пора и за службу.
Да, а с барахлом как мне быть? В мае–июне Наталья собирается продавать свой дом. Значит, в мое отсутствие здесь появятся новые хозяева. Возможно, они и не выбросят мои вещи, но лучше все упаковать и отправить на хранение в дом Десятовых. И откуда у меня столько барахла? Четыре сундука, три чемодана. А еще Нюшка упихала в две корзины мою собственную посуду, самоварчик и спиртовку с кастрюлей-кофеваркой. В дорогу возьму чемодан с одеждой и саквояж с самым необходимым. Много вещей в столицу не потащу — родители пропасть не дадут, но голым-то тоже не поедешь.
Еще забота — кто станет получать денежные переводы из редакции? Оставил почтмейстеру доверенность, чтобы все деньги, а также почта, поступающие на мое имя, переправлялись Абрютину. Назвался надворный советник моим другом — пусть теперь отдувается. Друзья для того и нужны, чтобы их использовать в своих целях.
Я волнуюсь, дергаюсь, окружающие тоже волнуются, переживают. И только Нюшка остается спокойной, словно атомный ледокол во льдах Арктики. Она, видите ли, готовит в Санкт-Петербург гостинцы. Я имел неосторожность сказать, что матушка выслала деньги на четырехместную почтовую карету, поэтому поедем мы в столицу не в плацкарте, а в СВ. В том смысле, что как баре. Лучше бы не говорил! В карете на двенадцать пассажиров только пару чемоданов бы удалось пристроить, в четырехместной — благодать! А теперь… Очень боюсь, что из-за Нюшкиных сборов и нам с ней места не останется.
