Поиск пути - Денис Старый
— Не говори со мной так! — жестко, смотря на князя Муромского, и не моргая, сказал Иван Ростиславович. — Силы у тебя не те. Ты обречен в творимой тобой же смуте. Что Изяслав Мстиславович, князь великий киевский, тебе сказал? Примириться, или биться, но отказаться от половцев и мордвы? Не гоже на русские земли вести инородцев. Так все было, князь, осерчал Изяслав из-за половцев? Так они пожгли все деревни у Киева, Переяславля и Вышгорода.
Ростислав Ярославович опешил. Он посмотрел на своего сына, на воеводу, который так же был рядом. В глазах князя читался вопрос: «Кто рассказал про письмо и отказ помогать от Изяслава Мстиславовича?» Прозвучавшая информация была крайне важна в политических раскладах, она многое решала в затеянной Ростиславом усобице. Если нет прямой поддержки от великого киевского князя, если имеет место быть пренебрежение мнением митрополита, то Муромский князь оказывается вне закона, без своей правды. Ну а тот, кто становится вне закона… Даже черниговцы могут прийти пограбить Рязань с Муромом.
— Кто тебе о том сказал? — выцедил из себя слова хозяин убогой избы.
Сюда, в это убогое строение, еле-еле поместились все участники переговоров и их приближенная охрана. В центре стоял лишь большой, грубо сделанный стол и две лавки по бокам. Лишь стулья, на котором восседали Ростислав и его сын Глеб были похожи на те, которые можно назвать приличествующими моменту. А еще эта гарь, от которой у всех начинала кружится голова. Лучше было вести переговоры с холодном помещении, чем в том, которое протапливается «по черному» из открытого очага.
— Ты послал следить за мной слишком ведующих о твоих делах ратников, — горделиво отвечал Иван Ростиславович, чуть выпячивая грудь вперед.
— Ты их убил? — спросил муромский князь.
— Нет, но спросил. Сделал так, как, уверен, и ты поступил с моими людьми. Не считаешь, что для разговора нужно было бы обменять твоих лазутчиков на моих людей? — воевода чувствовал, что немного, но перетягивает на себя первенство в переговорах, которые начинались с почти прямых оскорблений.
— Мне мои люди дороги, так и быть по сему, я отдам тебе твоих лазутчиков, а ты верни мне моих, — сказал Ростислав, сурово посмотрев на одного пожилого воина, что стоял рядом с ним.
Это ему, старшему сотнику князя муромского, Храпуну, была поставлена задача по сбору информации о Братстве. И старый воин провалил задание.
— Ты начал говорить о том, что я слаб, на то были направлены твои иносказательные речи. Но сколь силен ты сам, князь? У тебя менее тысячи дружины, которая не вся одоспешена и частью имеет только кистени, али копья. У меня шесть сотен воинов, все в кольчугах, иные с пластинами, при мечах, копьях, луках и самострелах. И это только мое воинство, — сказал Иван Ростиславович и чуть сдержался от ухмылки, когда понял, что муромскийкнязь не до конца понимал силы Братства.
Воевода Иван Ростиславович немного привирал. Не было у него шести сотен, пока не было. Всего в Братстве было пять сотен воинов и еще два десятка сверху. И то, шесть десятков были набраны их охочих отроков из числа беженцев. Этих новиков еще предстояло обучить. Но Иван Ростиславович посчитал за лучшее преувеличить свои силы, тем более, что его воинство, действительно, было вооружено не хуже, если не лучше, чем у какого князя-держателя достойного стола.
— У меня почитай семь тысяч воинов, — парировал словесный удар Ростислав Ярославович, так же преувеличив свои силы, но сразу же понял, что зря он так сказал.
Основную силу условно его воинства, получается, составляют пришлые. При этом обуздать половцев, которые зарятся и на мелкие деревни самого князя, насилуя дев и отбирая припасы, не получается. Три с половиной тысяч половцев просто могут обратиться против Ростислава Ярославовича и посчитать, что грабеж на рязанско-муромской земле — это лучше, чем погибнуть от грозной дружины ростовского князя Юрия Владимировича. А еще и мордва… эти чуть лучше, слушаются княжеского слова. Чаще, да, но так же проявляют своеволие, могут развернуться и уйти.
— Я не отдам Муром племянникам, — выкрикнул Ростислав.
— Отдай его своему сыну, — спокойным тоном, но с эмоциями, бушующими внутри, сказал Иван Ростиславовичем.
Именно сейчас он и собрался сделать предложение муромскому князю, от которого тот… может отказаться, вот только тогда Ростислав и его сын Глеб умрут.
— Я и так отдал Муром с Пронском своему сыну, — недоуменно сказал хозяин, смотря на своего сына Глеба.
— Ты отдал, но закрепиться так и не смог. Юрий против, Изяслав молчит, смуты не хочет. А я возьму твоего сына в Братство, тысяцким, вместе с наделом. Он признает наш Устав, станет христианским воином, как и его дружина. Дань брать буду, но малую, или вовсе испрошу земли, дабы посадить на ее какого своего витязя-брата-боярина, — озвучил предложение Иван Ростиславович.
Нужно Братству заявлять о себе, как о силе, пора уже показать намерения и масштаб. И делать это нужно не участвуя в боярских интригах, в которые Ивана Ростиславовича хочет втянуть тот же боярин Степан Кучка, но быть выше всего этого. Дружина самого Глеба Ростиславовича, как уже узнал воевода — это всего-то менее двух сотен ратных. Для усиления Браства — хорошее приобретение, но не такое уже и большое. А вот земли и сами города Муром и Пронск — вот они, да, нужны, если планировать начать отбирать степь у половцев, да и в целом для противостояния в регионе полезны будут.
— Мой сын? Воинствующий монах? Да я так и не понял, что это за Братство удумали. Латиняне свои Ордена создали, так то для натиска на Святые земли, но на Руси? Зачем оно? — спрашивал явно растерявшийся Ростислав Ярославович.
В голове у рязанского князя стали появляться мысли относительно того, как можно приручить, сделать своей такую большую силу, как Братство Андрея Первозванного. Если бы было предложено Глебу стать воеводой и руководить такой структурой христианской, то Ростислав уцепился бы всеми руками за подобную идею. Но быть на вторых ролях?.. если только не станет самого воеводы, ну и других тысяцких. И тогда? Перспективы
