Уральское эхо - Николай Свечин
– А хорошие его качества умеете разглядеть? Не все же воры и убийцы.
Лыков сам много думал над этим, и ему интересно было сверить свои мысли с умным человеком. И он ответил так:
– Народ у нас так себе, сказать по правде. Выпить любит, а работать – нет. В большинстве своем. Рядом с лентяями много и здорового, трудолюбивого и незлого люда. Вот только случись беда, пьяницы и лентяи забьют, заклюют работящих. Поскольку наглость агрессивна, и она сильнее доброты. Поэтому уголовные часто побеждают в отдельной стычке. И тогда надо, чтобы пришел такой, как я, и наказал зарвавшееся зло.
Фон Мекк слушал внимательно, он тоже хотел проверить себя.
– Беда в том, Михаил Карлович, что однажды такие, как я, не справятся с бесовщиной. Раз в сто лет зло взрывается подобно вулкану. Оно становится всемогущим. От нас с вами полетят перья. Боюсь, к этому идет.
– И что делать, Алексей Николаевич?
– Бороться. За наших детей и внуков, за страну. Хорошая ведь страна! А досталась дуракам и негодяям. Эта ваша буржуазная республика для русского человека вещь и впрямь непривычная. Традиции легальной политической борьбы, честного состязания за голоса выборщиков пока не устоялись в умах. Думе всего шесть лет, она еще в ребяческом возрасте. Потом, окраины! Они же разбегутся, как только упадет корона…
– Черт с ними, пусть уходят, – проворчал фон Мекк.
– Вовсе не черт! – возразил Лыков. – Нам же с ними жить бок о бок, они станут нашими соседями. Польша, Финляндия – первые кандидаты на независимость. А дальше могут потянуться прибалтийские народы, кавказские, даже Малороссия.
Делец хмыкнул насчет Малороссии, но промолчал. Сыщик заступился за нее:
– Захотят – надо дать им попробовать. Если у них не заладится, сами к нам вернутся. Главное – не заставлять, не удерживать силой. Иначе язва как с поляками, на столетия, с кровью и взаимной злобой.
– Без Малороссии Россия перестанет быть великой державой! – вспыхнул Михаил Карлович.
– А зачем нам быть великой державой такой ценой? Если оставаться тюрьмой для народов, настоящего величия не достичь. Все силы государства уйдут на подавление недовольства. А их надо тратить на улучшение жизни людей. На строительство школ и больниц, на железные дороги – тут спасибо вашей деятельности. У нас во многих городах нет хорошей питьевой воды! Канализации нет! А грамотность? Мужики начинают читать и писать только в армии. Женщинам служить не положено, и они остаются темными. Темным человеком легче манипулировать, и власти это нравится.
Алексей Николаевич сам понял, что его несет, но не мог остановиться:
– Надо выстроить такую Россию, богатую, щедрую и свободную, чтобы соседние народы хотели влиться в нее добровольно. А мы бы думали, брать или еще погодить… И чтобы больше никаких монархий под любым соусом. Выборность вождей. Пусть народ решает, хорошо ли этот атаман, президент, премьер выполняет свою работу. Если плохо – переизбрать. А то в России традиции уж очень нехорошие. Назначим кого-то вождем, и вроде бы как на честных выборах. А ему понравится сидеть на троне, и он начнет цепляться за него. Народ-де еще не созрел, я тут еще немного посижу, подтяну и улучшу, не все успел, дайте мне время, не скоро сказка сказывается… Власть – ржавчина. Она разъедает даже приличного человека. А туда полезут политики, люди по определению аморальные. Ради власти настоящий политик готов на все. А настоящий – это всегда бессовестный. Нужен общественный контроль за ними. Вот так я сижу и рассуждаю, Михаил Карлович. А потом сам себя одергиваю: реальны ли мои предложения, достижимо ли это в нашей державе?
Фон Мекк вздохнул:
– Выстроить Россию богатую, щедрую и свободную… И чтобы людям в ней жилось хорошо. Э-хе-хе… «Жаль только – жить в эту пору прекрасную уж не придется – ни мне, ни тебе». Так?
– Возможно, что и так. В светлом будущем я не уверен. А вот в том, что нам с вами скоро придется хлебать горе полной ложкой, если не половником, – в этом уверен. Подумайте о детях и внуках.
В последний день пребывания в Екатеринбурге Лыков покупал подарки. Супруга его была неравнодушна к драгоценностям, и сыщик приобрел для нее малиновые шерлы[104] редкой красоты, какие добываются лишь в Шайтанских копях. Добавил к ним уральских же александритов и синих топазов. Алексею Николаевичу повезло: в магазине Нурова он смог найти уникальный фенакит[105] – крупный, с розовым отливом. То-то Ольга Дмитриевна обрадуется… Еще сыщик купил браслет из змеевика – для своей подруги-жевешки[106] – и спрятал его поглубже в чемодан. Глаза у врачихи были зеленые – как раз подойдет. Для себя командированный взял шкуру черного волка (тоже большая редкость) и забавную спичечницу в виде мухи работы Кусинского чугунолитейного завода.
А 5 сентября два сыщика простились с Екатеринбургом и сели в поезд до Перми. Следовало отметить командировочные предписания у губернатора и сделать ему последний доклад. Разговор не занял много времени. Иван Францевич обходил острые углы вроде перевербовки Обергауза и роли в ней загадочного Проферансова. Он поблагодарил питерцев за службу и предложил ехать в Петербург в его вагоне – начальник губернии через сутки отбывал по делам в столицу. Сыщики охотно согласились. Все-таки старший брат начальника Московской сыскной полиции и приличный человек.
Алексей Николаевич воспользовался паузой и повез помощника в Мотовилиху. Именно там началась вся история: атаман Лбов, его пропавшая казна, недобитки и растерянность властей. В здешних горах до сих пор отзывалось эхо его выстрелов. И до сих пор находили подвешенные к соснам винтовки, в смазке и с патронами…
Мотовилиха представляла собой большое селение в четырех верстах от Перми вверх по течению Камы. Оно располагалось на левом берегу, при впадении в Каму речки Мотовилиха; с другой стороны его поджимало полотно железной дороги. Шестнадцать тысяч жителей все так или иначе были связаны с казенными Пермскими пушечными заводами. Сначала это был медеплавильный завод, поставлявший медь на Екатеринбургский монетный двор. Но месторождение истощилось, и его переделали в пушечный. Помимо артиллерии, там выпускали еще котельное и сортовое железо, инструментальную сталь, машины и котлы, строили речные пароходы.
Сыщики беспрепятственно прошли по полицейским билетам в сам завод, и Лыков показал Сергею знаменитый пятидесятитонный молот. Один из самых сильных в мире, он давал удар в сто тысяч пудов. Пришлось соорудить под ним фундамент в шестнадцать саженей. Еще гости осмотрели двадцатидюймовую пушку на площади перед главной проходной. Ее изготовили в одном экземпляре для морского ведомства и на испытаниях сделали без повреждений триста выстрелов. Но меткость чудовищное орудие
